Проект «Юпитер»
Шрифт:
Вокруг стола стояло двадцать стульев. Мендес показал Джулиану, куда садиться, а сам сел рядом.
— Может быть, вам будет проще подключиться первому, — предложил он. — А мы будем присоединяться по одному, чтобы вы могли получше познакомиться с каждым.
— Да, конечно, так будет лучше. — Джулиан понял, что эта процедура уже наверняка повторялась здесь не один раз и все было отработано до мелочей. Он посмотрел на анемоны и подключил разъем к своему имплантату.
Мендес подключился следующим, коротко поприветствовав Джулиана безмолвным «Салют!». Связь была странной, необычайно мощной — Джулиану никогда раньше не приходилось ощущать настолько полное соединение. Впечатление создавалось потрясающее — как человека, впервые в жизни увидевшего море. Это и в самом деле было в чем-то похоже на море — сознание Мендеса нахлынуло
Джулиан попытался поделиться с Мендесом своими впечатлениями и все возрастающим беспокойством — теперь он уже совсем не был уверен в том, что сумеет вместить в себя хотя бы еще одно такое же бездонное сознание, а не то что целых пятнадцать за раз. Мендес сказал, что, когда их станет больше, будет немного полегче, и тут, словно в подтверждение его слов, как раз подключился Камерон.
Камерон был старше Мендеса. Он одиннадцать лет служил в профессиональной армии перед тем, как записался добровольцем в этот проект. Он обучался в снайперской школе в Джорджии и умел поражать любые цели на дальнем расстоянии из самых разных видов оружия. Чаще всего Камерон использовал «маузер ферншиссер», из которого можно было попасть в человека из-за угла или даже из-за линии горизонта. На его счету было пятьдесят два убийства, и чувство вины за каждого из убитых им людей, и еще одно глубокое чувство сожаления и скорби о человечности, потерянной когда-то вместе с первым прицельным выстрелом. Еще Камерон помнил радостное возбуждение, которое охватывало его в те времена после каждого удачного выстрела. Он воевал в Колумбии и Гватемале и сразу же проникся воспоминаниями Джулиана о днях, проведенных в джунглях, — Камерон воспринял и осознал эти ощущения буквально за одно мгновение.
Мендес тоже оставался на связи, Джулиан постоянно ощущал его присутствие и одновременное общение с Камероном. Мендес с интересом наблюдал, как бывший солдат воспринимает новый контакт, как отзываются в нем воспоминания Джулиана. Слияние с сознанием Камерона показалось Джулиану не таким необычным, непривычными были разве что скорость и полнота воссоединения. И еще Джулиан понял, почему, чем больше людей сразу подключится, тем легче будет воспринимать их мысли и воспоминания: вся информация и так уже была здесь, но теперь стало легче концентрироваться на разных ее частях — когда появилась возможность рассматривать их с разных точек зрения, и впечатления Мендеса можно было сравнивать с впечатлениями Камерона.
Следующей подключилась Тайлер. Она тоже была когда-то убийцей — безо всякого сожаления убила троих человек в течение года за деньги, которые потратила потом на наркотики. Это было как раз перед тем, как в Штатах вышли из обращения наличные. Ее поймали при обычной проверке, когда Тайлер пыталась эмигрировать в страну, где были в хождении бумажные песо, за которые можно было без проблем достать подходящие наркотики. Тайлер совершала преступления, когда Джулиана еще не было на свете, и хотя она не снимала с себя моральной или судебной ответственности за свои противозаконные деяния, сейчас можно было с полной уверенностью сказать, что эти преступления совершила совсем другая личность. И воспоминания о прожженной наркоманке, которая заманила в постель троих торговцев наркотиками и убила их по заказу их же собственного босса, превратились в обычную мелодраматическую историю, вроде сериала, какие показывают каждый день по каналам головидео. Что же касается более мирной части ее жизни, в ней Тайлер всегда ощущала себя одной из Двадцати — так они привыкли себя называть, называли по сей день, несмотря на то что четверо из них уже умерли. Тайлер занималась посредничеством при банковских операциях, она обменивала бартером, покупала и продавала всевозможные товары в самых разных странах мира, и входящих в Альянс, и поддерживающих нгуми. Имея в распоряжении свой собственный нанофор, Двадцать вполне могли безбедно прожить безо всяких денег, — но когда нанофор затребует, к примеру, стакан празеодимия, неплохо бы иметь под рукой несколько миллионов рупий. А Тайлер могла купить нужное вещество безо всякой никому не нужной бумажной волокиты.
