Профессор бессмертия. Мистические произведения русских писателей
Шрифт:
Стоя в церкви, Василий Алексеевич усердно молился о своем будущем счастье, молился о ниспослании ему силы на христианском пути его, молился он и об Елене. Наряду с этими молитвами перед его мысленным взором проносилось все то важное и значительное, что совершилось с ним так еще недавно: это великое чудо у мощей св. Митрофания, разбудившее его духовную жизнь, затем общение со старцем, снявшим с глаз его повязку предвзятого скептицизма. Наконец, даже сегодня дано ему было почувствовать, что надмирные силы не оставляют его… Мать его этой ночью во сне пришла к нему и дала ему радость веры. Василию Алексеевичу так было хорошо в храме, где с ним молится и она, указанная ему старцем, его будущая подруга жизни.
Обедня кончилась. Василий Алексеевич направился к тому месту, где стояла Елена. Елена не видела подходящего к ней Сухорукова; она в это время говорила с незнакомыми ему двумя дамами, которые ее обступили.
Василий Алексеевич подошел взволнованный. Увидав его, Елена оторвалась от докучливых собеседниц. Приветливо протянула ему руку, глядя своими ясными, полными веры в него глазами. Сухоруков почувствовал в ее взоре эту великую в нем уверенность, почувствовал, что она простила ему все прошлое. Они горячо поздоровались, поздоровались, как старые друзья.
– Почему Людмилы Павловны нет в церкви? – спросил Василий Алексеевич. – Она нездорова?
– Немного простудилась, – отвечала Елена, – но она вас примет. Она ждет вас дома… Пойдемте.
Они вышли из церкви. Сухоруковский кучер подал было лошадей, думая, что господа сядут в коляску. Но Василий Алексеевич приказал ему ехать прямо к дому. Он предложил Елене пройти с ним пешком. Ему хотелось побыть с ней наедине. Они пошли по аллее к дому.
– Ваша maman собирается в Москву?.. – сказал Сухоруков, желая проверить то, что он слышал от отца Семена.
– Да, – отвечала Елена, – мать хочет, чтобы я поступила в институт… на службу. Тетя обещала устроить меня классной дамой. Она зовет нас приехать. Ведь вы знаете, усадьба наша переходит к брату… Он бросает службу и женится. Скоро он сюда будет.
Этот ответ смутил Василия Алексеевича. Опять охватила его боязнь потерять Елену. Ведь положение классной дамы в институте, которое ей обещали, – это большой для нее соблазн!..
– А вы сами как решили? – спросил он с большим страхом, глядя на нее в упор.
– Конечно, я останусь здесь, – сказала она, весело взглянув на молодого Сухорукова. – Конечно, останусь здесь, – повторила Елена, добавив еще тихо, опуская глаза, – после вашего последнего хорошего письма… – Лицо ее озарилось светлой улыбкой.
– Так вы согласны… вы согласны быть моей женой? – порывисто спросил Сухоруков.
– Конечно, согласна, – отвечала Елена.
Он схватил руку Елены и прижал ее к своим губам. Он не хотел выпускать ее дрожащей руки, но она тихо высвободила ее и сказала:
– Не надо… нас могут увидать… здесь не место.
Оба они шли счастливые.
– Господи, как хорошо! – прервал молчание Сухоруков. – И какой я был безумец… И вы все мне простили?.. И стою ли я вас!..
– Стоите, – отвечала Елена, – вы теперь хороший…
Они подходили к дому.
– Вот мы и пришли, – сказала весело Елена. – Теперь нам нужно обо всем объявить maman…
– Она разделит нашу радость…
Людмила Павловна Ордынцева не без волнения ожидала возвращения дочери из церкви. Она знала, что обедня уже кончилась; видела, что коляска Сухорукова подъехала к их дому пустая. Людмила Павловна поняла, что дочь ее возвращается с Сухоруковым по аллее и что, весьма вероятно, у них идут объяснения… Людмила Павловна продолжала тревожиться и бояться за свою дочь. Боялась она за нее, зная ее слепое увлечение Сухоруковым. Доверия у нее к Василию Алексеевичу не было. Быть может, и это его последнее письмо, о котором ей говорила дочь, это письмо и этот его настоящий приезд – это только продолжение той недостойной игры, которую он вел с ее дочерью полтора года тому назад…
Но вот Людмила Павловна, глядя в окно из гостиной, видит, что дочь ее и Сухоруков идут по аллее веселые и жизнерадостные, как люди, между которыми уже установилась сразу большая близость.
«Боже мой! – подумала мать. – Действительно, быть может, все это у него серьезно… Действительно он хочет жениться на Елене!»
Эта мысль стала у нее крепнуть, когда она увидала, что Сухоруков, войдя в гостиную, кинулся к ней с горячим приветствием, целуя ее руки, когда она взглянула на дочь и заметила ее ликующий вид… Людмила Павловна начала убеждаться, что происшедшее между молодыми людьми весьма значительно, что судьба Елены решена.
Наконец, после первых приветствий, Василий Алексеевич, усевшись в гостиной с Ордынцевой, приступил прямо к делу. Он спокойно и уверенно объявил матери Елены о сделанном предложении и о том, что он получил уже согласие девушки.
Услыхав это, Людмила Павловна, как нервная женщина, залилась слезами. Взволнованная, она вышла из комнаты. Елена последовала за ней.
Через несколько минут они вернулись в гостиную, и Людмила Павловна торжественно благословила свою дочь на брак с молодым Сухоруковым.
В Отрадном было принято обедать в три часа дня. В это воскресенье Василий Алексеевич домой к обеду не вернулся.
Так как молодой Сухоруков не предупредил своих, что дома обедать не будет, то Алексей Петрович и князь Кочура-Козельский ждали его к столу довольно долго.
– Куда это наш барин запропастился? – начал, наконец, допрашивать дворецкого Алексей Петрович.
– Они поехали в Горки, – отвечал дворецкий.
– В Горки! – удивился Алексей Петрович. – Зачем в Горки?
– Захар говорит, что к обедне, – отвечал дворецкий.
– Эка его по обедням носит!.. – удивился старик. Он пожал плечами и сказал князю Кочуре: – Пора бы, кажется, ему вернуться… Теперь все обедни давно кончились. Да не случилось ли чего? Не сломался ли у него экипаж?
– Я полагаю, – начал на это свои догадки князь, – Базиль просто-напросто у Ордынцевых обедает… Вот и вся причина, что его нет…
– Ну, это не думаю, – проговорил старик. – Василий ведь знает, что отношения у меня с Ордынцевыми совсем не те, что прежде были… А впрочем… если он действительно там, то я его не понимаю. Во всяком случае, я не понимаю, – начал он уже с раздражением, – что ему за охота с этими Ордынцевыми продолжать возиться… Сядемте, однако, за стол, будем без него обедать.