Проективный словарь гуманитарных наук
Шрифт:
Вопреки расхожему представлению о том, что создание новых слов – дело поэтов и писателей, гуманитарная мысль даже более глубинно втянута в этот процесс, более зависима от способности языка образовывать новые понятия, которые содержали бы квинтэссенцию данного метода или системы. Неологизм – итог движения мысли, которая проходит через множество ступеней доказательства, развертывается в многотомных словесных построениях – чтобы в конце концов не найти лучшего воплощения, чем в одном-единственном слове, которое увековечивает мысль, как знак ее пребывания в самом языке, а не просто в отдельных текстах. Слово «идея», возведенное Платоном в философскую категорию («обобщенный умопостигаемый и бытийствующий признак»), уже навсегда вобрало в себя мысль Платона, – и тот, кто пользуется этим термином, вольно или невольно становится платоником, даже если он придерживается антиплатонических взглядов. Язык обслуживает самые разные мировоззрения, которые только потому и могут вступать в спор, что говорят на общем языке. Мысль Вл. Соловьева или М. Бахтина трудно представить вне тех словесных построений, которые они вводили в русскую гуманитарную мысль: «всеединство», «Богочеловечество», «софиология», «многоголосие»,
Автоматизация метода и языка – главный враг мышления. Термины исследования могут рождаться из него самого, из уникальности его предмета, в самом процессе мышления о нем, а не браться готовыми из иных источников. Драма рождения нового термина есть одновременно и борьба с автоматизацией теоретического языка.
Гуманитарные науки, как и любые дисциплины, не могут развиваться без обновления своей концептуально-терминологической системы. Именно жанр проективного словаря представляется наиболее прямой и емкой формой для изложения новых концептов и введения их в научное и общественное сознание.
В философии ХХ века, особенно его второй половины, преобладала лингво-аналитическая ориентация, в разной степени характерная и для европейского структурализма и постструктурализма, и для англо-американской аналитической традиции: анализ повседневного, научного и собственно философского языка, его семантических, грамматических и логических структур. Все гуманитарные науки в ХХ веке так или иначе развивались под знаком этого «лингвистического поворота». Данная тенденция сохраняется и сейчас, но внутри нее происходит новый поворот: от анализа к синтезу языка, к системному построению новых понятий и терминов, что обещает придать гуманистике более творческий характер в XXI веке. Теперь как никогда свежо звучит призыв Ф. Ницше: «Философы догадываются только напоследок, что они не могут уже больше пользоваться готовыми понятиями, не могут только очищать и выяснять их, но должны сначала создать, сотворить их, установить их и убедить в них» [11] .
11
Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей (кн. 2, III). М.: Культурная революция, 2005. С. 236.
Симптомы такой тенденции к синтезу видны в методологических работах Т. Куна, П. Фейерабенда, Ж. Деррида, которые устанавливают приоритет конструктивного мышления над эмпирическим даже в естественных науках – и тем более в гуманитарных, где призванием ученого становится создание новых идей, парадигм и способов их артикуляции. Труды Ж. Делеза и Ф. Гваттари направлены именно на масштабное обновление философского языка, синтез новых концептов и терминов:
«…Философия – дисциплина, состоящая в творчестве концептов… <…> На это нельзя возражать, что о “творчестве” обычно говорят применительно к чувственным вещам и к искусствам… Собственно, науки, искусства и философии имеют равно творческий характер, просто одна лишь философия способна творить концепты в строгом смысле слова. Концепты не ждут нас уже готовыми, наподобие небесных тел… Их должно изобретать, изготавливать или, скорее, творить, и без подписи сотворившего они ничто. <…> Платон говорил, что следует созерцать Идеи, но сперва он должен был сам создать концепт Идеи. Чего стоит философ, если о нем можно сказать: он не создал ни одного концепта, он не создал сам своих концептов?» [12]
12
Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? / Пер. с фр. С. Н. Зенкина. СПб.: Алетейя, 1998. С. 14–15.
Проективный словарь – дальнейшее развитие этой тенденции. В нем подчеркнуто трансформативное начало гуманитарного мышления, призванного не только изучать, но и по-новому формировать явления культуры. Если предметная область философии: идеи, понятия, категории, универсалии – представлена прежде всего в языке и текстах, то задача философии – не просто исследовать, но и расширять существующий язык, лексические поля, синтезировать новые концепты, вводить новые языковые правила, увеличивать объем говоримого – а значит, и мыслимого и потенциально осуществимого.
Сходные процессы «словаризации» происходят и в других областях культуры, даже таких далеких от философии, как кино, где возникает так называемый «database narrative» (термин Льва Мановича), то есть «повествование, основанное на базе данных». Не фильм снимается по сценарию, а сценарий составляется по тем образам, картинкам, которые имеются в базе киноданных, в видеословаре. Сначала кинотезаурус, потом составленный из его единиц видеоряд, кинотекст. Причем из одного ресурса образов можно создать разные кинотексты, выражающие идеи и позиции разных авторов. Так и в Проективном словаре латентно содержится множество текстов, которые могут работать от энергии предложенных слов-понятий, реализуя разные их смысловые возможности. Проективный словарь – это порождающая модель расходящегося ряда гуманитарных текстов, способных иметь противоположную направленность, воплощать разные концепции, но при этом использовать общий терминологический ресурс.
