Прогулки с Бесом
Шрифт:
– Интересно, чего же там-то зубам делать?
– Ошибся начальник, ни того в "общественные" выбрал... плохой из тебя защитник, провалишь дело... Чую, проиграешь процесс, и упекут раба божия - мастер помянул коллегу по фамилии - на Колыму! А причина в тебе: туго соображаешь. Нужда зубов в жопе: чтобы хватать блага ртом и задом! Так больше получается. Не грусти, что и как скажешь в судилище -
не имеет а-аб-солютно никакого значения! Нуль! Или веришь в судебную туфту? Хотя бы помнишь, где и когда живёшь? Напомнить?
– Не надо, знаю... Родная, отечественная и незабываемая.
– Послушай судейский анекдот - анекдоты
Прелесть малого числа анекдотов в тональности, интонациях. Анекдот от мастера был старым, "бородатым", если не считать "театральности":
– Идёт суд над кассиршей-растратчицей, молодой девахой. Было, тратили молодые кассирши "народные деньги", а "самый гуманный суд в мире" отправляя растратчиц на отсидку. Ничего интересного.
На оплату хорошему адвокату у девахи, понятное дело, денег не было, а по "закону о защите" адвокат нужен, вот к ней и приставили молодого, свеже обученного начинающего адвоката с "лицом кавказской национальности". Грузина.
Что сказать в пользу молодой растратчицы государственных денег, чем оправдать? Гиблое дело, такие дела адвокаты-профессионалы "тухлыми" называют. Не на чем "строить линию защиты" и абсолютно непонятно, какими речами "отвести карающий меч правосудия" от обвиняемой: пусто! Не юристу понятно: проигрышное дело подсунули адвокату "с лицом кавказской национальности", но "отступать некуда, позади..."
Когда пришло время пройтись по стезям лучших защитников виноватых - кавказец начал так:
– Уажаеми граждани суди! Ви пасматрель будим на мой падзащитни! Харашо пасматри! Нет, какой красиви деушька! Слова нет! Падсудими пакажи рук, рук пакажи!
– девица, выполняя указания "спасителя" оголила руку настолько, насколько позволяла одежда:
– Нет, ви пасматри, какой эта красиви рук! Слов нет, какой красиви рук! Такой рук не можит браль гасударствений деньга! Падсудими, пакажи груд, груд пакажи!
– ярился и нагревался адвокат. Команду на открытие груди девица выполнила быстро и без смущения, а грудь и в правду была правильной, объёмистой и, следовательно, красивой - ви пасматри на это груд! Вах, какой груд! Слов нет, какой красиви груд! Падсудими, пакажи ног, ног пакажи!
– девица не заставляла себя ждать: обнажённая нога, прекрасная, как и другие явленные взору суда
части тела явилась козырем в "состязательности защиты и обвинения":
– Нет, ви пасматрель на это ног! Вах, слова нет! Такой красиви ног не можит пайди по приступни дарога! Я кончиль!
Судья:
– Я - тоже...
Отравляя сознание подчинённому анекдотом из судейского мира мастер намеревался разрушить начало карьеры "общественного защитника", дебют испортить? И до сего дня, а прошло тридцать лет, не могу придти к однозначному ответу: человек имел желание взбодрить и вдохновить анекдотом, или провалить и опозорить принародно? Как завра идти на судебное заседание с таким анекдотом в памяти!? Ведь это куда хуже, чем отравление алкоголем! Будь заседание через неделю - анекдот, как срезанное растение потерял свежесть и не имел воздействия на смешливость мою. Не будет ли завтра в суде филиал театра "Комедии и сатиры", где в главной роли "спасителя" подсудимого выступит не профессионал, а далёкий от судейского мира человек?
Чутьё не обмануло: веселье, как и ожидал, началось с момента, когда участников "процесса" пригласили в зал судебного заседания.
Действо началось с того, что "общественного защитника", подсудимого и "жертву семейного произвол" усадили на одну скамью, и усаживание чуть-чуть развеселило: "если на одну лавку посадили - ничего страшного в финале не будет, товарищ отделается мелочью" - размера "мелочи" не представлял.
Скамья была настоящей "скамьёй подсудимых": метра четыре длины, и шириною, позволявшей крупнокалиберным задам покоиться без неудобств. Большим и указательным пальцем правой руки произвёл замер толщины лавки и порадовался: "толстая, "шестидесятка" - перевёл толщину лавочной доски из сантиметров в миллиметры - "такая выдержит тяжесть любого преступления, а "колото-резаная рана четвёртого верхнего квадранта левой ягодицы" пострадавшей такому изделию что вес мухи"! Седалище было окрашен масляной краской цвета "сурик"
Повторно пришла уверенность: "процесс" кончится полюбовно: а будь иначе - чего усаживать истца и ответчика рядом"?
– семейная пара не походила на "тяжущиеся стороны", скорее выглядела как пара встретившихся после долгой разлуки близких и любящих людей. Мысль "общественный защитник в моём лице лишний" - пришло позже, а тогда рассматривал публику в зале и ждал. Обзор зала не одарил видом человека в синей униформе с погонами работника прокуратуры, из тех, кто всегда и упорно требуют виновному максимальный срок наказания.
Итак: подсудимый и его "общественный спасатель" сидели на скамье перед судейским троном и ждали. Судья с умным видом что-то рассматривала в тощей папке с надписью "Дело", справа и слева от судьи, как "символы законности совецкой судебной системы" восседали народные заседатели с не запоминающимися лицами. Это были разнополые старички, верившие в справедливость советских судов. Бывали простаки в своё время.
Наступила тишина, и первый судебный процесс, где предстояло кого-то защитить начался. Как кинофильм.
Сделал серьёзное лицо, но, понимал, что "делаю лицо" и оттого веселья добавилось. Не к месту вспомнился анекдот мастера о защитнике с Кавказа, и губы неудержимо потянуло в улыбку. Надо неприятности случиться, её не хватает! Чему улыбался? Судья - женщина за пятьдесят, профессионал-защитник, пожалуй, старше, и под ситуацию из анекдота от мастера никак не попадали. И всё же хотелось заржать не обращая внимания на "трагизм ситуации".
Но знал, что нужно делать, когда весёлая мысль тянет рот улыбкой от уха до уха, а улыбаться - нельзя! Нехорошо! Верх неприличия!
– от анекдота следовало избавиться, как и от вещи: рассказать кому-то, отдать и пусть кто улыбается, а я останусь строгим и серьёзным. Хотя бы внешне.
Какие анекдоты? Решается "судьба человека", а "защитник от коллектива" что-то шепчет на ухо соседу и улыбается!? Чему, позвольте спросить, улыбаетесь!? Что нашли весёлого в столь грустном деле, как покушение на мягкие части тела женщины с применением "режуще-колящих" предметов? "все дома"?
Мастер оказался прав: процесс был скучным и предсказуемым. Когда пришла очередь говорить защитительную речь, то от волнения мои голосовые связки так "задубели", что первые слова были похожи на хрип астматика со стажем. Мало того, что подвижность голосовых связок была почти нулевой, так они к тому же ещё и "мандражировали". Как и когда мандраже, схожее звучанием на французское, прописалось в русском языке есть объяснение, но искать нет желания, а потому изложу вольное толкование мандраже: