Происхождение скотоводства (культурно-историческая проблема)

Шнирельман Виктор Александрович

Таким образом, в начале XX в. оформилось четыре подхода к объяснению причин возникновения скотоводства: 1) одомашнивание животных для хозяйственных нужд; 2) содержание животных-«любимчиков» для удовольствия; 3) теория симбиоза; 4) религиозная теория доместикации. С тех пор и поныне в работах многих зарубежных авторов часто встречаются элементы всех или по меньшей мере двух из этих теорий в разном соотношении. Так, Ф. Гребнер реконструировал механизм возникновения скотоводства в условиях симбиоза между животными и охотниками, следовавшими за их стадами. Он считал, что такая охота порождала в человеческих коллективах особые чувства к животным, связанные с тотемизмом. Однако в отличие от Ф. Джевонса и С. Рейнака Ф. Гребнер рассматривал религиозное отношение к животным как духовную оболочку процесса доместикации, а не как главную его причину [617, с. 1030]. Б. Клатт отвергал идею доместикации по хозяйственным мотивам, как анахронизм, ссылаясь на содержание животных якобы исключительно для удовольствия у многих отставших в своем развитии народов, а также сочувственно излагая положения религиозной теории доместикации [715, -с. 6–7]. Соглашаясь с Э. Ханом в том, что домашние животные широко используются в ритуалах, С. Д. Форд писал, что доместикация могла иметь своей целью обеспечение бесперебойного снабжения людей мясом, а ритуал, независимо от того, возник он до или после нее, мог служить той же цели [582, с. 457]. К. Вейлэ считал, что первоначальное приручение происходило по самым разнообразным мотивам, не связанным с желанием человека извлечь какую-либо хозяйственную пользу из него. Лишь в обстановке оседлоземледельческого быта могла возникнуть мысль о полезности прирученных животных [76, с. 108]. С другой стороны, Л. Крживицкий допускал возможность доместикации животных-тотемов [172, с. 91, 92].

Наиболее последовательными противниками религиозной теории доместикации в зарубежной науке довоенного времени были У Сирелиус и представители Венской культурно-исторической школы. У. Сирелиус [937] указывал, что древнейшим способом использования прирученных животных была их дрессировка для целей охоты, приводя в пример охоту с соколами, бакланами, гепардами и т. д. В соответствии с этим У Сирелиус считал, что древнейшие домашние олени выполняли функцию манщиков, прежде чем они стали служить для транспортных нужд. И лишь много позже возникло кочевое оленеводство. В то же время он справедливо делал оговорку, что охотничьи животные зачастую не оставляют потомства и поэтому не могут основать домашнюю популяцию. Поэтому в качестве одного из возможных путей приручения оленей он называл загонную охоту с изгородями. В противовес Э. Хану и его последователям У. Сирелиус выдвинул рациональное объяснение появлению кастрации животных, в которой он видел средство уменьшить напряженность в стаде. Пытаясь обосновать идею очень раннего появления упряжного оленеводства, У Оирелиус указывал на находки полозьев саней будто бы каменного — века. Однако датировка этих находок впоследствии была признана спорной, равно как и связь их с оленьей упряжкой, с чем согласился и сам У Сирелиус (см. об этом [193, с. 87, 88; 828, с. 99—100]).

Отрицание религиозной теории доместикации было одним из принципиальных моментов в исторических построениях В. Шмидта и В. Копперса, которые считали культ животных чертой, характерной исключительно для южного культурного круга. Они не видели истоков доместикации и в институте «любимчиков», правильно подчеркивая, что наличие «любимчиков» не ведет автоматически к возникновению скотоводства. Вместе с тем первоначально они отрицали и хозяйственные основы доместикации, полагая, что оленеводство родилось на базе симбиоза, возникшего в условиях специализированной охоты [925, с. 509, 510]. Однако после исследования Ф. Флора, утверждавшего, что лишь собака и свинья могли быть приручены в результате симбиотических связей с человеком, тогда как другие животные были одомашнены по хозяйственным соображениям (олени, в частности, ради мяса и под вьюк) [581, с. 44, 92, 93], В. Копперс изменил свое мнение. Отметив, что охотники никогда не практикуют бесполезное истребление животных, В. Копперс доказывал теперь, что главной причиной доместикации была хозяйственная необходимость [721, с. 179–185].

Если не считать попытки В. Шмидта и В. Копперса обосновать с помощью идеи прямого перехода охотников к кочевому скотоводству реконструируемую ими линию развития от тотемических экзогамных патриархальных обществ к большесемейным патриархальным группам, то окажется, что зарубежная наука весьма мало внимания уделяла социальным последствиям доместикации животных. Лишь Л. Крживицкий высказал несколько ценных соображений о возникновении частной собственности на скот, пытаясь найти предпосылки для этого в обычаях охотников. Он был первым, кто указал на ее большое своеобразие в древнейший период, заключавшееся в том, что «частная собственность на скот не мешала коллективному его потреблению» [172, с. 91, 92].

