Происхождение видов
Шрифт:
Вокруг все шершавое, мохнатое, мокрое, пахучее, густая мокрая трава, высокие раскидистые деревья с красной корой и висячим мхом на ветках и стволах. Большие овальные разноцветные листья в мелком прозрачном ручье.
Неопытному глазу лес показался бы слишком темным и неуютным, луна куда-то сбежала с неба, и все тени сдвинулись, дружно слились в одно влажное, подрагивающее, непредсказуемое существо. Раньше в такие безлунные ночи Слип старался даже не высовываться, но теперь он знал, как ориентироваться в полной темноте. Для этого не надо судорожно озираться по сторонам, и уж тем более не нужно никуда всматриваться и пытаться что-то разглядеть – это совершенно бесполезно. Нужно поднять взгляд чуть вверх от земли и поворачивать голову из стороны в сторону, не торопясь, сделав глаза будто бы расслабленными, мягко и широко охватывающими темноту; не стараясь ухватить детали, а лишь спокойно сосредоточившись на
Слип поводил глазами из стороны в сторону, прислушался к своим ощущениям. Да… определенно… вон то черное пятно среди других черных пятен отзывается в его груди. Мягко ступая и изгибая тело, вторя нежным прикосновениям пушистых еловых лап к бокам, он сделал несколько шагов. Тьма расступилась. Точно, тут будет удобно. Две больших сосны срослись у основания, образовав прочный укромный шатер, и когда Слип разгреб листья вокруг корней, ниша стала достаточно глубокой, теперь можно прижаться спиной к шершавой коре. Теплая... сосны всегда теплые... теплые и уютные. Березы – те тоже уютные, но более отстраненные, они живут сами по себе и не любят общества. Теперь можно замереть и отдаться чувствам и мыслям.
…Карисса. С ней оказалось интересно… Длинная, смешная… Сначала Слип даже не воспринял ее всерьез, ну в самом деле – что можно ожидать от столь странного существа? Их встреча была случайной. Это случилось во время его самой первой попытки дойти до границ. Тогда он чертовски сильно проголодался, еды не было уже два дня, и ведь заранее же было известно, что никакой еды не будет на всем пути от тростниковых болот до заброшенного логова, но любопытство оказалось сильнее здравого смысла, тем более, что после заброшенного логова начиналась пойма реки, где еды должно быть вдоволь. Два дня без еды – в общем ничего страшного, бывали времена и похуже, да и Слип уже не был ребенком и знал, как выживать в лесу, но вот то, что не будет еще и воды, вот этого он не предусмотрел. Самому спросить не пришло в голову, а Нара ничего не сказала – то ли забыла, то ли специально решила проучить, чтобы отбить охоту соваться куда не следует. Конечно, ей всего этого не надо, у нее ведь все хорошо, вообще у всех все хорошо, так зачем искать проблемы на свою голову? В этом она вся… в этом все они – все его родственники и друзья, и родственники его друзей... довольство... сначала думаешь, что в нем и есть счастье, а потом оно превращается в зудящую рану, словно умираешь минута за минутой. Почему так? Почему другие могут просто жить день за днем, а он, Слип, не может?
А может Нара и не была здесь никогда, а просто похваляется? Кто знает… слишком много слухов, слишком мало правды. Что ж, теперь по крайней мере правды будет больше.
Первый день он продвигался с максимальной скоростью, но к вечеру определенно устал лавировать между бесчисленными стволами, растущими в разные стороны, затейливо сросшимися друг с другом под немыслимыми углами. В конце концов, с опухшим от жажды языком он завалился на ночь на кочку, поросшую густым сухим мхом, и впервые в своей жизни позавидовал деревьям, пожалев об отсутствии корней, которыми он мог бы добывать воду из-под земли. Вот бы сейчас такой корешок, как у елки – стремительно уходящий вглубь, к теплу, к воде. Деревья живут своей жизнью, загадочной, далекой... Уже засыпая, Слип видел сквозь полуприкрытые веки, как меж ветвей сосен и елей текут, стремительно струятся, не переставая, тонкие зеленые светящиеся пунктирные нити. Деревья общаются между собой, это ему было известно, но можно ли их понять? Не просто воспользоваться безмолвным знанием, приходящим при созерцании нитей, а именно понять, почувствовать – как и что чувствуют они? Это, конечно, снова «лишний» вопрос – из тех, за которые ему так часто доставалось от взрослых. А если вообразить, что и от него исходят
Ночь прошла в кошмарах. Снилась всякая ерунда – то крики кадумов и страх, что тебя обнаружат и поймают, то вдруг кочка стала уходить под землю, и сначала он обрадовался, что теперь-то доберется до воды, но с каждой секундой становилось все жарче и жарче, воздух раскалился и стало больно дышать. Проснувшись с глухим вскриком, Слип попытался отдышаться и обнаружил, что горло и в самом деле раскалено и болит при каждом глотке – оказалось, он совершил серьезную ошибку. Во мхе росли вонючки, и когда во сне он навалился на них боком, в воздух поднялось целое облако горьких спор, и вот теперь он ими надышался, и стало совсем плохо. Остаток ночи прошел в полубреду, Слип то проваливался в горячие сны, то вырывался из них со стоном. Стоило закрыть глаза, как вновь начиналось мельтешение деревьев, кустов, травы, земля мчится под ногами и уходит влево, вверх, вниз… Сколько же будет продолжаться это мучение… Когда же рассвет? Минута течет за минутой, Слип приподнимался, ворочался, переворачивался с боку на бок, проваливался в забытье и вырывался из него, чуть не плача от досады, что даже сон не спасает от мучений.
