Программа минимум для начинающих
Шрифт:
Мне и самой понравилась эта иллюзия. А Казик, тот просто очумел. Он замер и сидел, не двигаясь с широко открытыми глазами. Похоже, он боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть чудесное видение. Он ничего не понимал, да и не старался ничего понять, просто сидел и смотрел.
Мне не хотелось разрушать эту иллюзию, но я это сделала.
— Что это было? — шепотом спросил он.
— Что? — изобразила я на лице удивление. Он посмотрел на меня и прошептал:
— Все ясно! У меня белая горячка. Белочка собственной персоной. Все, допился!
— Пить надо меньше — сказала я.
— Еще чего! — возмутился он, — Если у меня будут такие глюки, то я согласен пить все двадцать четыре часа в сутки!
И тут я решила исповедоваться. Как-то само собой пришло это решение. Этот человек случайно появился в моей жизни, и он очень скоро исчезнет. Какое мне дело до того, как он на это отреагирует. Он, возможно, завтра даже не вспомнит о том, что с ним было сегодня. Случайным людям всегда легче исповедоваться. Хотя, ничего случайного на самом деле не бывает.
— Вообще-то, то, что ты видел, сделала я. Извини.
Он почему-то не удивился.
— И то, верно, не мог я свихнуться из-за двухдневной пьянки. Не, я серьезно, это не то количество, чтобы у меня съехала крыша. Гипноз что ли? Я задумалась, как ему все это объяснить. Иллюзии бывают разные: длительные, которые возникают в мозгу человека и заставляют его видеть и слышать то, чего нет, и кратко срочные, которые, подобно миражам возникают в пространстве и исчезают, как только о них перестает думать. Моя иллюзия была из последних.
— Ну, — сказала я, — это что-то вроде миража.
— Очень конкретный мираж. Мне понравилось.
Я поняла, что он не собирается воспринимать мои слова всерьез. Ну, что ж, у меня есть в наличие и другие фокусы.
— Смотри на меня! — приказала я.
На глазах у него мое лицо стало меняться. Через минуту я превратилась в темноволосую девочку — подростка, коротко стриженную, похожую больше на мальчишку, чем на девушку.
— Очередной глюк — тихо констатировал он.
— Ты думаешь?
Он обхватил голову руками и застонал. Парень решил, что у него напрочь снесло крышу. А что еще он мог подумать?
— А вот сейчас я тебя отрезвлю — пообещала я.
И отрезвила.
Абсолютно трезвый он смотрел на меня с благоговейным ужасом. Я уже успела принять свой привычный вид.
— Ты кто? — спросил он шепотом.
— Саня, если это тебе о чем-нибудь говорит. Или тебя интересует что-то другое? Ну, тогда я — человек, обычная девушка с необычными способностями. Правда, я не совсем человек, лишь наполовину, потому, что моя душа объединяет двух существ, одно из которых я, а второе — непонятно кто.
И я рассказала ему все. С самого начала. Иногда я подкрепляла свои слова разными забавными штучками, типа левитации или телекинеза. По моей комнате летали: вазы, утюг, настольная лампа, тапочки и прочая ерунда.
— Копперфильд отдыхает — сказал он.
И вот тогда он наконец-то поверил! Попробовал бы он мне не поверить!
— Зря ты меня отрезвила, — сказал он, — такое нужно слушать только в сильном подпитии. Мне надо напиться, чтобы все это осмыслить.
Я предоставила ему эту возможность. Пил он старательно, как будто выполнял какую-то важную работу. Надо — значит — надо! Придя в нужную кондицию, он важно изрек:
— Знаешь, что я тебе скажу?
— Да уж скажи что-нибудь!
— Бабочка.
— Что?
— Вот, почему ты не придаешь никакого значения золотой бабочке с изумрудными крыльями? Ничего не бывает бессмысленного. Все, что возникает неожиданно в таком деле — это знаки судьбы.
Ну, вот, трезвый он ничего не воспринимает, а пьяного его несет непонятно куда.
— Нет, ты послушай меня! Когда вернешься обратно, обязательно свяжись с русалками и узнай у них, что они знают об этой сказке. Возможно, они знают, где этот остров. Что бы там ни было, но подсказка должна быть на этом острове.
— А, если и острова-то никакого нет?
— Значит, есть что-то другое. Главное — это начать задавать вопросы, а ответы сами появятся. Ты только ничего не усложняй, что первое придёт в голову, то, скорее всего, и истинно.
Мне сразу полегчало, словно большую часть своих проблем я переложила на его пьяные плечи. И я интуитивно почувствовала, что в его словах есть что-то важное. Но меня теперь тревожило другое — что мне теперь делать с этим Казиком? Что мне делать после того, как я ему все растрепала?
Он, видимо понял, о чем я думаю, и забеспокоился.
— Ты, что, теперь меня убьешь? Я ведь теперь все о тебе знаю.
— Вот дурак! Насмотрелся боевиков. Я, что, по-твоему, на убийцу похожа? Скорее всего, тебе никто не поверит, но кто-то, возможно, поверит. Мне совсем не хотелось бы, чтобы ты трепал языком обо всем, что я тебе рассказала.
— Не буду.
Я вздохнула. Не верю я ему. Не, не верю и все! Он обязательно будет всем и каждому рассказывать обо мне. Я бы обязательно рассказала.
— Что же мне с тобой сделать? — спросила я его.
— Придумай что-нибудь гуманное — попросил он — верно, я не могу тебе гарантировать, что буду молчать, но не убивать же меня за это!
Вот ведь осел упрямый! С чего он взял, что я обязательно должна его убить? А Казик, между тем, трезвел прямо на глазах. Он боялся меня. Он так меня боялся, что этот страх просто растворял алкоголь у него в крови.
— Слушай меня внимательно, — сказала я грозно. — Я не убийца. Я никогда никого в своей жизни не убивала. Ясно? Я придумаю, что можно с тобой сделать, но обещаю, что ничего ужасного с тобой не произойдет.