Прогулка в Волчьем лесу
Шрифт:
– Отдадим папе. Он разберется, что с ним делать. В полицию сдаст или что еще. Бежим!
И брат с сестрой побежали вперед. Когда они достигли поворота, оказалось, что это не совсем поворот, просто дорога слегка уходила вбок, а потом еще и еще, сужалась, петляла между деревьями. Корни сплетались под ногами, словно веревочные капканы. Темнело. Маргарет запнулась, но устояла. Джон уже успел скрыться из виду.
– Джон, вернись!
Молчание. Маргарет осознала, что больше не слышит его шагов. Не успела она испугаться, как до нее донесся крик брата:
– Мег, все
И девочка бросилась вперед. Брат стоял в розовом луче закатного солнца, которое било в просвет между деревьями, словно театральный прожектор. Просвет был справа от дороги. Там между стволами вилась дорожка к большой поляне, где росли мхи, папоротник, ежевика и даже цветы, среди которых встречались садовые, может быть слегка одичавшие, как и сам сад.
Потому что тут и впрямь были остатки сада. Они окружали бревенчатый домик, который так зарос мхом и травой, а его стены и крыша в сумерках настолько сливались с деревьями, что удивительно, как дети вообще его заметили!
– Спорим, это его дом, – сказал Джон. – Он просто шел домой.
– Ничего не скажешь, домик уютный, – ответила сестра. – Только посмотри! Вместо занавесок на окнах паутина, а дверь не открывалась годами!
– В сельской местности обычно ходят через заднюю дверь, – неуверенно заметил Джон.
– И дым из трубы не идет.
– В такую-то жару? Хотя нам-то что, – воскликнул Джон, – наше дело вернуть ему эту золотую штуковину. А если хозяина не окажется дома, оставим медальон его домашним. Пошли.
И дети сквозь заросли ежевики и высокую траву устремились к двери. Когда Джон поднял ржавый дверной молоток, механизм заскрипел. Джон громко постучал.
Глава 3
Ответом была тишина, и даже больше: тишина, помноженная на эхо. На свете мало звуков таких же печальных, как настойчивый стук дверного молотка, который отдается в заброшенном доме. И все же совсем заброшенным место не выглядело: кто-то здесь жил или съехал совсем недавно. Дом и окружающие деревья замерли, словно прислушивались.
– Его здесь нет, – довольно громко объявил Джон.
– А где ему быть? – Маргарет чувствовала, что в доме кто-то есть. – Наверное, боится отвечать.
– Глупости. Чего ему бояться?
– Если бы я жила посреди леса, то испугалась бы, если бы ко мне начали стучать на закате.
– Но он же взрослый мужчина, – возразил Джон, – а не какая-то…
– Девчонка? Я знала, что ты так скажешь. Я думаю, он просто не хочет никого видеть. Забыл, что он плакал?
– Ладно, – помолчав, ответил Джон. – Дадим ему время прийти в себя, а потом постучимся в заднюю дверь. Если не ответит, возвращаемся, идет?
– Идет.
Близко от стены дом опоясывала мощеная дорожка, но со временем ее почти скрыли от глаз лесные травы, ромашка и вероника, а еще лиловые, синие и белые колокольчики. Плющ и жимолость так густо заплели стены, что детям пришлось сойти с дорожки и продираться сквозь папоротники и заросли ежевики прямо по бывшим клумбам. То тут, то там из травы тянулись к солнцу высокие соцветия наперстянки. Бабочки сонно кружили над кустами черной смородины.
Дети с опаской обошли дом. Сзади садика не было, только маленький двор, очищенный от подлеска и замощенный кирпичами, которые так поросли мхом, что нога ступала по ним, словно по ковру. В центре двора был колодец с низкими бортиками и деревянным ведром на веревке.
Дети остановились возле колодца и осмотрелись. Задняя стена дома была в тени, но солнечный луч освещал крыльцо и окна по обеим сторонам. Стекол не было, только открытые деревянные ставни, некрашеные, но чистые и опрятные. В окна дети разглядели угол комнаты, обставленной довольно странно. У стены стоял тяжелый сундук, рядом с ним деревянная табуретка, над сундуком висело распятие.
Приободрившись, брат с сестрой подошли к двери, почти скрытой плющом, который свисал с провалившегося навеса над крыльцом. Джон тронул Маргарет за руку и показал на дверь. Сквозь плющ можно было разглядеть, что она открыта и ведет прямо в заднюю комнату.
Крыльцо оказалось таким крошечным, что дети с трудом втиснулись рядом. Джон постучал в приоткрытую дверь.
И снова никакого ответа. Они еще подождали, потом Джон легонько толкнул дверь. Она открылась чуть шире, и дети заглянули внутрь.
Очевидно, это была главная жилая комната и спальня: неприбранная кровать, стол, большой черный буфет в углу, деревянная скамья, стул с выцветшей синей подушкой на сиденье и пара табуретов. На столе стояли кувшин и кружка из какого-то темного металла вроде олова, рядом лежала деревянная ложка. Угли в очаге успели обратиться пеплом. С крюка свисал черный котел на цепи.
В комнате не было ни единой живой души, вокруг стояла тишина, а солнечный свет стремительно угасал.
– Теперь мне все ясно, – громко и с облегчением сказал Джон, – если это его дом, то он заглянул сюда и снова куда-то ушел, а если не его…
– Его, – пискнула Маргарет. – Смотри, там, на кровати.
Девочка показала рукой. Посреди вороха одеял пламенел потертый бархат куртки, сияли позолоченные пуговицы, рядом лежал серый плащ с капюшоном, чулки того же цвета и пояс с заклепками. На полу валялись мягкие кожаные башмаки с налипшими на подошвы сосновыми иголками.
Не сговариваясь, брат с сестрой сделали шаг внутрь.
– Это точно его вещи, – повторила Маргарет. – Он вернулся, переоделся и снова ушел. Я же говорила, это был обычный карнавальный костюм!
– Ладно, пусть так, – ответил Джон и опустил медальон на кучу одежды (тот звякнул и вспыхнул в закатном свете). – Оставим медальон здесь – и быстро назад. Мы и так задержались. Папа там сходит с ума или уже идет нам навстречу.
Эта мысль немного их подбодрила. И впрямь, внезапно наступили сумерки. Солнце быстро садилось, а деревья, плотно обступившие дом, сгущали темноту. Воздух еще не остыл, но в лесу стало очень тихо, смолкли даже насекомые и птицы.