Прогулки по Испании: От Пиренеев до Гибралтара
Шрифт:
Подделка — одно из тех особых преступлений, подобных самозванству, которые не являются преступлением, пока из нее не пытаются извлечь выгоду. Вы можете, к примеру, нарисовать картину и приписать ее Вермееру; но никто не посадит вас в тюрьму, пока вы не продадите ее как работу Вермеера. Доисторические древности часто привлекали фальсификаторов того типа, которые делают каменные топоры и другие предметы — обычно не с финансовой целью, а из чистой любви к искусству; и весьма часто, думаю, ради той ерунды, которую напишут археологи, когда обнаружат подобную «находку». В девятнадцатом веке жил некий Эдуард Симпсон, известный как «Кремневый человек» — бич ученых Англии; Швейцария тоже произвела на свет многих из тех, чье любимое дело, вероятно, премного способствовало увеличению осторожности археологов. К счастью, пещеры Альтамира столь хорошо исследованы в течение прошлого века, что их можно осматривать с полной уверенностью
Примерно в десяти милях к западу от Сантильяны красивая лососевая река Дева стекает с Кантабрийских Альп и впадает в море. Река — граница между Кастилией и Астурией, и я пересек ее, сознавая, что въезжаю в ту горную твердыню, где когда-то укрывалась христианская Испания, чтобы позже начать и осуществить долгий крестовый поход против ислама.
Дорога бежала вверх; по обеим ее сторонам расстилались поля, а на заднем плане вставали высокие горы, головами в облаках. Иногда дорога, с насыпями и зарослями вереска, выглядела странно похожей на тропу на западе Англии. Мне попадались мужчины, идущие в моем направлении и выгуливающие коров. Очевидно, одна корова здесь — большое богатство, и владельцы, казалось, гордились упитанными животными, которых вели на пастбище. Я обогнал ослика с коробами, полными свежего хлеба, а по другой стороне прошла девушка с завитыми волосами и ниткой мальоркского жемчуга на шее. Прабабки этих девушек носили изящные костюмы, описанные первыми путешественниками в Испании; но сегодня крестьянская девушка одевается в старинное великолепие только по праздникам, а местные костюмы сберегаются танцевальными и фольклорными обществами, музеями и плакатными художниками.
Дорога стала узкой и крутой и вошла в дикое ущелье, по которому текла одна из самых красивых форелевых речек, какие я когда-либо видел — вода струилась по камням, словно стекло, падая каждые пятьдесят футов в глубокие чернильно-черные ямы, усеянные пятнами пены; и нигде ни дерева, чтобы поймать муху для рыбалки! Я наткнулся на двух парней с удочками, пристегнутыми к велосипедам, и они сказали мне, что река называется Карее и полна лосося, да и форели много, почти такой же крупной.
Дорога продолжала идти в гору; еще десять миль альпийского пейзажа — и я очутился в горной деревушке под названием Арена де Кабралес. Начал опускаться туман, и в воздухе повисла тонкая морось дождя, почти как в Уэльсе. Деревня состояла из парочки лавок, каменных домишек и маленького трактира, именовавшегося весьма претенциозно: «Fonda de los Picos de Europa». Это была одновременно гостиница, сельский магазин, кафе и бар. Когда я сказал patr'on, что хотел бы что-нибудь съесть и выпить, он предложил мне яблочный сидр, форель холодного копчения и сыр — местную достопримечательность. Среди резиновых сапог, костюмов, клеенки, бакалеи, сладостей, табака, лисьих шкур и мехов выдры через несколько минут хозяин поставил передо мной форель и сыр с фунтом деревенского масла и ломтем свежего хлеба. Взяв стакан и держа бутыль примерно в двух футах над ним, он налил сидр так, что напиток вспенился и дал обильную шапку. Я сначала подумал, что он проделал ловкий трюк, и похвалил его сноровку, но именно таким способом сидр наливают по всей Астурии. Едва пена осядет, то, что остается в стакане, выливают — винные лавки смердят прокисшим сидром, и полы всегда мокры, — а потом снова наполняют стакан с высоты.
Копченая форель обладала изысканным ароматом, а сыр хоть и выглядел как рокфор, на вкус был больше похож на стилтон; но сидр оказался немного резковат — или заборист, как говорят в Девоне — на мой вкус (и без того не лучший напиток для холодного дня с туманом, сползающим по склонам гор). Когда я сказал patr'on, что держу путь к Nuestra Se~nora de Covadonga, его лицо изменилось, и с этого момента он выказывал мне всяческое уважение, как человеку, исполняющему святую миссию.
