Происхождение
Шрифт:
Удерживая олово с кровью над пламенем, я поручил его огню, говоря: "Как Siobhan освещенные огнем ненависти в этом мире, так будет и кровь ее кипенть. Отправить свою злобу, жадность, и зло к ней-три раза! "Я бросила засохшую кровь в огонь, и шипящий звук вырвался из него. Я представила себе лиги taibhs — огромная волна из них, поднимается вверх и захлестывает Siobhan's красивую соломенную голову. Черные капли боли обрушиваются на Диармуида, окрашивая его сверкающие голубые глаза, горя на него волосах, опускаясь по его прекрасной щеки. Черные заклинания
"Это жертва — для тебя, Богиня, — сказала я."Брось свою ненависть на голову Siobhan и ее Vykrothe семьи. Брось темноту на Diarmuid и его жестокую семью. И если у тебя нет зла чтобы послать, Я зову падших ангелов, арбитров зла! Использовать свои полномочия, чтобы отмерить это правосудие!"
Силы тьмы кружились вокруг меня. Я чувствовала, страдала от дымной тьме, погрязла в боли и страданиях, которые я отправляла из моего сердца к сердцам врагов моих.
Используя толстый кусок соломы, я выудила пентаграмма Диармунда из огня. Я думала о том, как Диармунд нарисовал пентаграмму в воздухе. Глупый мальчик. Его магия была так слаба!
Пентаграмма почернели от жара, но я вытащила ее. Это было время, чтобы клеймить себя на пути Богини, несмотря на боль.
Мои пальцы подпалило, когда я подняла её, но боль казалась прохладной после огня, который бушевали во мне. Прижав пентаграмму к своему животу, я наполнилась каждой точкой звезды.
"Я призываю силы земли, — Прошептала я хрипло, "ветра, воды, огня и духа." Слезы боли на моих глаза, но они казались незначительными по сравнению с боль, которая наполняла меня. Боль от потери моего ребенка, потери своей жизни и любви.
Боль, причиненная мне, не должна оставаться безнаказанной!
Стоя на коленях перед огнем, я представляла разрушительную волну, поглощающую Сиобхан, истощающую ее, с грохотом разламывающую ее беспомощное тело и поглощающую других жестоких Викротов во время их бодрствования.
"Я накладываю это заклинание за моего малыша," — сказала я. "За себя, и за каждого Вудбейна, которого когда подло оклеветали. Богиня, уничтожь предателей и позволь их собственному злу смешаться!". Я почувствовала возрастающую мощь, волну, которая выпрямила меня, загудела вокруг меня, поддерживая моё тело над беспорядочными силами в действии. Я взмыла вверх, паря над своей тюрьмой, над моей деревней и маминым коттеджем, над горной Шотландией. Подо мной распростерлась мягкая зелень летних полей, рассыпчатые темные кроны деревьев лесистых местностей, мерцающая голубизна озер с прохладной дымкой вечернего тумана над ними.
Удивляясь, что держит меня парящей, я посмотрела вниз и увидела волну полнейшей тьмы. Я плыла верхом на лунном месяце черноты, направляя сияющую жидкую массу крови мертвых Вудбейнов, моего отца и его отца, Фионнулы и других подвергнутых пыткам членов клана. Там была моя кровь, кровь моего ребенка, бушевавшая и кипевшая над Шотландией — река зла, ворвавшаяся в деревню Лиллипуль.
Затем, неожиданно, я была освобождена.
Я
Я не была уверена, но я не смогла бы воззвать к силе, чтобы поднять себя с земли. Если мне было предназначено умереть сейчас, то, вероятно, лучше от моей собственной руки, чем от рук жителей деревни. Каким придет конец этой жизни? Я вспомнила, что мама говорила о смерти, как о начале возрождения. Колесо вращается, и мы двигаемся к новой жизни. Найду ли я своего малыша в том новом мире? Я обняла свой живот, чувствуя толчок ребенка. "Я буду там ради тебя," — прошептала я плача. "Я буду там".
Я каталась верхом на его плечах на берегу моря. Затем внезапно мы очутились здесь на городской площади, танцуя с факелами как ведьмы вокруг огней Белтана. Затем я оказываюсь на отвесном берегу, держа мягкий кулек в моих руках. Когда я приоткрываю его краешек, я вглядываюсь в лицо моего малыша. Девочка, конечно. Она пахнет жимолостью и клевером. Но мы не можем оставаться здесь. На океане поднимается шторм. И внезапно возрастает волна, выше и выше, над нашими головами. Я должна бежать, чтобы спасти ее.
Я подняла голову и устремилась вперед, пытаясь схватить мою малышку. Мои пальцы смахивали золу от моего церемониального огня, и я вспомнила, что я была в тюрьме, спала в моем кругу под дымчатым серым небом.
Я встала и скользнула в свое платье, борясь с поясом, чтобы прикрепить его поверх раздувшегося живота. Всю ночь крики жителей деревни и шум карабкающихся людей пронизывал онемение, захватившее меня. Теперь дневной свет струился в тюрьму, запах огня заполнял воздух. Как дым от моего заклинания мог продержаться так долго?
Дверь открылась и чаша с печеньем была брошена внутрь. "Здесь твое молоко," — сказал охранник, смотря на меня осторожно, в то время как поставил кувшин у двери. "И не накладывай проклятие на меня, потому что я всего лишь делаю свою работу, и у меня трое детей дома".
Я моргнула. О чем он говорит? Но перед тем, как я могла бы спросить, дверь хлопнула, закрывшись, оставляя меня позавтракать. Я съела каждую последнюю крошку, удивленная спокойствием, накрывшим меня. Я покорилась, зная, что моя малышка и я будем перерождены вместе; это было видение, за которое я буду цепляться в свои последние часы.
Когда мне открыли дверь, чтобы увести на виселицу, я шагнула в дымку тумана с гордо поднятой головой и некоторой долей мужества. Если Сиобхан и другие собираются осудить меня, я не позволю им насладиться зрелищем, что они сломали мой дух.
Я увижу тебя, когда Колесо повернется, сказала я своему ребенку. Как я буду рада, взглянув на твое прекрасное личико!
Я следовала за охранниками к виселице, удивляясь, что они не пытались связать мои руки или тащить меня сегодня. Они бросали нервные взгляды, но почему-то их глаза больше не содержали явное презрение, которое я видела раньше.