Чуть только рассвело, он сразу же пошел вперед, хотя понимал, конечно, что это довольно опасно – идти по мокрой от росы траве, приминая ее и оставляя следы. В голове была одна мысль – скорее уйти подальше, чтобы возвращаться было бессмысленно, чтобы пойма реки стала магнитом, притягивающим и увеличивающим силы. Попробовал слизывать капельки росы, но это только раззадорило жажду – нет, лучше вообще забыть обо всем этом, вперед, только вперед. Это важное открытие - чем больше думаешь о том, как тебе плохо, тем хуже становится, поэтому надо просто перестать об этом думать.
Когда Карри учила его думать, то среди прочего она говорила, что кадумы вообще никогда не перестают думать – просто не могут остановиться. Удивительно! Какие странные, непостижимые существа! Тогда он им позавидовал, это ж надо – он тут из кожи вон наизнанку выворачивается, чтобы научиться думать хоть чуть-чуть, а они… но сейчас Слипу стало понятно, почему Карри говорила об этой удивительной особенности не с завистью, а с сожалением, кажется, она в тот момент даже сочувствовала им! Но нет, это невозможно… так кому же она сочувствовала? Вот сейчас самое время и проверить, насколько хорошо усвоены уроки. Одно дело, когда ты сыт, напоен и доволен, и совсем другое дело сейчас… уставший, на бегу… получится ли?
Густой лес неожиданно сменился редколесьем, земля стала жесткой, пыльной, редкая трава не удерживала ее. Веснянки стаями порхали вокруг, над ними кружили вороны, а еще выше – почти безоблачное небо, бесконечное, недостижимое, пронзительное.
Слип сосредоточился на вопросе и стал искать в себе то особое чувство, которое приводит к рождению ответа. Сколько же времени, сколько трудов было потрачено, пока он не научился нащупывать это почти неуловимое состояние. Карри… она была так самоотверженна… Спасибо тебе, Карри… ты успела научить меня. Ты словно чувствовала, что дни твои сочтены, и так спешила, так мучила меня, что порой даже хотелось на тебя накричать. Но теперь я уж не забуду, не потеряю…
Чувство предвкушения рождения мысли появилось примерно через полминуты. Слабовато, конечно, но это в общем простительно, ведь так велика усталость. Это чувство –как натянутая в груди струна, тонкая, звенящая, если бы можно было ее увидеть, наверное она бы выглядела как невесомая, влажная паутинка, сияющая в солнечных лучах. Теперь надо «свить гнездо». Карри нравился этот образ, ей вообще нравились образы – они и в самом деле здорово помогают, особенно вначале. Испытывать чувство предвкушения рождения мысли, и в то же время сосредоточиться на своем вопросе – переходить от одного к другому, от одного к другому, раз, другой, третий, пока оба не сплетутся между собой, пока не возникнет чувство твердой уверенности – это Карри и называла «свить гнездо», и говорила, что если уж гнездо есть, если оно добротное и теплое, то там непременно поселится птица. Надо только подождать, и она прилетит.
«Себе!» Мысль возникла – птица прилетела. Ну вот, самое трудное сделано, это всегда давалось Слипу тяжелее всего. С его импульсивностью, необузданной ребячьей энергией, брызжущей во все стороны, оставаться неподвижным где-то глубоко внутри, «свить гнездо» и ждать – ох как это непросто… Теперь осталось самое простое - разобраться в ответе. Значит, Карри сочувствовала себе. Странный ответ… не понимаю… с чего ей было сочувствовать себе, если она не кадум, если для нее остановить мышление было так же просто, как мне сейчас остановить свой бег? Что-то не связывается, что-то не так… ладно, потом.