Проходящий сквозь стены
Шрифт:
Я с ужасом видел, что она призадумалась. На лице сменяются выражения, я не улавливал, что в какой момент чувствует, но все же всерьез размышляет, а это ну просто страшно, просто жутко, хотя я вроде бы толстокожий, а все равно жутко.
– Вообще-то в этом есть смысл, – сказала она, к еще большему моему ужасу. – Есть…
– Тогда проведи эту операцию в одно касание, – предложил он. – Сразу же при встрече отдай ему все, что он хочет, а такие хотят так мало…
«Так мало, – едва не вскрикнул я, – разве это мало?»
Она кивнула:
– Да, вы, мужчины, очень часто полагаете, что,
– Из-за него?
– Да, – ответила она со вздохом. – Понимаешь, он все-таки преследует меня, хотя вот у Элизы и задница шире, и грудь больше. И сама яркая… Так что, боюсь, это ничего не даст. А переспав со мной, он всерьез будет считать, что получил на меня какие-то права. Будет не лучше, а хуже.
Он вздохнул, задумался. Я кипел, сгорал на медленном огне, плавился, Лина права, я по праву буду считать, что получил на нее дополнительные права, потому что мы всегда больше обязаны женщине после близости с нею, чем до.
– Тогда просто постарайся держаться от него подальше. Сейчас у всех мышление бликовое, а память буферная. Когда появляется новый материал, старый стирается. Думаю, он поищет к тебе подходы еще чуть, а потом оставит тебя. Возможно, уже оставил.
А вот хрен тебе, сказал я беззвучно и добавил ненавидяще: давай-давай, лей на меня грязь, сука позорная. Лей, все пойдет тебе в зачет. За все заплатишь, за все. Обо мне так не разговаривают. А сам давай, показывай свою натуру, уже пора начинать лезть к ней за пазуху, щупать за сиськи, задирать подол, а то и сразу снимать штаны, ведь уже давно знакомы, можно перейти на другой уровень общения…
Она не отрывала взгляда от монитора, водила мышкой, щелкала клавишами и прокручивала колесико, иногда опускала глаза на клаву и настукивала двумя пальцами, а он заходил к ней то справа, то слева. Я понимал, что ее маечка оттопыривается очень клево, можно при удаче рассмотреть даже розовые соски, вот-вот запустит туда лапу, однако что-то его сдерживает, тоже смотрит в экран, их головы почти соприкасаются, время от времени он тыкает пальцем в монитор, бурчит что-то, она покорно кивает и тут же либо поворачивает картинку, либо что-то в ней меняет.
– Ладно, – сказал он и с великим сожалением встал из-за стола. – Надо тянуть лямку дальше…
Она вздохнула.
– Да, надо. Как Вероника?
– Выздоровела. Это был не грипп, а простой насморк.
– Когда планируете?
– Она сейчас на четвертом месяце, – сказал он довольно, – так что спешить особенно не надо, но поторапливаться стоит. Чтобы к моменту рождения ребенка мы уже зарегистрировались.
– Кто будет, мальчик или девочка?
Он вздохнул.
– Не знаю, эта процедура опознавания стоит денег, а откуда они у нищего студента? Тех денег, что я получаю, разгружая по ночам вагоны, хватает только на пропитание да на одежду…
– Ты половину отсылаешь родителям, – уличила она.
Он смущенно развел руками.
– У них совсем крохотные пенсии.
– Эх ты, – укорила она. – Другие с родителей тащат последние копейки, а ты от стипендии отрываешь…
– Не от стипендии, – сказал он строго. – Родители уверены, что я выгодно устроился на подработку в одной богатой фирме. Ничего не делаю, а жалованье идет. Пришлось наврать такое, иначе бы ни за что денег не взяли. Вообще студенту нельзя жениться. Будет заниматься только женой – появятся хвосты. Будет заниматься только учебой – появятся рога. А будет заниматься и тем, и другим – отбросит копыта.
– Выдержишь, – сказала она без уверенности в голосе, – ты двужильный.
Она грустно улыбнулась, он шагнул в прихожую, сказал неожиданно:
– А знаешь, Лина, мне тот буржуйчик даже чем-то понравился. При всей тупости в нем есть что-то, что не дает ему оставаться в его болоте. Возможно, он и к тебе потому прилип, что инстинктивно чувствует в тебе силу… которую за деньги не купить. Не знаю, но ты уж не убивай его слишком… резко. Я понимаю, что он тебе не пара, но все-таки он не самое последнее говно.
На пороге она поцеловала его в щеку, я вскипел, и сказала ласково:
– Передай это от меня Веронике. Скажи, что я ее люблю и с нетерпением жду вашего ребенка.
– Передам, – пообещал он.
Она закрыла за ним дверь, а когда вернулась свою комнату, счастливое выражение исчезло, сменившись тревогой. Мелодично и совсем не пугающе звякнул телефон, она вздрогнула и посмотрела на него дикими глазами. Выждал пять звонков, потянула дрожащие пальцы к трубке, но, когда подняла, заставила себя сказать нормальным деловым голосом:
– Алло?
Я слышал, как донесся девичий щебет, слов не разобрал, но лицо Лины сразу расслабилось, она заулыбалась, вздохнула с облегчением, что звонит подруга, а не этот тупой богатенький маньяк… Я чувствовал такой стыд и такую ненависть к себе, что, если бы мог остаться в этой стене навсегда, превратившись в бетон, я бы это сделал с великим счастьем.
Глава 13
В универе можно особенно не таиться, а в коридоре проще читать списки отличившихся, проштрафившихся, отчисленных, призванных в ряды, и я, абсолютно неотличимый от остальных студентов, бродил по коридорам, заглядывал в аудитории, старался понять мир, в котором живет Лина, ощутить, что ей здесь недостает, что нужно сделать, чтобы чувствовала себя счастливой даже здесь.
Когда прозвенел звонок, я поспешил к лифту, но тот запоздал, а между закрывающихся дверей успела проскочить юркая девушка. Я узнал Веронику.
Она дружески кивнула мне, дверь закрылась, лифт двинулся вниз. Вероника косо посмотрела в зеркало, чуть выпрямила спину. Поймав мой взгляд, смущенно улыбнулась. Взгляд ее был дружеским, от нее вкусно и призывно пахнет, у меня кончики пальцев зачесались взять ее за бедра и хозяйским рывком придвинуть к себе.
Вероника снова улыбнулась, я увидел в ее глазах, что прекрасно понимает мои желания, они ей льстят, но у нас есть нечто общее – Лина, ее лучшая подруга, и потому мы при всех своих желаниях останемся на дружеской ноге. Пальцы мои разжались, я вдруг ощутил, что сам ни в коем случае не схватил бы Веронику, ибо дремучие рефлексы – одно, а я… не одни рефлексы. Уже не одни.