Проект «Юпитер»
Шрифт:
Так все и тянулось — то с одной стороны, то с другой, до того времени, когда был создан проект «Юпитер». Кольцо Джонсона позволяло воспроизвести состояние, в котором Вселенная находилась спустя одну десятую секунды от начала рассеивания. К тому времени облако частиц уже с огромной скоростью разлетелось от изначальной исчезающе малой точки и достигло размеров, примерно в четыре раза превосходящих нынешние размеры земного шара.
Проект «Юпитер» — если он сработает — сможет вернуть нас к тем временам, когда Вселенная была не больше горошины и состояла из загадочных частиц, которых больше не существует в природе. Это будет машина, по многим параметрам превосходящая все, что создавалось когда-либо ранее,
У директора проекта «Юпитер» над столом висит картинка из мультфильма почти столетней давности: Микки-Маус в костюме волшебника стоит, разинув рот, совершенно обалдевший, и смотрит на бесконечную вереницу безмозглых веников, марширующих мимо него из открытой двери.
Я поспал пару часов и внезапно проснулся, обливаясь потом от страха. Я не запомнил, что именно мне приснилось, но после этого сна у меня осталось ощущение жуткого головокружительного падения. Такое уже случалось со мной раньше, и не раз, всегда на первый или второй день после дежурства.
Некоторые из наших механиков вообще не могут нормально спать, когда не подключены к машинам. Такой сон дает ощущение полной темноты, абсолютного отсутствия всяких мыслей и ощущений. Практически то же самое, что и смерть. Но после такого сна просыпаешься расслабленным и отдохнувшим.
Я провалялся на кровати еще с полчаса, стараясь заснуть. Но ничего не вышло — и я бросил это гиблое дело. Пошел на кухню и сварил себе кофе. Вообще-то, надо было бы поработать, но до вторника я не получу никаких бумаг, а отдел исследований запросто мог подождать до завтрашнего утреннего собрания.
Пора возвращаться в реальный мир. В Кембридже я совершенно отстранился от всего этого. Я подошел к рабочему столу Амелии и послал запрос на свой информационный модуль.
Он насмеялся надо мной и первым делом подсунул мне развлекательные журналы. Я перелистал два десятка страниц всяких комиксов и прочитал три колонки в газете, которая по определению не должна была иметь ничего общего с политикой. И все же одна из статей оказалась злобной сатирической заметкой о событиях в Центральной Америке.
Я нисколько не удивляюсь, что большая часть новостей в мировой прессе так или иначе затрагивает тему Центральной и Южной Америки. На Африканском Фронте пока без перемен, там все попритихли после того, как мы год назад сбросили ядерную бомбу на Ман-Деллавиль. Наверное, собираются с силами и прикидывают про себя, какой наш город взлетит на воздух следующим.
Нашу небольшую вылазку нигде даже не упомянули. Две группы солдатиков разнесли вдребезги городки Педра Сола и Игатими, в Уругвае и Парагвае — предполагаемые места базирования партизан. Мы, конечно же, заблаговременно предупредили правительства этих стран и заручились их согласием на проведение миссии — и, конечно же, среди гражданского населения там никто не пострадал. Если кто погиб — значит, он был партизаном. Они говорят: «La muerte es el gran convertidor» — «Смерть — великий волшебник», в смысле, умеет превращать одно в другое. Это с равной вероятностью могло быть и правдой, и мрачной насмешкой над нашим учетом потерь. Мы убили с четверть миллиона народу в Америках и еще один бог знает сколько —
Еще в газетах были обычные деловые сообщения из Женевы. Наши враги настолько разобщены и многочисленны, что им никогда не удастся вовремя собраться всем вместе. И кроме того, лично я глубоко убежден, что некоторые из этих партизанских лидеров — наши же ставленники, которым было велено делать все, как надо, но у них не получилось — и вот результат.
Впрочем, они там, в Женеве, пришли наконец к соглашению относительно ядерного оружия: начиная с этого момента ни одна из сторон не вправе его применить иначе как в качестве меры возмездия в ответ на ядерный удар противника. Хотя нгуми по-прежнему не желают признавать своей ответственности за Атланту. Что нам было по-настоящему нужно — так это соглашение соглашений: «Если мы что-нибудь пообещаем, мы не откажемся от своих обещаний, по крайней мере, в течение следующих тридцати дней». Но на это почему-то ни одна из сторон не согласилась.
Я выключил комм и порылся у Амелии в холодильнике. Пива не было. Ну что ж — сам виноват. Опять же, немножко свежего воздуха мне не повредит, так что я закрыл дом и покатил к воротам университетского городка.
Дежурный сержант-охранник проверил мои документы и заставил подождать, пока он позвонит по телефону и сверит данные. Двое его приятелей все это время стояли рядом, опираясь на винтовки, и самодовольно ухмылялись. Кое-кто из обычных солдат смотрит на механиков свысока, потому как мы, дескать, воюем «не по-настоящему». Они забывают, что мы служим дольше их, и уровень смертности среди механиков выше, чем в любом другом роде войск. Забывают, что благодаря нам им не приходится «по-настоящему» лезть в самое пекло.
Ну, конечно, для кое-кого из них важнее совсем другое: мы ведь мешаем им выслужиться, не даем показать, какие они герои. «Миру нужны всякие люди», — говаривала моя мама. Армии — тоже, но в меньшем количестве.
Сержанту наконец пришлось признать, что я — это я.
— Оружие есть? — спросил он, заполняя мой путевой лист.
— Нет. Днем я хожу без оружия.
— Похороны за свой счет, — сказал сержант. Он аккуратно сложил путевой лист пополам и протянул мне. На самом деле оружие у меня было — армейский выкидной вибронож и маленькая «беретта» — лазерный пистолет. А этому парню придется когда-нибудь оплачивать свои собственные похороны, раз уж он не может определить, вооружен человек или нет. Я отсалютовал его приятелям одним поднятым между глаз пальцем — обычное приветствие солдат действительной службы — и поехал по своим делам.
Возле ворот крутилось несколько проституток. Одна как-то нервно подергивалась, и голова у нее была обрита наголо. Но для бывшего механика эта девица была слишком старой. Всегда удивляюсь таким. Она, конечно, сразу же меня заметила.
— Эй, Джек! — проститутка вышла на дорожку и не дала мне проехать. — Могу предложить кое-что как раз для тебя.
— Как-нибудь в другой раз, — сказал я. — С виду ты вроде ничего, — на самом деле она была страшная, как смерть. Лицо, да и все тело у нее было какое-то осунувшееся и потасканное. И, судя по вечно красным белкам глаз, эта мамзель частенько прикладывалась к бутылке.
— Тебе — за полцены, лапочка!
Я покачал головой. Она вцепилась в руль моего велосипеда.
— Ну хоть за четверть цены! Я так давно не делала этого в подключении…
— Я не занимаюсь таким, когда подключен, — я почему-то разоткровенничался — отчасти. — Во всяком случае, с незнакомками.
— И долго бы я тогда оставалась для тебя незнакомкой? — в ее голосе звучала откровенная мольба.
— Извини, — я свернул с дорожки на траву. Если я еще хоть немного здесь задержусь, она начнет предлагать деньги мне!