Проект «Ворожея»

Чередий Галина Валентиновна

Я посмотрел на всех присутствующих в коридоре и покачал головой. Вот же свезло мне, так свезло, теперь я прямо центр внимания всего отдела! То-то же еще по мне пройдутся все кому не лень. Хотя похрену мне. Гораздо важнее, что мне делать с этой Владой несуразной и всем от нее услышанным? Поверить? Забыть? Или проверить? Но как?!

Глава 5

Я быстро выписал повестку беременной мадам Сысоевой, которая вроде успокоилась, но, поняв, к чему идет, опять начала делать лицо невинной страдалицы в окружении злобных монстров, дрожать губами и лить бесконечные слезы. И все это под аккомпанемент воплей ее мужа, перечислявшего куда, кому и сколько раз он на меня пожалуется и как меня за это потом нагнут. Приходилось мне такое слышать частенько раньше, и обычно все эти сотрясения

воздуха никак меня не задевали, но сегодня от каждого визгливого звука в голове уже стало отчаянно пульсировать, и я едва сдерживался, чтобы не наорать на обоих. Такое чувство, что ей путевку прямиком на Колыму выписывал, а не требовал явиться для опроса через пару дней! Хуже всего, что меня сейчас в одинаковой степени бесили обе бабы: и эта Сысоева с ее истерикой, и госпожа экстрасенс с чрезмерной реакцией. А больше я сам, потому как, считая все сверхъестественные штуки полной хренью, все равно сейчас невольно поддавался ведь на это, выписывая долбаную бумажку.

Василий вернулся, едва громкая парочка покинула кабинет, причем один.

– И где? – спросил я, мотнув головой в сторону двери.

– Влада сказала, что ей в нашу бухгалтерию надо, – сообщил помощник, – оформить там чего-то официально.

Может, это и к лучшему, потому как у меня сейчас было навязчивое желание вызвериться на кого-то.

– Кстати, – вспомнил я, – мне тоже надо к начальству. Как я, собственно, должен пришивать к делам все эти откровения мистические, мать их?

Я уже почти вышел, а потом меня посетило.

– Васек, ты догони этих Сысоевых и попробуй фото дамочки сделать. В идеале незаметно, а там как получится. У нас ведь ее снимка нигде к делу не прилагается?

Василий покачал головой и без лишних вопросов помчался, обгоняя меня, по коридору. Вот люблю этого парня прямо. Никаких тебе «зачем-почему» и «в мои обязанности это не входит», сказал – он пошел и сделал.

Шефа на месте не застал и, через силу рассеянно поулыбавшись на откровенный флирт его секретарши, сбежал, едва она от томных взглядов перешла к вопросам о госпоже Владе. Вот теперь такая петрушка на каждом же шагу меня ждет!

Василий вручил мне отсканированную и напечатанную фотку милого личика мадам Сысоевой вполне приличного качества. Я всмотрелся в снимок и поразился резкому контрасту между нежными, почти кукольными чертами лица и жестким, холодным взглядом огромных глаз, из которых тут пролилось столько слез. Теперь я не видел и намека на первоначальный трогательно-невинный образ. Такое чувство, что он был только очень тщательным камуфляжем, но, один раз сумев заглянуть под него, уже перестаешь его замечать, больше он не работает. А может, просто я все-таки поддался на фокусы этой Влады и активно дурачил сам себя, выискивая в обыкновенном фото то, чего там вовсе нет! Кто сказал, что Сысоева убийца? Это доказано и подкреплено уликами и документами, которые примут в суде? Черта с два! А значит, все это домыслы и фантазии, не имеющие связи с реальностью! Я метнул недовольный взгляд в сторону стула, на котором до этого располагалась возмутительница моего спокойствия.

– Влада заходила, чтобы узнать, будут ли еще сегодня проводиться какие-то действия, – перехватив мой взгляд, сообщил Василий. – Я ей ответил, что нет, и она сказала, что домой пойдет.

Я одновременно вздохнул с облегчением, так как ее присутствие постоянно напрягало меня, заставляя краем глаза отслеживать каждое движение и мельчайшую гримасу, и в то же время опять испытал необъяснимое раздражение. Не могла дождаться и спросить у меня лично? Старший тут как-никак я, а не Василий! И даже дело не в том, кто тут главнее, а в том, что у меня вообще-то куча вопросов, а она взяла и ушла.

Сгоняв Василия за бутербродами, я засел за дело моего маньяка. Снова и снова я просматривал все документы, фото тел и улик, воскрешал в памяти то, что не было отражено в отчетах. Прогонял все в голове по кругу, выискивая, может, хоть какую-то деталь, которую упустил раньше, хоть что-то, что позволит мне сдвинуться с мертвой точки.

