Прогулка по висячему мостику
Шрифт:
Болтали о всяком ни о чем — «а чё в Москве?», «а чё в Сочах?», анекдоты всякие…
— Ой, Надюх, ты Стасу-то дозвонилась?
— Нет, Сереж, забыла.
— Так звони — он, небось, с ума сходит уже!
— Сейчас, милый.
Надя принялась по памяти набирать номер.
— Стас, привет, это Надя. ….. Все нормально, долетели хорошо. ….. Да у нас что-то с роумингом не получается — вот здесь новый номер взяли. ….. Да-да, если что, на него и звони. ….. Да, все нормально. Дети в порядке. В море уже искупались, сейчас вот в гостях — они с хозяйской дочкой нянчатся. Позвать? ….. Ладно, тогда уж завтра звони — поговоришь. ….. Ну все, пока, — Надя положила мобильник на стол. — Фух! Отчиталась.
И дружеское общение вернулось в прежнее
Повод сходить домой нашелся — Ира очень кстати вспомнила про Генкин эксклюзивный кофе и ко всеобщему удовольствию пообещала принести и всех угостить.
А вот теперь времени у нее чуть больше. Пока Ира решала физиологические проблемы и доставала заветную баночку, ее охватила паника. Учитывая информацию, полученную от Генки, возможность просто спросить, Ира даже не рассматривала и судорожно пыталась придумать, как ненавязчиво вытащить из Надежды и Сергея сведения о Радном. Тщетность мозговых потуг доводила до бешенства. Готовая разрыдаться, Ира вспомнила рыдающую Люсю и… «Собственно… а почему нет?». Ира вспомнила, что делала, точнее не делала тогда и в отрешенности легкого облака отправилась в соседнюю квартиру.
Генкин кофе перевел беседу в русло кулинарии в целом, а затем скорректировал ее направление на морепродуктах в частности. Где кофе, а где морепродукты — вопрос, конечно, интересный, но им Ира задаваться не стала. Она быстренько воспользовалась ситуацией и на самом гребне морепродуктовой волны выплыла к предложению москвичам попробовать эти самые морепродукты в их первозданном виде непосредственно из моря на его диком берегу где-нибудь подальше от цивилизации. Сергей с Надей пришли в восторг. Немного расстроилась Натали, которой в ближайшем обозримом будущем составить им компанию не представлялось возможным. В общем, первобытной добычей пищи порешили заняться завтра же.
Море уже достаточно прогрелось для длительного пребывания в воде, необходимого для морепродуктового промысла, но пока еще не достигло противной, с точки зрения Ирины, температуры парного молока. Облюбовали то же самое место, где пару месяцев назад Ира отдыхала в компании своих соседей. Расположились, искупались, общими усилиями натаскали дров для костра, а затем Иришка быстренько провела инструктаж с практическими занятиями по курсу «добыча даров моря, минуя торговую сеть». Серега и дети завелись моментально всерьез и надолго, а Ира с Надей, подтолкнув и немного поддержав процесс морской охоты, пустили его на самотек и улеглись на быстро накаляющиеся в утренних лучах камни.
Когда и как их непринужденный дамский «ни о чем» плавно перетек на персону Радного, Ира не заметила. Надя никогда не ощущала особой потребности кому-либо излить душу и никогда этого не делала, но вот сегодня ее прорвало.
Родилась она в Сибири, в семье репрессированных при Сталине. Вообще, как еще в детстве уяснила себе Надя по рассказам своей прабабушки, сибирская ссылка стала их семейной традицией, чуть ли не со времен Ермака. Всего послужного семейного списка Надя не знала, — он больше напоминал легенды — но вот то, что прадедушек несколько раз ссылали еще в царские времена, а дедушек и бабушек один раз, но сразу надолго, в советские, ей было известно точно. В школе она училась хорошо и с удовольствием, и, получив золотую медаль по окончании, собралась попытать счастье в Москве. Отговаривали всей большой дружной семьей, мол, детям репрессированных широкий светлый путь заказан. Надя не послушала и уехала. Ее семью уже давным-давно никто не трогал, но менталитет политических ссыльных плотно укоренился в семейном сознании. И в Надином — тоже. Поездка в Москву, скорее, была вызвана потребностью юношеского максимализма подтвердить статус. Но неожиданно для всех, и для себя в том числе, Надя поступила, притом совершенно спокойно и без проблем. Однако она-то точно знала, почему так получилось! На самом деле, Надя просто на отлично сдала экзамены и ее просто зачислили, но это на самом деле. А в ее сознании, в ее понимании…
Толпа страждущих стать абитуриентами казалась безбрежной. Никакие призывы подходить в поле деятельности приемной комиссии в порядке очереди и вести себя соответственно избранному высшему учебному заведению, успеха не имели. Надя уже третий день приходила с тщетной надеждой протиснуться сквозь плотную толпу и подать документы. Вдруг зычный низкий дамский голос строго выкрикнул: «Радный Станислав! Подойдите к четвертому столику!». Толпа зашевелилась в несколько другой тональности. Неожиданно, Надя даже вздрогнула, ее рука оказалась зажатой в мощные жесткие тиски и непреклонная сила, легко раздвигая плотную толпу, протащила ее прямо к столику приемной комиссии под номером четыре и вытолкнула вперед.
— У девушки сначала документы примите, — сказал твердый властный голос где-то, как показалось Наде, аж под потолком.
Тощенькая пожилая дама, похожая то ли на старуху Шапокляк, то ли на ее крысу, поверх очков изучила Надю, затем через очки ее документы, и, повторив сию процедуру несколько раз, выдала бланк заявления.
Где-то к концу сентября, Надя, перезнакомившись с однокурсниками, осторожно поинтересовалась, кто такой Радный Станислав.
— Сынок какой-то партийной шишки.
Теперь Надя точно знала, кому обязана своим поступлением. А потом «сынок какой-то партийной шишки» в лоб без прикрас и сантиментов предложил ей стать матерью его будущих детей. Собственно, в данном случае, предложение являлось вежливой формой приказа. Так что, учитывая собственное убеждение, что она у него в неоплатном долгу, Наде ничего не оставалось делать, как согласиться. Голова шла кругом — воспитание она получила более чем строгое и предстоящее обзаведение незаконнорожденным ребенком от представителя «вражеской коалиции», естественно, бурных восторгов не вызывало. Надя до мозга костей ощущала себя продавшейся и знала, что именно так расценит ее проступок семья, и совершенно справедливо! Милостиво пожалованные ей две недели на раздумье она не раздумывала принимать или не принимать «предложение» — выход Надя видела только один, если не считать самоубийства (этот вариант ей пришел на ум, но она его отбросила как акт слабости и неблагодарности). Все четырнадцать дней она мужественно пыталась свыкнуться со своей участью.
За всю свою жизнь со Стасом в постели она побывала всего два раза. Как он умудрился «попасть точно в цель» Надя понятия не имела и поражалась этому, потому как он даже ее циклом не интересовался. Да и, строго говоря, именно в постели она с ним никогда не была. В общем, от интимного общения с «сынком какой-то партийной шишки» впечатления остались далеко не радужные. Но как только Надя приняла щекотливое предложение официально, Стас переселил ее из общаги в пусть маленькую, но отдельную квартиру. Когда родился Володя, к нему тут же приставили няню, так что академ брать не пришлось, а перед рождением Светланы, Радный, с помощью отца, выбил ей двушку и выдал замуж за Сергея. Домой, в свою сибирскую Тмутаракань, Надя рискнула появиться только уже будучи замужней матерью двоих детей.