Прогрессоры (Лестница из терновника-3)
Шрифт:
На брусчатке, в метре от моей ступни — тонкая рука в медном браслете, воскового цвета, заканчивающаяся у локтя лохмотьями красного мяса и белой торчащей костью; и почему для меня в этой бойне должны быть какие-то исключения? Потому что я тут наблюдатель?
Нухру вдруг резко толкает меня в плечо — пуля обдирает мне щёку и выбивает фонтанчик каменной крошки из стены дома.
— Дурак ты, — шипит Нухру и тянет меня за руку по какой-то сложной траектории. — Не дёргайся, ты, я твою шкуру спасаю, чтоб не подстрелили тебя, дурака…
Мы пробираемся
— Куда ты меня тащищь, друг дорогой, а? — спрашиваю я, когда мы оба вжимаемся в нишу у разбитого фонтана, а в ворота влетает ядро, врезавшись в стену метрах в десяти от нас. Брызжет щебень, какие-то осколки… вытираю лицо — больно…
Нухру стоит так, что у меня закрадываются подозрения: он намерен закрывать меня собой.
— На стену я тебя тащу, — говорит он. — Куда же ещё? К Анну твоему. И я тебя туда дотащу живым, чтоб ты сдох, — и снова дёргает за руку. — Пригнись, дылда… нет, наши — идиоты всё-таки… по кому они сейчас-то садят из пушек, отцов их пообрезать…
Этого парня я совершенно перестал понимать. Он лупит меня плечом о каменный выступ, который раньше был, наверное, какой-то архитектурной деталью, он стреляет из пистолета куда-то в пороховой дым и белый свет — в кого-то, я всё-таки думаю, он заставляет меня прижаться к стене — и тут нас замечает волчица с растрёпанными кудрями и окровавленным мечом.
— Ник! — кричит она радостно и перепуганно, и они вдвоём с Нухру начинают меня защищать изо всех сил — отбиться уже невозможно.
В их глазах я — штатский недотёпа, и они совершенно правы. Они — наша волчица и волк из Дворца — действуют заодно, слаженно и чётко; Нухру что ж, теперь на нашей стороне?!
А я, как полагается недотёпе-этнографу, мешаю людям спокойно воевать.
Нухру и волчица парируют удары, предназначенные мне. А я прохожу полем битвы, не обнажив меча — и мне не дают остановиться, чтобы помочь юному волку, лежащему на мостовой, который кричит и хватает меня за ногу. Меня волокут волоком, пули свистят, кажется, у самого лица, я чувствую себя, как замороженный, но пытаюсь сопротивляться своим милым друзьям, которые рискуют собой из-за меня.
— Иди же, иди! — вопит Нухру и бьёт меня в спину кулаком, а волчица тянет меня за руку, а я пытаюсь вырываться и говорить, что вот там же раненый, и со стены бухает пушка, а на той стороне визжит лошадь, и кто-то стреляет из мушкета старого образца у меня под самым ухом так, что я чуть не подпрыгиваю, и передо мной кто-то распахивает дверь в темноту, а Нухру и волчица вталкивают меня во мрак, воняющий кошачьим аммиаком, и я чуть не падаю на ступеньки, а сверху — свет, и я бегу наверх.
И меня хватают за руки изо всех сил прежде, чем я успеваю что-то сообразить.
— Ник, миленький, жив! — выпаливает Ви-Э и тащит на солнечный свет, с лестницы, расположенной внутри стены, на смотровую площадку и дорожку для дозорных. —
Здесь воюют, как дело делают. Волки и волчицы с пистолетами и ружьями — у бойниц. Дин-Ли и волчица, с ног до головы в пороховой копоти, как черти, льют воду на пушки; это бесполезно, впрочем — ядер больше нет. И на смотровой площадке, прижавшись спинами к зубцам, защищающим бойцов — Анну, Эткуру и Марина. Три стратега, изучающие обстановку.
У Эткуру на плече — повязка из платка, вымокшего в крови. И я подхожу остановить кровотечение и наложить нормальный пластырь, тут же ощутив себя в своей тарелке. А Марина говорит:
— Вовремя, Ник. Взгляни туда.
Туда? А что там такого? Бой за город, я это видел снизу. Подробно. Я вкалываю Эткуру стимулятор, и он сжимает мою руку:
— Вряд ли понадобится, Ник, но спасибо всё равно, — и снова поворачивается туда, куда все они смотрят.
И я, в конце концов, смотрю.
Непонятно, на чьей стороне перевес. Пожалуй, скорее, на нашей. Во всяком случае, основные силы Дворца ещё не в городе. Но я тут же понимаю, что это — дело времени.
Примерно в километре от стены, за месивом из убитых людей и лошадей, за опрокинутыми и просто брошенными пушками, за разбитыми повозками, за воронками от разрывов — правильным каре, неподвижным до ужаса, выстроены всадники. Сотни три, наверное, всадников — а с флангов их окружают так же неподвижно стоящие пешие солдаты. Все в синем, с лицами, прикрытыми капюшонами. И боевые кони под синими чепраками.
Просто — люди Синего Дракона стоят и ждут, что будет. Ждут момента или приказа вступить в бой — свежие силы Льва Львов, и, как говорят, лучшие бойцы Лянчина. И самые беспощадные.
И где-то среди них — хирург Инту, с его умными девичьими глазами и тенью улыбки. «Скоро мы все узнаем истину». Зачем же Дракон тебя посылал, Инту? Ведь вы всё равно дорежете тех, кто уцелеет — даже тех, кого ты лично перевязывал…
Анну с чёрными синяками под ввалившимися глазами, облизывает губы, искусанные в кровь.
— Всё, Ник. Я думал, мы отбились — но пришли синие. Я надеялся — они не придут. Нет. Всё было зря.
— А Творец, Анну? — вдруг говорит Марина.
— Что? — он удивляется, поворачивается к ней всем телом. — Что ты говоришь, сестра?
— Творец, Анну. Господь. Небеса. Молись, — говорит она тихо и страстно. — Разве не это — последняя надежда правоверного? Ты ведь веруешь, Анну? Молись.
Анну смотрит на неё расширившимися глазами. Он поражён. А Марина рявкает на нас с Эткуру:
— Ну! Зовите силы небесные! Мы же правы, братья! Молитесь! — и обращается к разгорающимся утренним небесам по-русски, страстным, почти фанатичным тоном, с огнём в горящих очах. — Дядя Ваня, говорит резидент Санина, основание экстренной связи — операция «Знамение». Не обошлось. Свяжи меня с Юйти. Каскад готов? Ориентируйтесь на мой сигнал, объект — в полутора метрах от меня. Даю отсчёт. Десять, девять, восемь…