Происхождение альтруизма и добродетели. От инстинктов к сотрудничеству

Ридли Мэтт

Люди не только отказываются передавать право на размножение другим, но и, фактически, стараются подавить фаворитизм в отношении родственников ради общего блага общества. Непотизм, в конце концов, слово какое-то нехорошее. За исключением строго частных семейных дел, предпочтение родственников другим членам сообщества всегда является признаком коррупции. В ходе своего исследования жителей французских деревень в горах Юра, предпринятом в начале 1970-х годов, Роберт Лейтон обнаружил многочисленные доказательства недоверия к непотизму. На местном уровне, конечно, люди благоволили к своим близким. Однако на более высоком подобный фаворитизм вызывал резкое неодобрение. Община и сельскохозяйственный кооператив запрещали отцам, сыновьям и братьям одновременно выставлять свои кандидатуры на выборах. Считалось, что сосредоточение

управления общими ресурсами в руках основанной на родстве фракции не отвечает общим интересам. Группы, построенные на принципе кумовства (семейственности), имеют нелицеприятное название. Мафия тому — ярчайший пример³⁶.

Вследствие отсутствия непотизма аналогия между людьми и общественными насекомыми едва ли правомерна. Нам не только не свойственно косвенное размножение через других — мы делаем все возможное, чтобы его избежать. Впрочем, вышесказанное не относится к сравнению с хромосомами. Во всем, что касается репродукции, последние — еще большие эгалитаристы. Они могут не быть альтруистами, поскольку не отказываются от своего права на репликацию, но они и не эгоисты. Хромосомы ориентированы на группу, защищая целостность всего генома и подавляя эгоистичные мятежи отдельных генов³⁷.

Притча о булавочнике

В одном мы муравьев все-таки превзошли — в разделении труда. У них оно тоже существует — между рабочими и солдатами, рабочими и добытчиками пищи, строителями и специалистами по гигиене. По нашим стандартам это, разумеется, слабовато. У муравьев различимы на физическом (морфологическом) уровне максимум четыре касты, а задач — 40, а то и больше. Впрочем, по мере взросления рабочие муравьи меняют свои обязанности, что, разумеется, усиливает разделение труда. У некоторых видов — например кочевых муравьев — отдельные особи работают в командах, существенно расширяющих единоличные навыки³⁸.

У медоносных пчел перманентное разделение труда вообще отсутствует — за исключением рабочих и матки. Шекспировские пчелы-судьи, пчелы-каменщики, пчелы-носильщики и пчелы-торговцы — всего лишь плод воображения. Есть только рабочие, каждый из которых является специалистом широкого профиля. Преимущества общества для пчелы заключаются в том, что колония — эффективное информационно-обрабатывающее устройство, направляющее усилия туда, где они приносят наибольшую пользу. А это разделения труда не требует.

У людей, напротив, преимущества общества обеспечиваются как раз разделением труда. Поскольку каждый человек в некотором роде — довольно узкий специалист своего дела (обычно специализация начинается с достаточно раннего возраста, когда психика еще гибкая и позволяет отлично овладеть выбранным ремеслом), то совместные усилия в совокупности дают лучший результат, чем если бы каждый являлся универсалом. Мы воздерживаемся только от одной специализации — той, к которой муравьи относятся с наибольшим энтузиазмом: репродуктивному разделению труда между размножающимися и помощниками. Ни в одном человеческом обществе люди не возлагают функцию размножения на своих родственников. Старые девы и монахи нигде не бывают многочисленны.

Именно тесная координация между специалистами и заставляет человеческие общества функционировать надлежащим образом, именно она отличает нас от всех других социальных существ. Похожую сложность, касаемую разделения функций, мы находим лишь в обществе клеток, образующих тело. Разделение труда — вот что делает организм стоящим изобретением. Красные кровяные тельца необходимы печени так же, как она нужна им. Вместе они могут достичь большего, чем любая отдельная клетка. Каждая мышца, каждый зуб, каждый нерв, каждая кость играют свою четко определенную роль. Ни один орган не пытается делать все сразу. Вот почему мы можем рассчитывать на большее, чем слизевик. Уже в самом начале зарождения жизни разделение труда стало решающим шагом. Не только отдельные гены распределили между собой функции управления клеткой, но и сами специализировались на сохранении информации, оставляя выполнение химических и структурных задач белкам. Мы знаем, что это было разделение труда, поскольку РНК способна как сохранять информацию, так и выступать химическим катализатором. Впрочем, в первой задаче она явно уступает ДНК, а во второй — белкам³⁹.

