Профессия – первая леди
Шрифт:
– Фима, говорят, что у тебя труп нашли в подвале, – не выдержал наконец Гамаюн. Он прижал к груди мою мясорубку (потом ведь будет божиться, что отдавал, а сам оставит ее себе!), и я заметила, что для своего возраста старичок вполне крепкий.
– Не держу в подвалах трупы, – ответила я. – Я же не доктор Криппен [2] .
Гамаюн явно не имел понятия, кто такой доктор Криппен, поэтому предпринял новую попытку:
– Не в подвале, я оговорился, а в чемодане на дне колодца…
2
Английский
– А откуда вы знаете, что в чемодане? – поинтересовалась я.
Гамаюн замешкался, явно выдумывая очередную ложь, а затем ответил:
– Так об этом все знают! Мне сказала наша почтальонша…
Ага, так я тебе и поверила! Почтальонша, конечно, особа болтливая, но она не могла знать, что труп был в чемодане. А вот милейшему классику соцреализма это известно. Откуда? Или он собственноручно укладывал в чемодан тело Татианы?
– А изнасиловали ее перед тем, как убить? – морщинистая физиономия Гамаюна выражала великий интерес.
Брезгливость охватила меня. Вот старый шакал, прости Иисусе!
– После, – лаконично ответила я, и Подтягич приоткрыл рот, в котором ворочался мокрый малиновый язык. Он еще слюни пустит мне на ковер! – Действовала банда некрофилов, возглавляемая бывшим следователем по особо важным делам при Генпрокуратуре Герцословакии по кличке Лимонадный Джо. Его дедушка, кстати, был тем самым Джеком Потрошителем, кромсавшим в лондонском Ист-Энде проституток.
– Да ты что? – изумленно пробормотал Гамаюн. – Ты только подумай…
– А что, почтальонша вам разве не доложила? – заметила я.
Гамаюн покачал головой. Он не понимал, что я над ним издеваюсь.
– Ах, вот что еще, Фимочка, – сказал на прощание писатель. – У меня в следующую среду юбилей… Так что жду тебя к двадцати нуль-нуль.
Я хотела отказаться от приглашения, но потом передумала. Когда Подтягич подшофе, то становится чрезвычайно болтливым. Из него можно будет вытянуть массу полезных сведений. А если он – убийца или мой ночной гость, то у меня есть возможность выяснить это.
– Восемьдесят пять мне исполняется, – с неискоренимым бабьим кокетством признался Гамаюн.
После визита любопытного Подтягича я засела за ноутбук и, к своей радости, написала две страницы. Обнаружение трупа в колодце принесло ощутимый результат – стройку временно приостановили, и гул бульдозеров и легкий матерок рабочих больше не сбивали меня с мыслей.
Но милые соседи не желали оставить меня в покое. После Подтягича мне нанес визит Браниполк Иннокентьевич Сувор. Заглянул, чтобы подарить чертову дюжину белых роз из собственного сада. Приятно, когда мужчины проявляют к тебе интерес!
Разговор шел все тот же и о том же – труп в колодце и так далее. В отличие от Гамаюна, дядя Браня, как я окрестила отца нынешнего директора КГБ, был крайне галантным пожилым военным. Он сообщил мне кое-какие интересные детали.
– Мне звонил Огнедар, – раскрыл тайну Сувор. Он имел в виду своего могущественного сына. – И знаете, Серафима Ильинична, сын сказал мне, что КГБ берет это дело под свой контроль. Более того, он лично будет курировать расследование.
– Почему? – поразилась я. – Понятное дело, не каждый день отыскиваются трупы двадцатипятилетней давности на дне пересохших колодцев, но ведь я не Джоан Роулинг, чтобы происшествие на моей даче занимало высшее руководство страны!
Сувор покачал головой с седым казацким чубом и медленно произнес:
– Дело не в вас, милая Серафима Ильинична, а в этом самом трупе. Огнедар сказал, что сегодня приедет ко мне и поговорит. Похоже, это становится делом государственной важности. Я ведь сам был заместителем председателя КГБ и прекрасно знаю, что из-за пустяков никто не будет волноваться и подключать к расследованию спецслужбы. Это личное распоряжение президента Бунича.
Мне стало не по себе. Надеюсь, что никто не повесит на меня обвинение в убийстве и столь нетривиальном сокрытии тела неизвестной мне девицы? Ведь у нее в сумочке была книжка с моей дарственной надписью!
– Ждите гостей, – сказал мне на прощание Сувор. – И очень скоро!
Гости пожаловали в тот момент, когда я стрекотала с Раей Блаватской по телефону. Она мнит себя моей лучшей подругой, часами жалуется на свою поджелудочную, камни в почках и запоры, я же терпеливо сношу ее излияния и рисую в телефонной книге цветочки – она уже давно превратилась в ботанический атлас.
– Фима, ты точно не имеешь к этому делу отношения? – в сто первый раз задала мне вопрос Раиса. – Мне так страшно, Фима. Вчера кто-то ходил по моему участку. Вдруг это убийца?
Я хотела заметить, что к ее персоне у убийцы не может быть ни малейшего интереса, однако подумала: а что, если Рая не фантазирует, хотя водится за ней такой грешок, и говорит правду. Некто побывал у меня прошедшей ночью. Он же мог наведаться и к Блаватской.
Я завершила разговор, сославшись на то, что в дверь стучат. Это и были гости – вежливый полковник Комитета герцословацкой безопасности в штатском и его команда. Сыщики прибыли на трех джипах. Полковник, моложавый, донельзя вежливый и со стальным блеском в глазах (ужасно он мне напомнил нашего президента), предъявил мне несколько бумажек-постановлений и испросил формального разрешения для своих сотрудников заняться осмотром моего дома и участка.
– Вы сменили замки? – сразу отметил он, указывая на опилки под дверью. – Для этого были причины?
Тон его был бездушным, а слова искрились льдом. Я поежилась. Рассказывать ему или нет о вторжении неизвестного «друга»? Или он примет меня за полоумную особу? Вздохнув, я поведала ему о своих страхах.
К моему удивлению, он принял мой рассказ всерьез, вытащил из меня все подробности, заставил вспомнить о словах Раи Блаватской.
– Вы нам очень помогли, Серафима Ильинична, – уверил он меня. – Вам требуется охрана?