Проходная кумжа

Гизеле Л., пронзившей мою жизнь.

«Не хвались завтрашним днем;

потому что не знаешь, что родит этот день»

(Прит. 27:1)

– И где этот чертов ключ! – в сердцах пробормотал Волынец. – Куда я его засунул…

Он уже несколько раз перерыл

Там лежало все, чего сейчас не требовалось.

Нашлась домашняя связка: таблетка от нижнего домофона, ключи от первой двери квартиры и от второй.

Нашлись ключи от офиса – зачем он их взял, было известно одному богу.

В самом глубоком, застегивающемся кармане куртки, обнаружился брелок сигнализации.

Из него следовало вынуть батарейку, чтобы она не села в ноль за месяц безрезультатного поиска машины. Ведь на такой мелочи, как нынешние источники питания – дорогие и некачественные – можно было разориться.

Нужный ключ так и не нашелся, он куда-то исчез.

Волынец позвонил в дверь – раз, другой, третий – но отклика не было.

Сосед еще не подошел, ему оставалось сесть на подоконник у лифта, вдохнуть вонь мусоропровода и ждать.

Уже выйдя из отсека, Волынец вспомнил, что когда полногрудая Анна Иосифовна определяла на съемную квартиру, он сидел без куртки, поскольку процедура заняла много времени, а в академии очень сильно топили.

Он сунул руку в боковой карман сумки, нащупал бирку из тетрадной обложки и плоский ключ на скрепке.

Потенциальная неприятность миновала, можно было расслабиться.

Олег Константинович Волынец ничего не имел против учебного отпуска.

Получать в сорок с лишним лет второе высшее образование было смешно, но в целом нетрудно, а сессия давала передышку от обычной жизни.

Тем более, что передохнуть удавалось далеко от дома.

Заочная академия была московской. Аренда в цивилизованном городе обходилась дорого, поэтому филиал образовался на периферии, в райцентре соседней области.

Там и сама жизнь обходилась дешевле: целый месяц удавалось жить на сумму, которой дома хватало на две недели, причем без учета трат на бензин.

Единственной проблемой сессии оставалось поселение.

Московская контора была озабочена лишь выкачиванием денег за учебу, о благах не заботилась, общежитий не имела.

Вопрос жилья каждый решал по-своему.

Методистка потока Анна Иосифовна располагала базой съемных квартир.

Учились тут круглый год: когда уезжал один курс, тут же появлялся следующий. Арендодатели любили работать со студентами: такой вариант гарантировал сдачу площади на короткий срок без проблем с выселением постояльцев.

Заглянув в учебную часть, можно было найти жилье без лишних усилий: методистка называла адрес, выдавала ключ и брала деньги, самих хозяев никто не видел в глаза.

Студенты обсуждали процесс, выдвигали версии.

Некоторые говорили, что все квартиры принадлежат самой Анне Иосифовне – над такими домыслами Олег Константинович смеялся.

Он знавал людей, существующих сдачей собственной недвижимости; те жили иначе, чем методистка, которая не имела дорогого бюстгальтера, упаковывала великолепную грудь в китайский поролон.

Однако все сходились на том, что Анна Иосифовна берет процент за услуги.

Это казалось нормальным. Волынец считал, что человек должен получать вознаграждение за любой труд – даже за то, что посмотрит список и отметит занятые места.

Квартиры, которые удавалось снять таким образом, были маленькими.

Правда, последнее Олег Константинович знал лишь понаслышке.

На обе сессии первого курса он опоздал из-за производственных проблем.

Плохого жилья в городе было много, хорошего – мало. «Аннины хоромы» расходились быстро, не успевшие снимали большие неуютные квартиры.

В первую сессию Волынец жил с молодежью: энергичные парни нашли пригласили недостающего. Но он пожалел о выборе: у двадцатилетних мозг находился между ног, а негуляющие ночами напролет сидели с планшетами в соцсетях.

В следующую сессию Олег Константинович определился с ровесниками – и тут уж проклял все на свете.

Его сожители курили и много пили – причем не коньяк или водку, а дешевое пиво, от одного запаха которого становилось дурно. К тому же все оказались спортивными болельщиками, то есть людьми, с которыми было не о чем говорить, кроме футбола и хоккея.

На осенней сессии второго курса Волынец решил всерьез позаботиться о быте, освободил время, приехал заранее и сразу пошел к Анне Иосифовне.

Методистка сказала, что есть место в прекрасной однокомнатной квартире на двоих, куда уже заселился некий Г.Лакман.

Волынец такой фамилии среди сокурсников не вспомнил и поинтересовался, как зовут будущего соседа.

Пошуршав по папкам, Анна Иосифовна ответила, что Лакман – с бухгалтерского потока, а зовут его, кажется Григорием.

Впрочем, насчет имени Олег Константинович спросил чисто для порядка.

По фамилии можно было полагать, что незнакомый сосед – или немец или еврей.

И то и другое радовало.

Сородич Даймлера и Бенца – равно как и единокровный брат Зеэва Жаботинского – по умолчанию являлся приличным человеком.

Жить с таким было бы на порядок лучше, чем с каким-нибудь пермяком Ваней, который говорит «лОжить» вместо «класть», комнату называет «залом», целый месяц носит одну и ту же футболку, а зубы чистит только перед сном.