Ни в одном человеческом обществе люди не возлагают функцию размножения на своих родственников. Старые девы и монахи нигде не бывают многочисленны.

Адам Смит первым осознал, что именно разделение труда и делает человеческое общество большим, чем просто совокупность составляющих его частей. В первой главе своей великой книги «Исследование о природе и причинах богатства народов» он в качестве примера приводит обыкновенного булавочника. Человек, не обученный изготовлению булавок, вероятно, сможет делать одну в день, а потренировавшись — максимум около 20. Благодаря же разделению труда между булавочниками и небулавочниками, а также дальнейшему распределению производственных задач между несколькими специалистами нам удается существенно увеличить количество булавок, которое может изготавливать каждый человек, 10 рабочих на булавочной фабрике вырабатывали и вырабатывают, писал Смит, 48 тысяч штук ежедневно. Цена 20 булавок, следовательно, составляет 1/240 человеко-дня, тогда как покупатель, решивший сделать их самостоятельно, затратил бы на их изготовление минимум целые сутки.

Причины такого преимущества, утверждал Смит, заключаются в трех ключевых факторах. Специализирующийся на изготовлении булавок человек, во-первых, постоянно совершенствует свои умение и сноровку, во-вторых, экономит время, которое иначе пришлось бы потратить на переключение между задачами, а в-третьих, извлекает выгоду из изобретения, покупки или использования специализированных машин, ускоряющих производство. Смит писал это на рассвете промышленной революции: всего на нескольких страницах он изложил единственную причину, по которой материальное благосостояние его страны, да и всего мира, в последующие два века должно резко улучшиться. (Кроме того, он явно осознавал отчуждающие эффекты излишней специализации; «человек, который тратит свою жизнь на выполнение нескольких простых операций… становится настолько глупым и невежественным, насколько это вообще возможно для человеческого существа», — писал он, предвосхищая Карла Маркса и Чарли Чаплина). Современные экономисты согласны со Смитом: экономическим развитием наш мир целиком и полностью обязан кумулятивным эффектам разделения труда, распределяемым рынками и стимулируемым новыми технологиями⁴⁰.

Если биологи ничего не прибавили к теории Смита, они хотя бы взяли на себя труд ее проверить. Помимо всего прочего, он утверждал, что, во-первых, разделение труда усиливается с увеличением размера рынка, а во-вторых, на рынке определенного размера разделение труда усиливается с улучшением транспортного сообщения и коммуникации. Оба принципа оказались верными для простых сообществ клеток — в данном случае для существа под названием Volvox, колониального организма, представляющего собой шарик сотрудничающих, но в целом самостоятельных, независимых клеток. Чем он больше, тем выше вероятность разделения труда, при котором некоторые клетки специализируются на репродукции. И чем больше имеется связей между клетками, тем сильнее разделение труда. В Merillisphaera (родича вольвокса) клетки теряют друг с другом соединения, по которым химические вещества поступают из одной в другую, тогда как в Euvolvox они сохраняются. Как следствие, Euvolvox может направить больше питательных веществ к специализированным репродуктивным клеткам, благодаря чему те развиваются быстрее⁴¹.

От исследований разделения труда у слизевиков Джон Боннер перешел к телам и сообществам. Факты доказывают правильность утверждений Адама Смита относительно связи, существующей между размером и разделением труда. Более крупные тела, как правило, включают больше различных типов клеток, а сообщества, организованные в более крупные группы — больше профессиональных каст (начиная с вымерших тасманийцев, живших в группах по 15 человек и признававших только две касты, и заканчивая маори, живущих общинами по 2000 человек и различающих 60 различных функций)⁴².