Происхождение видов

Бодхи

– Трайланг остановился, глубоко вздохнул. – Вот… ну, понятно? Объяснения могут быть простыми, они и должны быть простыми, даже примитивными, но чрезвычайно зрелищными. Сосредоточьтесь на поиске преступников – неотвратимость наказания гораздо вернее предупреждает преступность, чем тяжесть наказания – это известно уже сотни лет. Сосредоточьтесь также на предотвращении преступлений - на пропаганде ответственности за совершенные дела, а не за слова, не расползайтесь по древу, ведь никакое – ни сильное, ни слабое государство просто теоретически неспособно установить контроль за тем – кто что говорит, кто к чему призывает, но попытки такого контроля неизбежно приводят к гиперрасходам на секретные службы, государство становится полицейским, за каждым устанавливается слежка, почта перлюстрируется, разговоры прослушиваются, а затем полученная информация используется коррупционерами и преступниками, сами секретные службы опутывают государство как раковая опухоль, высасывают соки,

пробираются во власть и становятся полновластным и беззаконным государством в государстве. А вот любое подавление свободы слова преследуйте как тяжкое преступление, и тогда одни будут призывать к убийству неверных, а другие - к озаренным восприятиям, или к созидательному труду, укреплению семьи, росту благосостояния, росту индустрии развлечений, и ни тех, ни других трогать не должны сметь под страхом тяжкого наказания. И как вы думаете – на что скорее отзовутся люди – на призывы убивать или на призывы строить, добиваться благополучия, испытывать симпатию друг к другу, развлекаться, путешествовать, богатеть, получать образование? Тут, собственно, и думать нечего, история уже показала – кто победил, причем победа эта была одержана в крайне тяжелых условиях – не то, что сейчас.

Трайланг замолчал, потер рукой губы, помассировал лицо, глаза.

– Я говорил о политике. Быть влиятельным политиком – это не значит быть как толпа и не значит непременно происходить из толпы. Можно сколько угодно сильно отличаться от нее, и все же иметь огромное влияние – достаточно иметь некоторую совокупность личных качеств и, конечно, грамотно использовать текущие исторические условия. Я приведу несколько примеров, чтобы не быть голословным. Когда-то давно в Индии национальным политическим лидером был Ганди. Странный человечек – маленький, неказистый, в очках, ушастый и вообще смешной. Ходил в сандалиях босиком, заворачивался в простыню согласно индийским правилам. Ну казалось бы – и быть ему политиком местного значения, куда ему – такому неказистому – в европейскую, в мировую политику с прожженными волками во главе ее! Ан нет, Ганди обладал заметным влиянием в мировой политике. И вот пример, иллюстрирующий одно из его качеств. На одной из его многочисленных встреч с простым народом к нему подошла женщина с дочкой и попросила, чтобы Ганди, к которому в их семье относились с почитанием и обожанием, сказал ее дочке, что есть много шоколада – вредно, а то она много его ест…

– Кажется – это был не совсем «простой народ»:), - заметил кто-то.

– … ну да:), но на встречу к нему действительно могли прийти самые разные люди. И Ганди сказал им приходить через две недели. Спустя две недели женщина снова подошла к нему с дочкой, и Ганди сказал – девочка, есть много шоколада – вредно, от этого начинаешь плохо себя чувствовать. Удивленные люди спросили – какого черта, почему ты не сказал этого две недели назад, зачем было откладывать? На что Ганди ответил – «в течение двух недель я ел шоколад каждый день и убедился, что самочувствие мое ухудшается, а до этого у меня не было такого опыта». Можно усомниться, конечно, в здравом смысле Ганди в данном случае, поскольку одному может хотеться одного, а другому другого, но нельзя усомниться в его честности. Политики – это люди, в которых действуют определенные механизмы, в том числе и чувство вины, совести, прочее и прочее. Ганди воспринимался ими как совесть политики, и оказание ими уважения ему отчасти было непритворным, отчасти – средством повышения собственного статуса, в том числе и в своих собственных глазах.

– Какие это еще могут быть качества? Не слишком ли ограничено их количество, ведь не сможешь же ты произвести впечатление на политиканов тем, что испытываешь чувство красоты например?

– Я бы не сказал. Могу привести в пример президента Франции середины двадцатого века – Жискар д’Эстен. Почитайте его книгу воспоминаний «Власть и жизнь». Странное от нее впечатление…, да президент ли ее писал?? Президент. Причем весьма успешный. Никто, кажется, после него не пользовался во Франции такой поддержкой и уважением, как он – вплоть до конца старого мира. Да и до него. И если задаться вопросом – чем же так очаровал своих граждан, равно как и множество других политиков во всем мире, этот человек, то я бы сказал так: он казался им глубоко чувствующим человеком. И представьте себе – это находило отклик. Люди словно находили в нем то, чего не хватало в них самих.

– Ну уж искренностью-то точно их не увлечешь:)

– И опять неверно!

– ??

– Да, неверно. Можно увлечь людей искренностью и стать великим политиком. Нет, ну конечно одной искренности будет недостаточно, так же как и быть лишь глубоко чувствующим или честным человеком недостаточно, чтобы стать влиятельным политиком, но тем не менее искренность может стать той силой, что скрепляет остальные действия политика.

– И тоже есть пример?