Итоговыми для зарубежной науки довоенного периода можно считать работы Р. Лоуи [762, с. 282–316; 763, с. 37–52] и К. Уисслера [1038, с. 200–206]. Р. Лоуи подчеркивал, что при всей важности конкретного анализа всего многообразия хозяйственных систем первобытности эта задача еще далеко не решена, вследствие чего картина становления производящего хозяйства остается туманной. Вопрос о соотношении процессов самостоятельной доместикации и заимствования решался Р. Лоуи правильно. Он выделял несколько независимых очагов доместикации в Старом и Новом Свете. В то же время Р. Лоуи считал, что хотя видовое разнообразие культурных растений и домашних животных и может быть связано своими истоками с разными биологическими центрами их доместикации, однако часть из этих центров могла послужить основой для возникновения не первичных, а вторичных очагов доместикации. Он подчеркивал творческий характер заимствования. Вместе с тем Р. Лоуи придерживался идеалистической религиозной теории доместикации, видя в ней опровержение материалистической исторической концепции. Касаясь вопроса о генезисе кочевого скотоводства, этот исследователь склонялся к мысли о том, что крупные копытные животные могли быть одомашнены охотниками.

К. Уисслер, подобно Р. Лоуи, придерживался полицентрической концепции становления скотоводства. Он считал, что в разных условиях разные животные могли быть одомашнены разными путями. Так, собак и свиней могли приручить в условиях симбиоза. Тур, лошадь и другие крупные копытные стали домашними, возможно, при тех же обстоятельствах, что и олень, т. е. к их разведению перешли следующие за стадами охотники. В то же время не исключалась и доместикация животных, портивших поля ранних земледельцев. В любом случае, по мнению К. Уисслера, новые, более тесные взаимоотношения между людьми и животными возникали неосознанно, симбиотически. В России интерес к истории домашних животных возник сразу же вслед за выходом в свет исследований Л. Рютимейера и Г. Натузиуса. Одной из первых работ на эту тему была статья К. Ф. Кесслера, в которой автор знакомил русского читателя с новейшими достижениями западных специалистов и вносил некоторые предложения по усовершенствованию методики изучения костного материала [142, с. 1—27]. В начале XX в. уже имелись обобщающие произведения русских авторов, посвященные происхождению домашних животных, как, например, книги Е. Елачича [118] и особенно Е. А. Богданова [36]. Однако основные достижения в области изучения проблем древнего скотоводства связаны уже с советским периодом.

Советская наука 20-х и отчасти 30-х годов, еще только овладевавшая марксистской методологией, испытывала влияние тех общих тенденций, которые характеризовали европейскую науку в целом. В ней также наметились две линии. Сторонники первой, соглашаясь во многом с Э. Ханом, считали, что производящее хозяйство родилось в комплексной форме, а кочевое скотоводство выделилось из него лишь позже (многие зоологи, см. ниже). Их противники связывали становление скотоводства с приручением животных в условиях охотничьего быта (В. Г. Богораз-Тан, В. В. Гольметен, С. Н. Быковский, В. И. Равдоникас и др.). Вместе с тем в советской науке тех лет имелась и еще одна, марристская, тенденция, в силу которой потенции местного развития где бы то ни было гипертрофировались, а роль культурных влияний сводилась на нет, что особенно проявилось в 30-е годы. Поэтому целесообразно историю науки 20-х и 30-х годов рассматривать раздельно.

Уже в 20-е годы зоологи и ботаники сделали важные шаги в изучении проблем доместикации. В это время были разработаны методические основы изучения доместикации животных, причем эта проблема рассматривалась как комплексная, решение которой возможно лишь при содружестве многих наук. Некоторые ученые пытались выявить очаги доместикации отдельных видов, а также начали глубокое изучение последствий содержания домашних животных в домашних условиях и механизмов породообразования [45; 329; 294; 36]. Д. Д. Букинич, занимавшийся главным образом происхождением земледелия, независимо от Г. Чайлда пришел к сходному с ним пониманию роли оазисов в пустынных районах как стимуляторов перехода к производящему хозяйству [50, с. 101, 102, 112]. Он полагал, что доместикация быка была вызвана потребностями плужного земледелия, а за быком последовали и другие животные. Д. Д. Букинич считал, что доместикация началась в условиях преследования диких животных охотниками. В те же годы вышла в свет работа В. А. Городцова, где были обобщены данные по археологии каменного века, которые свидетельствовали, в частности, о том, что производящее хозяйство проникло в Европу из Азии [91, с. 309, 310, 367–369]. Последнее подтверждали и специалисты-зоологи.

В конце 20-х годов были опубликованы работы этнографа А. Н. Максимова, в которых наряду с рядом спорных положений содержались ценные мысли и замечания, проливавшие свет на проблему доместикации. Этот исследователь, как никто другой из профессиональных этнографов до него, подчеркнул высокую социальную роль раннего скотоводства, значение стада как показателя персонального престижа и богатства, а также как важнейшего средства установления социальных контактов [205, с. 4—10]. Вместе с тем, не проводя четкого различия между приручением и одомашниванием, ученый не нашел и рационального объяснения происхождения последнего. А. Н. Максимов не видел разницы между современным промышленным мясным животноводством и примитивным (разведением животных на мясо, как правильно указывал полемизировавший с ним С. Н. Быковский [53, с. 21]. Следствием такого подхода стал парадоксальный вывод о том, что молочное использование животных предшествовало мясному [205, с. 16, 17, 21].

А. Н. Максимов внес большой вклад в изучение вопроса о происхождении оленеводства [206, с. 3—32]. Проанализировав типы оленеводства в Евразии, ученый пришел к заключению о существовании двух независимых центров доместикации северного оленя (скандинавский и саяно-тунгусский). В обоих случаях, по его мнению, доместикация происходила под влиянием развитых скотоводов, что позволило отвергнуть идею самостоятельного одомашнивания оленя бродячими охотниками. Весьма ценными представляются аргументы А. Н. Максимова, направленные против теории симбиоза. Он показал, что дикий олень не только не идет навстречу человеку, но оказывает ему всяческое сопротивление.