Посетителями трактира были в основном рыбаки и альпинисты, поскольку здесь собирались те, кто желал осмотреть горы, сгрудившиеся вокруг местного гиганта — Наранхо-де-Бульнес, около восьми тысяч футов высотой, который впервые покорили в 1904 году, и с тех пор на него взбирались не слишком часто. Первым conquistador— именно такое слово использовал хозяин — был дон Педро Пидаль-и-Бернальдо де Кирос, маркиз де Вильявисиоса, который достиг вершины 4 августа 1904 года; и, оставив самую драматичную часть повествования на закуску, patr'onприбавил: когда он умер, его тело вознесли в облака и похоронили на покоренной им горе.
Дождь прекратился, и я поехал дальше по ущелью. Там, где дорога отходила от реки, я остановил машину и исследовал темные глубокие затоны с помощью бинокля в надежде увидеть
Ничто из того, что я видел в Испании, не произвело на меня такого впечатления, как взгляд на Астурию — непокоренную землю горцев, естественную школу партизанской войны. Воины Пелайо, которые сбрасывали камни на головы мавров и запирали армии в ущельях, были предками тех астурийских шахтеров, которые завоевали зловещую славу во время гражданской войны своим бесстрашием и небрежной фамильярностью со взрывчаткой. Dinamitero [124] тех дней с бруском динамита в каждой руке, поджигающий запал от окурка своей сигареты, был самым упорным из бойцов. Это поистине странная Аркадия: с динамитом и яблочным сидром, воспоминаниями о Пелайо и Ларго Кабальеро [125] .
124
Динамитчик ( исп.).
125
Франсиско Ларго Кабальеро (1869–1946) — испанский политик-синдикалист, глава Испанской социалистической рабочей партии (ИСРП) и Всеобщего союза трудящихся.
Пещера Ковадонга, ныне храм Святой Девы Ковадонгской, которая, как считается, даровала победу Пелайо, расположена у начала живописной долины, среди распадков и сосновых лесов. Дикая местность вокруг — теперь национальный парк, где можно встретить серну и дикого оленя, диких кошек и волков, скоп, коршунов и медведей. Медведи не опасны, если не травить их собаками — тогда они могут дать яростный отпор. В те дни, когда медведи встречались не столь редко, как сейчас, я думаю, астурийцы нередко готовили копченые медвежьи окорока — говорят, восхитительные на вкус.
Подъезд к Ковадонге не мог бы быть более языческим: горная пещера и ручей, выбивающийся из-под скалы. Когда я добрался до вершины холма и выехал на террасу над распадком, то увидел четыре или пять автобусов, стоящих около базилики, посвященной Мадонне Ковадонга — Мадонне Битв. Я вошел в церковь и обнаружил, что она забита до самых дверей. Здесь царило буйство света и свечей. Я протиснулся внутрь достаточно, чтобы понять: как раз закончилась сложная церемония великой мессы в присутствии епископа. Внезапно двери открылись, толпа повалила из церкви и встала на террасе, ожидая появления епископа. Он вышел, сердечно благословляя всех направо и налево. Женщины подбегали и подавали ему своих детей, епископ делал знак креста над головками, улыбался и шел дальше. Среди людей не было ни одного туриста — в основном деревенские жители в воскресной одежде, старые крестьяне с толстыми посохами в руках и женщины в черном с маленькими кружевными церковными вуалями на лицах.
Как только епископ уехал, люди бросились к лавкам, где можно было купить медали с Мадонной Битв и другие сувениры храма, а другие поспешили в каменный туннель, ведущий в знаменитую пещеру. Здесь, на каменной площадке над скальной стеной стоит алтарь, обрамленный двумя свисающими каменными полками, на котором замерла в сиянии свечей маленькая, увешанная драгоценностями и укутанная парчой Мадонна. Толпа подходила ближе, чтобы преклонить колени и перекреститься. Набожность некоторых крестьян, особенно старух, была поистине прекрасна. Они приближались к алтарю на коленях, а некоторые даже ползли так по всему длинному туннелю, невзирая на грязь и сырость, и взбирались по ступенькам, отказываясь от помощи. И когда заползали на верхнюю ступеньку и видели перед собой безмятежную Мадонну Битв среди свечей, их старые лица озаряло выражение, которое будет на них, когда эти женщины подойдут к вратам рая. Эти старые крестьяне обладали тем, чего их возрасту так недостает и так необходимо — я смотрел на них, посрамленный и тронутый, радуясь, что вера все еще жива в нашем печальном и разочарованном мире.