Шрифт:
Лев Пучков
Профессия — киллер
Глава 1
Он стоял в кустах, что росли левее валуна, мимо которого две минуты назад прошли мои пацаны, никого и ничего не обнаружив.
Я всегда в таких случаях больше доверяю автоматизмам — теламусу, потому что по опыту знаю: та часть серого вещества, которая отвечает за анализ, в какой бы распрекрасной голове она не находилась, прежде чем начать прилежно функционировать, некоторое время валяет дурака. И хотя это длится всего пару секунд, от них порой зависит, останешься ты жить или нет.
Вот и сейчас
Нельзя сказать, что я растерялся. Меня не напугало это. Но ситуация осложнялась тем, что накануне я вывозил свой автомат в песке и теперь отсоединил магазин, снял крышку ствольной коробки, вытащил пружину, затвор, аккуратно разложил все это на броне и преспокойно чистил, свесив ноги в люк…
БТР находился в трех километрах от села, где мы «проводили операцию». Так это называлось. На самом деле всю ночь тряслись от холода в кустах, а под утро прищучили-таки четверых гоблинов, которые приперли в село ящик мин ПОМЗ-2М и 12 автоматов.
Мы взяли их без труда. Они несколько часов тащились из долины вверх по горной тропе и шатались от усталости, когда мои парни, злые как черти после бессонной холодной ночи, выпрыгнули из-за кустов и просто-напросто отобрали у этих вояк их мьюниши, на всякий случай надавав тумаков. Те даже не пикнули. Стало ясно, что это не профессиональные гоблины: слишком они были молоды, испуганы и на удивление легко сдались.
Ах да! Гоблины — это боевики. Мы их так зовем. Помните Диснея? Представьте себе безобразное существо, заросшее до глаз густой бородой, с огромными носом и ушами, переполненное злобой против человечества и страшное в своем тупом упорстве при достижении цели. Оно может стрелять в женщин и стариков, ставить мины под двери детского садика и на глазах обезумевших от ужаса людей под стволом автомата насиловать несовершеннолетних девчонок. Это гоблины. Они есть и с той, и с другой стороны. Я ненавижу их самой лютой ненавистью. Я буду уничтожать их, пока имею такую возможность. Потому что это нелюди. Спросите любого солдата, прошедшего Кавказ. Я не утрирую.
«Оккупанты», как еще совсем недавно называли наших солдат средства массовой информации и у нас и за рубежом, получают за боевой день 30 000 рублей (20 000 — в районе боевых действий, 10 000 — по месту дислокации). Это контрактники. А военнослужащие по призыву получают 40 000 рублей в месяц. Банка пива в районе боевых действий стоит в среднем 10 000 рублей, примерно столько же — пачка сигарет.
Чеченский боевик за день войны получает до 2000 баксов. Плюс за каждого «подтвержденного» убитого солдата две тысячи баксов и пять тысяч баксов за убитого офицера. Цена за голову спецназовца постоянно колеблется. Но тоже не мало.
Пусть на совести некоторых миротворцев-правозащитников останутся громогласные заявления, что против России воюет гордый чеченский народ, а не боевики-рецидивисты, которым до одного места, кого убивать, лишь бы бабки платили. Наши парни не гордые, поэтому получают тридцать штук в день, а чеченский народ — он гордый, потому-то и платят каждому его представителю с автоматом по две тысячи баксов.
Четверых гоблинов, захваченных нами, утром забрала вертушка вместе с начальником разведки ВОГ. Он формально руководил операцией. Полетел рапортовать. А мы возвращались вниз на коробочке, и я, дурак, разрешил остановку здесь: пацаны попросили спуститься с дороги метров на четыреста к персиковому саду.
Они, разумеется, проверили все вокруг, прежде чем
Все было тактически правильно — в одну сторону ушли бойцы, по пути прочесав местность, с другой стороны стоял дозор, который обозревал окрестности самое малое на полторы тысячи метров… Гоблина наблюдатели видеть не могли. Он находился в мертвой зоне: от них его скрывал БТР.
Гоблин держал на правом плече РПГ-7ВМ, направленный в меня и улыбался. Его левая рука была отведена в сторону открытой ладонью кверху.
Рядом с ним стоял на коленях еще один такой же. Я его сначала не заметил в кустах. Он прикручивал пенал порохового заряда к кумулятивной гранате. Делал это очень сноровисто и на тот момент, когда я его увидел, практически закончил работу.
Гоблины находились метрах в двадцати от БТРа. Не возникло ни малейшей надежды, что гранатометчик промажет. Уверенность была просто написана на его заросшей до глаз харе. В моем распоряжении имелось от силы пять секунд. Столько времени ему понадобится, чтобы вставить заряд в ствол и тщательно прицелиться, хотя вряд ли была необходимость целиться с такого расстояния. Я бы, например, с его позиции человеку, находящемуся на броне, смог попасть гранатой в голову. А уж шлепнуть в борт…
Автоматизмы сразу рванули мышцы тренированного тела. Кувыркнуться с БТРа, откатиться в придорожную канаву и дурным голосом заорать: «К бою!.»
Но дозорные стояли на расстоянии что-то около ста метров. Они в любом случае не успевали. И еще — самое главное — в БТРе оставались двое парней. На матраце возле моторов спал корреспондент окружной газеты, который увязался с нами на операцию. И водила — он тоже, как только остановились, отрубился на своем месте. После попадания гранаты в борт эти парни уже не проснутся никогда.
У меня на ноге висел НРС — и все. Лифчик с экипировкой я снял, и он теперь лежал внизу, возле водилы — далекий и бесполезный.
Пока я оценивал обстановку, второй номер подал выстрел гранатометчику, который тут же вставил его в трубу. и прицелился.
ВСЕ.
С того момента, как я их заметил, до момента прицеливания прошло не больше трех секунд…
Такую ситуацию трудно охарактеризовать, даже используя полный набор наиболее эмоциональных и острых выражений. Это просто беда. Иначе не скажешь. Беда, потому что опытный боевой офицер, который мог бы одной очередью из автомата завалить гранатометный расчет, неожиданно возникший в двух десятках метров от него, как несмышленый новобранец, беспечно разобрал свой автомат, и гоблины это видели. А еще этот боевой офицер снял разгрузку и бросил ее в люк, отпустил наводчика вместе с другими за персиками… В общем, сделал столько ошибок, что гоблины могли бы, прежде чем убить, вынести благодарность.
До того стало обидно, аж выть захотелось! В ста метрах пост наблюдения, по другую сторону в трехстах метрах — целое отделение до зубов вооруженных ловких парней, в метре — кнопки электропуска двух танковых пулеметов, которые заряжены и смотрят в сторону гоблинов. Однако вот не дотянуться до тех кнопок.
— Давай слезай. Только молчи и не делай резких движений, — тихо и очень отчетливо, почти без акцента приказал гранатометчик.
Второй коротко мотнул слева направо стволом автомата, который он поднял с земли и направил на меня после того, как передал выстрел первому номеру.