Прогнозист

Яроцкий Борис Михайлович

В ожоговом центре, уже зная, что они спасают наследника известного предпринимателя и племянника олигарха, спешно готовили пострадавшего к операции. Требовалась пересадка кожи.

Сузик был при полном сознании. Увидел мать - узнал, глаза его повлажнели. Но глаза матери оставались сухими и строгими.
– Как же это тебя угораздило?

Сузик, уже не забинтованный, разжал уста. Медленно заговорил: - Как?.. Я бежал включать пожарную сигнализацию. Огонь догнал меня, окатил... Кто-то накрыл меня брезентом... Но сам сгорел... Катя сказала... Потом.
– Катя? Кто такая?
– Жена моя.
– Ты - женат? Она кто - из работяг?
–

Из работяг, мама.
– Тебе мало элитных девочек?

Сузик попытался улыбнуться.
– Эх, мама! Элитных можно только трахать...Для жизни они не годятся...

Присутствовавший при этом разговоре хирург, кряжистый мужчина, уже в летах (ему предстояло сейчас оперировать), дернул Аркадия Семеновича за рукав, отвел в сторону, сердито шепнул: - Уведите ее! Немедленно!

Хирург был всецело прав: такую мать к своим детям лучше не допускать.
– Дарьяна Манукяновна, - тихо сказал Аркадий Семенович.
– Сузика ждут в операционной.

Она взглянула на своего врача, как смотрит недовольный начальник на нерасторопного подчиненного.
– Кто будет оперировать?
– Профессор Лушпа. Это который?

Аркадий Семенович показал на сердитого мужчину в белом халате. Халат у него не сходился на спине. Спина была голой.
– Я вам верю, - сказала Дарьяна Манукяновна, небрежно взглянув на толстяка.
– За благополучный исход отблагодарю.
– Спасибо...Наш долг - спасти...
– Любой долг оплачивается, - напомнила известное.

Лозинская привыкла к тому, что врачи приезжают к ней, а не она к ним. Врачи для неё - прислуга, исключение разве что профессор Герчик, и то лишь потому, что он врачует элиту.

По дороге домой Дарьяна Манукяновна возмущалась: - Это же надо! Какую-то девку - в жены...

Аркадий Семенович держал сторону Сузика: - А девчонка, доложу вам, красивая.
– Она - русская? Конечно, не элитная.
– В глубинке элитные не водятся.
– Ну да...
– Дарьяна Манукяновна едко усмехнулась.
– Я, дура, вышла за полукровку, а он оказался идиотом.
– И передразнила: - "Люблю президента! Люблю президента!" Каждый, кто услышит такое несуразное, скажет если не в глаза, то за глаза: "Чекнутый". Хотя таких в президентскую команду берут с удовольствием. Такие для президента - лекарство. Вы заметили, доктор, когда всенародно избранного расхваливают, аж садятся на задницу, он сам себе пытается переставлять ноги.
– Я его редко вижу, сдержанно ответил Аркадий Семенович.

Дарьяна Манукяновна игриво преломила бровь: - Что - вас уже больше туда не приглашают?
– Пока нет.
– Ну и не печальтесь. Лечите моего. И чтоб его реже видел Фидель Михайлович. А то чего доброго и умный свихнется. Если Фидель Михайлович отыщется, - обронил Аркадий Семенович.
– А что его искать? Вчера они у меня гостили.
– Он - в Москве?
– А где же ему быть? Тогда зачем я...
– и не досказал.

Досказала она: - И вы отлучались не напрасно - привезли Сузика.

Новость, что Фидель Михайлович нашелся, так обрадовала Аркадия Семеновича, что он тут же попросил Дарьяну Манукяновну подбросить его на Арбат - в докторе она сейчас не нуждалась. Всю ночь её врачевал Фидель Михайлович. У неё болели кости. Ничего подобного она не испытывала за все годы замужества. Да что замужества! И в девичестве на лучших курортах Европы её так не врачевали.

Праздничное настроение омрачалось

тяжелым состоянием сына. Но её не покидала уверенность: доктора - тот же Лушпа - разобьются в лепешку, но Сузика поднимут на ноги. Ведь она, мать пострадавшего, отблагодарит: деньги, они и убивают и возвращают к жизни. Убивают, конечно, наверняка, а вот возвращают далеко не каждого. Нобель пытался излечиться тоннами золота, Онасис - миллиардами долларов. Не получилось... Это она знала: здоровье не купишь, поэтому лучше его как можно дольше не терять.

К утру нынешнего дня она помолодела лет на десять.

33

Не скоро, уже в апреле, когда Москва почти окончательно освободилась от снега и приняла весенний вид, Аркадию Семеновичу удалось затащить Фиделя Михайловича к себе домой.

Все это время Фидель Михайлович был загружен срочной неотложной работой - подсчитывал теневой капитал предпринимателя Тюлева. Деньги были разбросаны по многим коммерческим банкам - хранились на счетах мифических вкладчиков. И вот их нужно было выявить. Операция удалась. Постарались агенты товарища полковника: принесли в зубах то, что хранилось не столько в сейфе алчного Банкира, сколько под его черепной коробкой. Но, пожалуй, самым существенным документом оказалось личное впечатление от лесной тюлевской империи: аналитик увидел его рабов и теперь знал им истинную цену. Что бы и как бы там ни толковали, а капиталы умножаются главным образом людьми подневольными.

Да, капиталы Тюлева умножались трудом его каторжников. Именно Тюлева можно было сравнить с печально легендарным Гулагом. Но там хоть, пусть показная, но соблюдалась законность: за ударный труд человека могли освободить. Здесь каторжника освобождала от каторги только смерть. Даже тем, кому удавалось совершить побег, не мог уйти от пули тюлевского гвардейа. А гвардейцы, как известно, прошли через "Кресты".

Фидель Михайлович сравнивал капитал Тюлева с капиталом Лозинского. Ананий Денисович явно уступал Александру Гордеевичу. Но у Анания Денисовича был брат в правительстве. Для теневика это то, что для картежника козырный туз. Козырные побивают любую некозырную карту.

В бизнесе главный козырь - силовые структуры. Они были у Януария Денисовича, разумеется, законные. Но они и у Тюлева будут, если народ, который продолжает безмолствовать, изберет его, но не в Государственную Думу, Дума - это мизер.

Мечтания соперника Лозинского Фидель Михайловаич знал от людей, обслуживавших тюлевскую империю. Империя как раковая опухоль незаметно разрасталась. В России - в тюрьмах и колониях - уже находилось более миллиона зэков. Каждый год выходило на свободу около ста тысяч. Каждый восьмой становился служителем тюлевской империи. В России уже не было ни одного райцентра, не говоря уже о крупных городах, где бы не легализовались тюлевские гвардейцы.

Им и предстояло поднять россиян - сагитировать - за избрание президентом своего, кровного, русского, питерского православного спонсора бедных, рачительного хозяина, доказавшего на деле, что его предприятия эталон подъема национальной экономики. И... ох уж он и расправится с прозападными кланами! Он заставит их вернуть наворованное и спрятанное за бугром. Он будет их по-русски - к ногтю. Как насосавшихся крови вшей. О, это будет деятель! Петр Первый! Столыпин! Его будут славить поэты, ставшие вдруг православными. В нем воплотится русская национальная идея.