Когда Джулиан немного привык, справился с новизной впечатлений, стали подключаться и остальные — быстрее, чем раньше, или, может быть, Джулиану так показалось.
Когда все пятнадцать мужчин и женщин по очереди познакомились с Джулианом, перед ним с неожиданной ясностью открылась новая сторона огромной, но теперь уже не бесконечной картины их общего сознания. Когда все их сознания слились воедино, океан стал больше напоминать внутреннее море, окруженное линией берегов — огромное, глубокое, но все же вполне пригодное для плавания, благодаря хорошим лоцманским картам.
И они плавали все вместе — как показалось Джулиану, несколько часов подряд — всецело поглощенные безмолвным исследованием этих обширных просторов. Единственный посторонний человек, с которым Двадцать подключались раньше, был Марти. Марти был для них кем-то вроде крестного отца, он воспринимался несколько отчужденно из-за того, что до сих пор подключался с Двадцатью только в одностороннем порядке.
А Джулиан оказался настоящей сокровищницей самых разных повседневных подробностей. Они с жадностью впитывали его впечатления от Нью-Йорка, Вашингтона, Далласа — за прошедшие годы каждый город изменился почти до неузнаваемости в социальном и технологическом плане благодаря политике Всеобщего Благоденствия, основанной на работе нанофоров. А о нескончаемой войне с нгуми нечего и говорить.
Девять из подключившихся, которые раньше были солдатами, откровенно изумились, узнав, во что теперь превратились механические солдатики. В исследовательской программе, в которую они когда-то записались добровольцами, примитивная боевая машина представила собой не более чем железного болвана с одним-единственным лазером, встроенным в палец руки. Эти предшественники нынешних солдатиков могли только ходить, приседать, ложиться и открывать двери с не очень сложными замками. Из новостей все, конечно, знали, на что способны теперь наши солдатики. А трое из двадцати даже были фанатами-«боевичками». Они не могли, конечно, ездить на встречи «боевичков», зато внимательно следили за действиями боевых групп по новостям и просматривали кристаллы и ленты с записями механиков. Однако все это ни в какое сравнение не шло с реальным двусторонним подключением с настоящим механиком.
Джулиан даже смутился, почувствовав их воодушевление, но с радостью разделил ответные чувства, пришедшие по обратной связи, — их позабавило его смущение. Такая обратная связь была знакома ему по работе в боевой группе.
По мере того, как Джулиан привыкал к необычной полноте и яркости ощущений, сами ощущения становились все более и более знакомыми и понятными. Дело было не только в том, что эти Двадцать так много времени провели вместе. Все они были люди в возрасте, и каждый прожил довольно долгую жизнь. В свои тридцать два Джулиан был на несколько лет старше любого из своей боевой группы, а у всех механиков его группы вместе было чуть меньше трех сотен лет жизненного опыта. Общий жизненный опыт Двадцати намного превышал тысячу лет, и большую часть этого срока они провели в молчаливых размышлениях, в подключении.
У них не было того, что называется «групповым сознанием», но все же эти люди были гораздо ближе к такому состоянию, чем боевая группа Джулиана. Они никогда не спорили, разве что ради развлечения. Они были мягкими и спокойными. Они были человечными.. Но при всем при этом — можно ли было безоговорочно считать их людьми?
Этот вопрос не давал покоя Джулиану с тех самых пор, когда Марти впервые объяснил ему, что представляют собой эти Двадцать. Может быть, война — неизбежное порождение природы человека? Может быть, для того, чтобы избавиться от войн, нам придется стать не совсем людьми, а чем-то иным?
Остальные почувствовали, что его беспокоит, и ответили: «Нет, мы по-прежнему нормальные люди, с какой стороны ни посмотри. Человеческая природа изменчива, и сам факт того, что мы пользуемся рукотворным инструментом для направления этих изменений — это и есть самое главное доказательство нашей человечности». — «Если только мы — не единственная разумная раса во Вселенной, обладающая достаточными технологиями», — заметил Джулиан. «В таком случае у нас просто не может быть никаких доказательств обратного». — «Может быть, наше собственное существование и есть то самое доказательство? Мы — первые существа, поднявшиеся в своем развитии настолько, чтобы задействовать кнопку перенастройки Вселенной. Кто-то ведь должен сделать это первым».