Тела обнаружены в местах, где редко бывали люди, но при этом не настолько уединенных, что найти их могли бы только по чистой случайности. Возможно, ублюдок не хотел, чтобы их изуродовали бродячие животные и сильно затронуло разложение. Плюс не было следов волочения, небрежного обращения. Он доставлял их, тщательно и бережно обернув в чистую пленку, и укладывал аккуратно, а не просто швырял как придется. Это может говорить о некой привязанности или особой извращенной заботе о жертвах, но может и о собственном его тщеславии. Вероятно, Санек прав, и эти рисунки, что придурок вырезает на телах, являются предметом его гордости, а значит, ему хочется, чтобы их оценили во всей красе, а не когда творение будет испорчено случайными обстоятельствами. Кто их, психов, разберет? Я помял переносицу, пытаясь хоть как-то избавиться от головной боли. Удачи мне в этом, конечно. Прихлебывая остывший уже чай и давясь заветренными бутербродами, вздохнул.

– Завтра надо самим купить колбасы и хлеба и наделать бутеры, – буркнул Василию. – Как они вечно умудряются их засушить?

Василий ответил только угуканьем и пожиманием плечами с набитым ртом, не отрываясь от монитора. Он по моему указанию поднимал инфу по этому боди-арту и всем пришибленным искусством индивидуумам, практикующим его у нас в городе. Естественно, наш маньяк всегда может оказаться гастролером, но почему тогда все три тела оставил у нас и относительно недалеко друг от друга? Поэтому начнем с местных.

Так, что у нас еще есть? Следов длительных истязаний нет. У меня за годы работы уже выработалось особое чутье, безошибочно говорящее мне, пережила ли жертва перед смертью сильное физическое и моральное страдание. Даже умиротворение, которым обычно накрывает лица людей после смерти из милосердия природы над еще живущими, не могло обмануть меня. И наличие или отсутствие внешних повреждений тоже не основной для меня показатель. Человечество давно научилось причинять себе подобным страшные муки, не оставляя следов на поверхности. И я, может, и не хотел бы, да все равно всегда ощущал некий отзвук, что ли. Никакой гребаной мистики, просто в голове будто загоралась шкала, на которой четко высвечивалось, какую степень боли случилось испытать потерпевшему. Так вот, в этом деле, несмотря на абсолютно неоспоримое наличие всех повреждений, мой болеметр не срабатывал. Просто вообще. Так, словно эти женщины умерли в благости и покое, тихо отойдя во сне! И это при том, что все экспертизы подтверждали одно и то же – никакой известной наркоты в них нет! Конечно, всегда остается вероятность применения еще незнакомых нам веществ, потому что приходится признавать неприглядные реалии – криминальные гении от химии работают гораздо быстрее и креативнее, чем наши специалисты. Да и не ограничены они ни в средствах, ни всякими нормами и правилами. В любом случае надо поболтать с коллегами из наркоконтроля, может, узнаю, чего еще нет в официальных отчетах.

Дальше. Нет признаков истощения и обезвоживания, нет грязи под ногтями, ссадин, синяков, говорящих о длительном содержании где-то и попытках выбраться. Или этого не было, или он кормил-поил и поддерживал каким-то образом их в состоянии покоя, потому как отметин, свидетельствующих о связывании или прочей фиксации, тоже не наблюдалось.

У него явно так же нет определенного типажа внешности жертвы, потому что все три были разными. Ничего общего ни в возрасте, ни в цвете волос, ни в фигуре, вообще ни в чем, на мой взгляд. Единственное, что объединяло всех женщин, – мы не могли установить их личности и найти хоть какую-то родню. Их никто не искал, и это несмотря на то, что они не выглядели бродяжками или проститутками, судьба которых безразлична всем окружающим. Но, однако же, факт оставался фактом – за три месяца с момента первого убийства никто не пришел и не заявил, что он знает, чье тело лежит в нашем морге. С одной стороны, это меня ужасало, а с другой, совершенно четко обрисовывало картину нашей действительности. Мы стали одиночками. В самом прямом смысле этого слова. Мы распускаем слюни по поводу, что все вокруг стали бездушны и эгоистичны, но сами безразличны к окружающим и даже самым близким. Живем, питая только свой собственный внутренний мир и едва замечая всех, кто с ним соприкасается, и совершенно исключая из поля зрения остальных.

Ах, да, еще одно совпадение. Первое и последнее убийство пришлись на полнолуние, но вот второе нет. Так что тут тоже пока никакой закономерности.

Ну, вот и как мне, исходя из этих всех данных, создать мало-мальски стройную логическую схему его поведения?

Звонок шефа выдернул меня из раздумий об устройстве бытия в целом и моих рабочих трудностях в частности.

– Чудинов, зайди! – коротко гавкнул тот в трубку.

– Ну что? – многозначительно спросил он, когда я вошел, и мрачно кивнул мне на стул.