– Конечно. Как вы думаете – почему случилось такое странное явление в двадцатом веке, когда десятки миллионов немцев – одной из самых образованных наций, съевшей собаку на философии, политике, истории, прочих науках, музыке, считающейся

одной из столпов мировой культуры – вдруг все как один посходили с ума и пошли за Гитлером завоевывать, грабить и убивать? Это же великая загадка, да даже больше того - это великая трагедия! Неужели вся культура не стоит совсем ничего? Неужели культура – лишь фантик, под которым скалит зубы ощерившийся динозавр? Нет, не фантик. Первые практикующие выросли из этой же самой культуры, которая создавала творения в виде музыки, книг, наук и прочего и прочего, что резонировало с озаренными восприятиями, пробуждало их первые всплески. Так почему? Достаточно посмотреть видеозаписи выступлений Гитлера, и все становится ясно. Да, очень выгодный исторический момент – алчная Европа разорила Германию, навязала ей такие варварские условия, которые привели в итоге к катастрофе, коллапсу, и люди просто больше так жить не могли. Да, был указан общий враг – это всегда удобно – сплотить народ вокруг реального или выдуманного врага – мы не будем сейчас обсуждать – выдуман был тот враг или нет, хотя книгу Исраэля Шахака «Еврейская история, еврейская религия: тяжесть трех тысяч лет» прочесть в этой связи было бы небезынтересно. Да, было и то и сё, но на мой взгляд главным, системообразующим, цементирующим в образе Гитлера было то, что он казался людям ОЧЕНЬ искренним, и в силу этого – очень убедительным. Посмотрите записи его выступлений и составьте свое мнение. Позже говорили о «гипнотизме» и прочей мистике. Это ерунда. Гитлер производил впечатление – подчеркиваю – именно «производил впечатление» очень искреннего и серьезного человека – и именно это качество, которое было бы оставлено без внимания где-нибудь в Камбодже, сыграло свою фатальную роль в культурной, развитой стране. И это несомненно. И это реабилитирует отчасти западную культуру. А вот был ли он в самом деле искренним, в какой степени и в чем и в какой период – это уже вопрос для историков, хотя в двадцатом веке за такое исследование – почти независимо от его выводов – можно было угодить в тюрьму. Корпорация BBC, существовавшая в то время, сняла в конце двадцатого века огромный документальный фильм про нацизм, и среди прочего в этом фильме представлены интервью с немцами – как простыми людьми, так и интеллектуалами, слышавшими речи Гитлера. Они уже старые, но прекрасно помнят свои впечатления – посмотрите, послушайте – что они говорят.

– Если потребуется, мы снабдим наших политиков сколь угодно подробной информацией о политиках прошлого, - улыбнулся Менгес, и тогда наконец-то уважаемый Совет станет с бОльшим вниманием относиться к нашим исследованиям.

– Ну, Менгес, когда мы в чем отказывали конкретным историкам?

– Отказывали, отказывали:)

– У нас все равно нет политиков. – Джеффри был серьезен и не собирался переводить разговор в дружественный перепизд. – А политики формируются в политической борьбе, они вырастают в самой гуще народной жизни, политик должен ощущаться народом как «свой».

– Неверно, Джеффри…, - почти устало возразил Трайланг.

– Похоже, у тебя запасены примеры на любой вкус и цвет:)

– Не исключено. Вспомните Екатерину Вторую – царицу русскую. Уж более чужеродное и трудно было вообразить – немка! Немецкая принцесса, русского языка-то поначалу не знавшая – самодержавная царица российская!! Да еще и трахала все, что движется, и почти не скрывала этого. А кого в итоге почитал русский народ так же, как ее – и при жизни, и сотни лет спустя? Ну Петра Первого (который, кстати, тоже перетрахал сотни, если не тысячи девушек и женщин, и тоже не скрывал этого), да в общем и все. Но я согласен – конечно, намного проще стать политиком тому, кто уже поварился в этой каше интриг, заговоров, шпионов, врунов, лоббистов и так далее. Начните с малого – начните с того, что у вас есть.

– Пока у нас ничего нет.

– Нет есть. У вас есть прирожденный политик, который поварился в каше почище той, что на Нижних Территориях.

– ??

– Спросите у нее, - Трайланг ткнул пальцем в Тору.

– У меня?? – Тора едва проговорила пересохшим языком, – просидеть два часа, а потом еще час, не сказав ни слова, тут не только язык пересохнет.

– Гости-то твои…

– Гости? Вайу? Откуда ты зна… а… ну да, теперь я понимаю, почему он сказал «или»…

– какое или?

– какой вайу?

– где гости?

Тора оказалась в центре внимания, и нельзя сказать, что не испытала неловкости в связи с этим.

– Пригласите этих людей, - продолжал Трайланг, - расскажите о нашем мире, предложите пойти работать в Нижние Территории и проводить там политику, соответствующую нашим интересам – после того, как они были выкинуты из их мира при довольно трагических обстоятельствах, скорее всего это их заинтересует. Вайу так точно захочет – он вообще прирожденный политик, да и поучиться было у кого… А Майя…

– Майя – я так понимаю, это та девушка, я даже рассмотреть-то ее толком не успела…

– Да.

– Майя… - Тора задумалась.

– Майя, - пробормотал Хельдстрём, - неужели та самая??

– Та самая, Томас, та самая. Они оба – она и Вайу, приходят сейчас в себя в хижине Торы, и я думаю, вам всем будет о чем поговорить и о чем договориться.