Профессиональная интуиция
Шрифт:
— Правильно. — Горшенин посмотрел на меня с величайшим интересом.
— Так вот, захотите, сами расскажете. Может, вам неприятно будет, если я с вопросами буду лезть. И потом, зачем делать вид, что мне интересно, сколько у вас жен, любовниц, детишек или чего там еще, если мне это совсем не интересно? Я, откровенно говоря, на это чихать хотела. Как, в общем-то, и на все остальное. Ну, почти на все.
— Нина. — Игорь Викторович изумленно покачал головой. — Я в полном восхищении. Если бы руки у меня не были заняты, ей-богу зааплодировал бы.
— Это
— Повод самый что ни на есть подходящий. Редко в наши дни можно встретить столь откровенного и прямолинейного человека.
— А чего хвостом крутить? — ляпнула я.
Прямолинейность так прямолинейность. Если вам, многоуважаемый господин Горшенин, хочется видеть меня прямолинейной, я буду прямолинейной до безобразия. Шокирующе прямолинейной.
— Кстати, как откровенный человек откровенному человеку, скажите, вы хорошая медсестра?
Я обиделась:
— Е-мое, разумеется, хорошая. Я что, по-вашему, больше чем на нянечку не тяну?
— Ну что вы, Ниночка!
Горшенин вознамерился было негодующе всплеснуть руками, но тут мы наконец доползли до долгожданного перекрестка, и он все внимание обратил на дорогу. Как всегда, не вовремя замигал желтый свет, Горшенину, однако, на это было совершенно наплевать, быстрее бы из «пробки» выбраться.
Свернув на узкую, ухабистую улочку, Игорь Викторович расслабился, оживился и сразу за перекрестком врубил третью скорость, несмотря на то что асфальтовое покрытие на дороге выглядело так, будто его основательно погрыз какой-то свирепый или изголодавшийся монстр.
— Теперь быстро доедем, — пообещал Горшенин, закуривая новую сигарету. — Так о чем это я?
Я зевнула.
— Перед тем как повернуть, вы мне пытались объяснить, что я дура.
— Ниночка! — Игорь Викторович прижал руку к груди. — Ну что вы такое говорите! Разумеется, у меня и в мыслях не было ничего подобного. Просто я подумал, что мог бы поспособствовать вам в поисках работы. Правда, это будет немного другая работа, чем в армии. Там, насколько я знаю, если, конечно, боевые действия не ведутся, в медсанчасть обращаются редко, да и то все больше с мозолями да поносом.
— И еще с триппером, — кивнула я. — Все верно. Кое-что я, конечно, подзабыла, названия лекарств там, другую фигню. Но от медсестры много и не требуется. Поставить клизму, сделать инъекцию или наложить повязку я вполне в состоянии. Но вы не глядите, что я так разговариваю, я умная. Если надо, учебники почитаю.
— Охотно верю, — несколько уныло пробормотал Горшенин.
Мое признание его явно разочаровало. А чего он, собственно, ожидал от обычной медсестры? Но так или иначе, а допущенную ошибку следовало немедленно исправить, тем более что медсестрой я была не совсем обычной, если не сказать больше — совсем необычной. Я быстренько поразмыслила, какими еще медицинскими навыками могла бы похвалиться, кроме уже перечисленных, чтобы как-то набрать потерянные очки.
Нас, конечно, учили оказывать первую медицинскую помощь, но приобретенные навыки были слишком уж специфическими, касались в основном ранений,
К сожалению, я не знала досконально, какие именно медицинские действия могут входить в компетенцию даже очень талантливой и способной медсестры в обычной, не чрезвычайной ситуации, поэтому в своем объяснении постаралась избежать четких формулировок, а сконцентрироваться на главном.
— Кроме того… — начала я нерешительно. — Знаете, в нашу тьмутаракань, ну, в часть, где я работала до перевода под Читу, долго не могли найти врача, даже самого завалящего. До ближайшего было тридцать километров по прямой, на ходу у нас была единственная машина, да и то бензин экономили. А в непогоду так вообще только пешком передвигаться можно было.
— Это где же такие страсти?
— Алтай, — скривилась я.
— А-а, наслышан.
— Вы наслышаны, а я там несколько лет, уж не помню точно, сколько именно, проторчала. Жуткое место, скажу я вам. От нечего делать все поголовно пьют, трахаются и морды друг другу бьют. Не знаю, может, в других поселках и получше было, в тех, что ближе к цивилизации находились, но у нас — просто вилы. Сбежала оттуда при первой возможности, как только место другое подыскала. Так вот там мне приходилось заниматься всем подряд. В смысле лечения. Аппендицит, конечно, не вырезала, таких с горем пополам все-таки отправляли «на большую землю», но заштопать там, гипс наложить, другие травмы — это запросто. Под конец так руку набила, что о враче в таких случаях уже никто и не заикался, чуть что — сразу ко мне. Но здесь это вряд ли пригодится.
— Ну почему же, — задумчиво сказал Горшенин. — В жизни всякое бывает.
— Это точно…
Я продолжала рассказывать, как потом мне не хотели подписывать рапорт о переводе, как я уже тогда хотела совсем уволиться, но рапорт в конце концов все же подписали, но, незаметно наблюдая за Горшениным, уже поняла, что дальше рассказывать о своих злоключениях уже не обязательно. Горшенин буквально ликовал. Нет, внешне он по-прежнему старался выглядеть спокойным, и это у него, надо сказать, неплохо получалось, но радость по поводу услышанного так и перла из него наружу.
В самое яблочко, подумала я удовлетворенно, попала. Знать бы только, чем обусловлена такая бурная радость и что из всего этого получится. В любом случае я молодец. Сам собой у меня вырвался вздох облегчения.
Заметив это, Горшенин тут же бросил на меня внимательный взгляд.
— Приятно знать, что кто-то готов тебе помочь, — пояснила я. — Знаете, сильной быть хорошо, но иногда хочется часть проблем на кого-нибудь переложить. Вы же обещали поспособствовать насчет работы для меня?