Прогулка по висячему мостику
Шрифт:
— Лешка, а поехали завтра в Головинку! — предложила Ира, когда Татьяна Николаевна ушла к себе домой.
— А что мы будем там делать? — спросил Лешка.
— Леш! Ты меня удивляешь! Ведь сам говорил, что по уши увяз в культуре адыгов!
— И что?
— Как что!? Неужто не в курсе!? Головинка — одно из культовых мест этого народа, притом с глубокой древности.
— Правда?
— Правда… — с укоризненным вздохом ответила Ира. — Так что, едем?
— Ну поехали, раз так… — Лешке стало несколько неловко. Он сосредоточился, напрягая память. — Ты мне, по-моему, действительно что-то когда-то об этом рассказывала.
— Было
— Мам, мне на самом деле стыдно… — виновато улыбнулся Лешка.
Глава 46
Ритуал преображения. Практика преображения
В начале шестого Ира с Лешей поднялись, а в половине восьмого пересекли на маршрутке мост через Шахе и вышли около рыночка. Первым делом вдоль реки спустились к морю. Мелкая теплая мягкая галька и кристально чистая едва колышущаяся лишь у самого берега морская вода долго не отпускали их от себя.
— Слушай, уже почти десять, а здесь, словно сонное царство! — заметил Лешка, глянув на часы.
— Да… тишина и покой — нынешние особенности Головинки. Но так стало только после окончания Кавказской войны. Головинка — единственный из четырех, основанных на территории нынешнего Большого Сочи в конце 30-х годов XIX века русских фортов, который не стал культурно-экономическим районным центром. Форт Святого Духа — Адлер, Навагинский — Центральный район Сочи и Лазаревский — Лазаревское, как ты знаешь, стали. А Головинский — Головинка — нет.
А вот во времена былые здесь жизнь кипела, надо думать, очень бурно. В эпоху Античности реку Шахе древние греки называли Ахеунт. В ее долине располагалось одноименное портовое поселение. Коренной народ, обитавший здесь, древние греки именовали гениохами, а название реке и поселению — Ахеунт — дали, потому что считалось, будто основали его ахейцы — прагреки, представители Крито-Микенской культуры. Так их называл сам Гомер в «Илиаде» и «Одиссее». Во времена Османской империи здесь тоже располагалось крупное портовое поселение. Реку Шахе и само поселение турки именовали Субеш или Субаши, а коренных жителей — черкесами. Примерно в те же времена греки и итальянцы называли обитателей Черноморского побережья Кавказа зихами. Сам же этот народ с незапамятных времен называл себя «ад’ыгэ».
Солнце палило уже нещадно. Ира поднялась с горячих камней.
— Ну что, давай еще раз окунемся и пойдем бродить?
— Давай, — согласился Лешка.
После купания лучи солнца уже не казались такими горячими, и так и тянуло еще поваляться на мягкой мелкой гальке, но Ира с Лешкой, победив искушение, не вытираясь, чтоб подольше сохранить подаренное каплями воды ощущение прохлады, двинулись в сторону поселка.
— Мам, что-то мы как-то странно с тобой идем, — заметил Лешка.
— Я хочу вывести тебя к священному дереву адыгов, но не очень хорошо помню дорогу. А! Вот оно! — Ира указала вперед и вверх, где над крышами домов возвышалась могучая светло-зеленая крона. — Что это за дерево, ты, конечно, знаешь — их сейчас достаточно много растет на улицах Сочи. Но ты глянь насколько оно больше даже самых-самых громадных своих собратьев!
В этот момент исполин предстал перед Лешкиным взором во всей красе. Рядом стояло несколько экскурсионных автобусов, а вокруг дерева сновали утомленные солнцем туристы, казавшиеся рядом с ним какими-то уж больно крохотными.
— Мам, это и есть знаменитое тюльпанное дерево?
— Да, Леш.
— Это тюльпановое дерево — по научному лиран или лириодендрон — в 1840-м году посадил декабрист Николай Раевский, и потому оно называется «Лиран Раевского», — надрывая связки, вещала дама-экскурсовод, с трудом собрав вокруг себя вверенных ей туристов, которых гораздо больше ее занудного учительского тона прельщали домашние вина, мед и прочие местные изыски, предлагаемые с импровизированных торговых прилавков.
Ира, вздохнув, усмехнулась:
— Во-первых, не тюльпановое, а тюльпанное, — вполголоса сказала она Лешке, — во-вторых, генерал-лейтенант Николай Николаевич Раевский-младший, с 39-го по 41-й год XIX века занимавший пост начальника Черноморской береговой линией, не был декабристом, а в-третьих, сей лириодендрон он не сажал, хотя называть это дерево «лиран Раевского», в общем-то, правомерно. Кстати, а декабриста Раевского звали Владимиром Федосеевичем, и в это самое время он находился на поселении в Иркутской области. Если не ошибаюсь, с 1827-го по 1856-й год.
— Мам! Откуда ты все это знаешь?
— Интересно, Леш, вот и знаю. Видишь ли, это очень непростое дерево. Его внешний облик даже сейчас, когда его собратьев достаточно много в городе, вызывает удивление и восхищение: листья необычной лировидной формы, цветы — желтые тюльпаны. Его родина — восточная часть Северной Америки. Возраст этого конкретного дерева биологи оценивают от 400 до 800 лет — представляешь?! То есть и считать не нужно — Николай Николаевич Раевский ну никак не мог его посадить. Однако в его судьбе он принял самое деятельное участие.
— Это как?
— Видишь ли, как только высадился сюда русский десант и едва окончился бой, принялись строить укрепление. Поначалу, естественно, временное деревянное. Сам понимаешь, что для строительства деревья рубились нещадно. Так вот, Раевский запретил рубить это дерево. Высадка десанта проходила в 39-м году в начале мая. Это дерево покрывали едва начинавшие распускаться тюльпаны. Красота необыкновенная! Кроме всего прочего, генерал Раевский был не только выдающимся военным, но и неплохо разбирался в растениеводстве. В общем, благодаря ему дерево уцелело, а в 40-ом году Раевский действительно заказал саженцы лирана в Никитском ботаническом саду, которые высадили по его приказу где-то в районе форта. По-видимому, он знал не только об эстетических прелестях этого растения, а возможно, узнал о других особенностях только здесь. Дело в том, что кора и листья лириодендрона — неплохое средство от малярии, которая свирепствовала на побережье и унесла в несколько раз больше жизней русских воинов, нежели постоянные стычки с горцами. Кстати, есть косвенное доказательство того, что именно этот лиран генерал Раевский не сажал.
— Какое?
— Это дерево считается священным у адыгов. Как ты думаешь, будет ли покоренный народ почитать святыней нечто привнесенное завоевателем? Даже учитывая, что к Раевскому горцы относились с уважением, это маловероятно, не так ли? И, между прочим, ни одно дерево, привезенное из Никитского ботанического сада и высаженное тут, не сохранилось. Скорее всего, эти саженцы уничтожили коренные жители, когда в 50-х годах в ходе Крымской войны русские гарнизоны покинули укрепления Черноморской береговой линии примерно на десять лет.