Проективность может быть понята как свойство не только словарного жанра, но и метода мышления. Проективное мышление, в отличие от дескриптивного или адаптивного, само создает свой предмет и проецирует его в растущую систему понятий [13] . «Проективизм» как метод сочетает в
13
Термин «проективное мышление» используется в многочисленных работах Эдварда де Боно, известного британского специалиста по психологии творчества. Он определяет проективное мышление как «горизонтальное» (lateral), расходящееся в разные стороны, открытое и рискованное, создающее собственный контекст, проблематику и цели. Этим оно отличается от «реактивного» мышления, которое направлено на решение конкретных, ранее поставленных задач. См., напр.: Боно Э. де. Серьезное творческое мышление. Минск: Попурри, 2005. Наша концепция проективного мышления излагается во многих статьях этого Словаря (Креатема, Креаторика, Проективность, Проективный словарь и др.).
14
Витгенштейн Л. Философские исследования, фрагм. 23 // Витгенштейн Л. Философские работы. М.: Гнозис, 1994. Ч. 1. С. 90.
Проективное мышление и лингводизайн как его разновидность имеют свои алгоритмы, хотя не всегда они ясно прослеживаются, а главное, не работают автоматически для создания новых словопонятий, – но задним числом объяснимы. Покажем, как создаются новые концепты из комбинации значимых элементов языка, на примере двух терминов – этического («благоподлость») и логико-лингвистического («инфиниция»).
Суждение «глупость есть порок» может рассматриваться аналитически, в манере Джорджа Мура, одного из зачинателей английской лингвистической философии, как эквивалентное суждениям «я плохо отношусь к глупости» или «глупость вызывает у меня негативные эмоции». Однако такой анализ сам по себе интеллектуально тривиален, тавтологичен, если он не ведет к попыткам новых синтезов. Приведем ряд синтезирующих вопросов и суждений. Всегда ли глупость – порок или в определенных ситуациях она может быть добродетелью? Если ум может служить орудием порока, то не может ли глупость служить орудием невинности? Вспомним слово «благоглупость», введенное в язык М. Салтыковым-Щедриным: с благими намерениями можно совершать большие глупости, тем самым действуя наперекор целям.
Если возможна «благоглупость», то не возможна ли и «благоподлость»? Это слово кажется сомнительным оксюмороном: если нехватка ума еще может сочетаться с благими намерениями, то как быть с извращением воли? Можно ли предавать, мучить, кощунствовать с благими намерениями? Очевидно, можно, и диапазон примеров очень широк: от Великого Инквизитора у Ф. Достоевского до Павлика Морозова в советской агиографии. Великий Инквизитор во имя блага, сытости и довольства людей отнимает у них тяжелый, мучительный дар свободы. Пионер-герой, как и тысячи «настоящих советских людей», повинуясь внушенным ему представлениям об общественном благе, доносит властям на своего отца и других близких. Таким образом, суждение «глупость есть порок», тривиальное как предмет анализа, может стать основой для синтеза далеко не тривиальных суждений и словообразований, таких как «благоподлость».
Приведем еще один пример синтеза нового словопонятия. «Дефиниция» – важный термин философии и лингвистики. Существует множество дефиниций «дефиниции» и таких ее разновидностей, как «аналитическая», «контекстуальная», «увещевающая», «уточняющая», «прескриптивная» дефиниции и др. Но поставим такой вопрос: все ли понятия поддаются дефиниции? И не может ли быть такой дефиниции, которая выявляла бы именно существенную неопределимость понятия?
Такой тип определения мы назовем инфиницией (infinition). Это сращение двух слов – definition (определение) и infinity (бесконечность), происходящих от одного латинского корня finis, конец, предел. По-русски «определение» и «беспредельность», срастаясь, дают такое же по смыслу слово «беспределение». Инфиниция – бесконечно отсроченная дефиниция, которая определяет некое понятие и вместе с тем указывает на его неопределимость. Инфиниции часто применяются в отношении базовых, всеопределяющих и неопределяемых понятий, таких как «Бог», «душа», «бытие», «жизнь», «мудрость», «любовь». Инфиниции особенно характерны для религиозно-мистических направлений мысли. Пример инфиниции: «Дао производит полноту и пустоту, но не есть ни полнота, ни пустота; оно производит увядание и упадок, но не есть ни увядание, ни упадок… Дао нельзя услышать: то, что можно услышать, не Оно. Дао нельзя увидеть: то, что можно увидеть, не Оно… Таким же образом Дао не допускает быть названным» (Чжуан-цзы).