Происхождение имён рек и озер
Шрифт:
Связаны бывают не только гидронимы с названиям! населенных пунктов (река Пскова — город Псков, озеро Ладожское — город Старая Ладога, река Алдан — город Алдан), но и водные имена между собой: река Дон — ее приток Северский Донец, река Нева — озеро Нево (старое название Ладожского озера), река Очка — правый приток реки Оки и т. д.
Таким образом, гидронимы включаются в определенную систему, причем название притока, производное от названия большей реки, явно выдает себя своей формой: в русском языке гидронимы с уменьшительными суффиксами — ец, — ица, — ка и др. могут обозначать именно приток одноименной большей реки.
Эта связь водных названий между собой помогает при расшифровке смысла многих гидронимов.
В Литовской ССР протекает река Пала, название которой совпадает с именем новгородской Полы. Название литовской речки возводится к древнему индоевропейскому корню *раl-[2] в значении «болото, трясина, топь». Корень *раl- часто присутствует в названиях европейских рок. Несмотря на физико-географическое различие между текучими и стоячими водами, в древности одно и то же слово могло обозначать и те и другие объекты. (Вспомним, кстати, что реки могут меандрировать, образовывать старицы, заболачиваться и т. д.)
Если имена новгородской и литовской рек родственны и возводятся к общему индоевропейскому источнику, то естественно предположить, что и название Поломети можно объяснить таким же образом. Тогда, возможно, отыщется и объяснение второй части названия. Действительно, слово Полометь (или Поломода, Поломедь) можно считать сложением из двух корней, причем вторая часть представляет собой индоевропейское слово со значением «середина» (в греческом языке ????, в албанском mjet). В древнеиллирийской области (Среднее Подунавье) протекали реки с названиями Метапа, Метаурус, Медма, Медуакус, Медуна; эти названия означали нечто вроде «срединной реки». Между прочим географическое положение Поломети как нельзя лучше подтверждает эту этимологию: река Пола принимает Полометь как раз в своем среднем течении.
Относительно того, как попали в русский Озерный край такие древние названия, мы расскажем немного позже.
Названия вод помогают языковеду объяснять имена многих других географических объектов. Помимо этого, они позволяют иногда восстанавливать древние слова языка, которые сохранились до нашего времени только в диалектах, а иногда и вообще не зафиксированы современными говорами. Известный исследователь гидронимии бассейна Оки Г. П. Смолицкая реконструировала целый пласт такой лексики русского языка ранних веков. Возможно, эти слова и существовали в том русском языке, на котором говорили наши предки (до XVIII в.), но по каким-то причинам не попали в памятники письменности. Частично эти слова были зафиксированы в говорах XIX–XX вв. или же имеют соответствия в других славянских языках.
В Москве протекает река Чечора, правый приток Яузы. Подобные названия широко известны в бассейнах других рек. Г. П. Смолицкая [1981] восстановила древнерусское слово чечора («старое русло реки»), основываясь, в частности, на том факте, что в современных говорах Воронежской области есть слово чечора со значением «старое русло реки, ставшее болотистым оврагом; непроходимое топкое болото». Аналогичным образом были реконструированы слова верейка («возвышенное сухое место
Давно вышло из употребления древнерусское слово чермъныи — «красный», «багряный». Оно сохранилось лишь в некоторых русских говорах — слова черёмный, чермный. Однако многие географические имена содержат это слово: озера и реки Череменецкое, Череменка, Черем-ница, Черменец, Чермно. Подобные названия часто претерпевают изменения: так, Чермный ручей (приток Чудского озера) со временем превратился в реку Черму (или Черьму). Это произошло потому, что смысл слова чермный уже давно стал непонятен местному населению. Характерно, что местные жители путают слова чермный и черный, не видя между ними разницы. Например, в деревне Малое Чернево Гдовского района Псковской области смысл названия реки Черьмы объясняют так: Черьма — от слова «черный»; лес Черемско — поскольку в нем черная земля и ландыш растет.
Гидронимы иногда позволяют восстановить и древние имена или прозвища людей, не зафиксированные историческими источниками. Чаще такие прозвища и имена coдержатся в названиях деревень и сел, а от них переходят в названия близлежащих речек, ручьев, озер, колодцев. Но бывают случаи, когда эти прозвища сохраняются только в гидронимах. По имени человека, жившего поблизости от реки, или удившего в ней рыбу, или еще каким-то образом имевшего к ней отношение, река и получала свое название.
Псковские и новгородские водные названия позволили, например, узнать о существовавшем прозвище Базло (по речке Базловке; отчество Базлов зафиксировано в письменных источниках). Это прозвище, вероятно, было дано плаксивому, крикливому человеку: в русских говорах базёл означает «ревун, плакса», а базло — «пасть, горло» (в современном просторечии и в говорах базлатъ — «громко кричать, орать»). Еще одно прозвище приоткрывает нам река Костыговка: Костыга значило «наглец». Впрочем, прозвище могло возникнуть и от более нейтральных слов: костыга — «жесткая кора растений, годных для пряжи льна, конопли» или костыг — «крюк для лаптей».
В гидронимах сохранились следы таких личных имен, которые могли быть не зафиксированы имеющимися историческими документами по северо-западным землям. Например, название ручья Мирохновский позволяет установить бытование имени Мирохно— из Мирон. Уменьшительные формы на — хно были характерны для польских имен, позже получили распространение в восточнославянской области, особенно на Украине и русском Северо-Западе. Ср. также гидроним Радошка — от уменьшительной формы (Радоша, Радош) имен с первым компонентом Рад(о)- (Радомир, Радомысл, Радогость и др.). Таким образом, гидронимы представляют собой материал для изучения истории языка.
Какими же источниками пользуется специалист, задавшийся целью изучить водные имена какой-нибудь определенной территории? Источники богаты и разнообразны, и прежде всего это полевая работа самого исследователя.
Крупнейший ученый XIX в. М. А. Кастрен (1813–1852) собрал огромный топонимический материал в ходе изучения языков и этнографии народов русского Севера и Сибири. Для этого ему пришлось объехать Лапландию и Карелию, самоедские (ненецкие) тундры, пересечь Уральский хребет, достигнув Тобольска, Березова и Обдорска, исследовать бассейны Иртыша, Оби и Енисея, а также Ачинскую и Минусинскую степи, Саянские горы, Прибайкалье. Научный подвиг этого ученого огромен: его наследие, обработанное после его смерти академиком А. А. Шифнером, составляет 12 томов.