Происшествие на кладбище Пер-Лашез
Шрифт:
— Сними с них шкурки, да поживее, я спешу.
Скорняк с брезгливым видом потрогал пальцем одну из тушек.
— Протухли твои звери.
— Не морочь мне голову, промаринуешь шкурки в уксусе, только и всего. Сколько?
Марселей задрал острый нос: это означало, что он раздумывает.
— Восемьдесят сантимов за обоих.
— Издеваешься? Один франк — или сделки не будет.
Марселей колебался, готовый отказать, но вспомнил, что должен закончить шубку из куньего меха, а значит, черные кошачьи шкурки, если их выкрасить в коричневый цвет, могут
— Подожди, — сказал он старику, — через две минуты будет готово.
— Заодно отрежь им головы.
Марселей унес тушки и вскоре вернулся, неся сверток из газеты и монету. Папаша Моску молча забрал пакет и деньги и ушел, не попрощавшись.
Чтобы добраться до лавочки Эрнеста Кабироля, старик пересек площадь Мобер и пошел по улице Труа-Порт. Войдя, он мгновенно раскашлялся. На огромной плите стояли три котелка, от которых исходил тошнотворный запах. Маленький согбенный старичок шустро прыгал возле них, помешивая варево большой деревянной ложкой. Когда разнородные мясные остатки из всех ресторанов квартала сплавятся воедино в его адских котлах, он добавит туда соли и перца, потом измельчит и продаст по су за штуку хозяевам домашних любимцев или беднякам, у которых нет денег на свежее мясо.
— Принес тебе двух кроликов, — сообщил папаша Моску и достал пакет из мешка. — Да, чуть не забыл про головы, — добавил он, вытаскивая их из кармана. — А это что такое? — Старик уставился на свои испачканные кровью перчатки. — Можешь бросить в суп!
— Я не кладу в суп всякую дрянь! — возмутился Кабироль. — Не нужны мне твои тряпки, к тому же, на одной не хватает пальца.
Папаша Моску внимательно изучил свою находку. Большой палец левой перчатки был продырявлен на уровне первой фаланги.
— Ты прав, Эрнест, а я и не заметил. Ничего, выстираю и сделаю из них митенки.
Кабироль равнодушно покосился на освежеванных котов и вынес приговор:
— С душком. Даю два су.
— Прояви великодушие, дай три. Они улучшат вкус. Что сегодня стряпаешь?
— Говядину с капустой, телячью голову, овсянок. Завтра все это поступит в продажу у мамаши Фроман на улице Галанд. Ладно, держи три су.
Папаша Моску выхватил у приятеля деньги и, едва сдерживая тошноту, поспешил к выходу, но столкнулся нос к носу с лицеистом в форме. Юноша с любезным видом приподнял картуз, старик в ответ что-то буркнул.
По пути домой старик зашел выпить вина на улицу де ла Бушри. Расположившись там и убедившись, что за ним никто не следит, он снова открыл испачканный кровью медальон.
— Кто-то меня преследует… Это ты, А.Д.В.?
Откуда-то потянуло холодом, и старика пробрала дрожь. Он взглянул на дверь: она была приоткрыта, хотя никто не входил. Это обстоятельство напугало папашу Моску так, как будто он увидел привидение. Старик вскочил и, не допив вино, бегом кинулся к Сене.
Глава четвертая
Виктор с ворчанием перевернулся и прикрыл ухо подушкой. Ну почему этот осел Жожо всегда поет, когда открывает лавку?
Мари Тюрнера причесывала дам у цирюльника по имени Лантерик…Жозеф засвистел — это означало, что он забыл продолжение. Тяжелые деревянные ставни со стуком упали на пол — видимо, юный приказчик не удержал их в руках. Наступила тишина. Виктор уже готов был снова погрузиться в сладкий сон, но Жозеф громким тенором затянул новый куплет:
Я родился в Куртийе, миленьком квартале. Но сбился с пути и сбежал из дома…Виктор потерял терпение, встал с кровати, решительным шагом пересек квартиру и отвел душу, хлопнув дверью, выходящей на винтовую лестницу. Жозеф, видимо, понял, что это означает, потому что петь перестал.
Окончательно проснувшись, Виктор взглянул на Таша: девушка крепко спала, закинув одну руку за голову и свесив другую с кровати. Он устроился рядом и запустил руку под простыню. Их пальцы переплелись, Таша потянула любовника к себе и тут же оттолкнула.
— Интересно, что сказал бы твой друг мсье Мори, если б увидел нас сейчас?
— Ничего бы не сказал, потому что сейчас в Лондоне занимается тем же самым с некой Айрис.
— У нас осталось пять дней, если я все правильно подсчитала. До конца недели мне нужно вернуться в родные пенаты, так-то вот, дорогой. Так что поторопись уладить все между дамочкой в побрякушках и малышкой-горничной или найди Денизе новое место.
— Я этим обязательно займусь, только чуть позже, — пообещал Виктор и еще теснее прижался к любовнице.
Таша поцеловала его и с веселым смехом спрыгнула с кровати.
— Не позже, а сию же минуту! Мне пора к издателю, нужно показать ему иллюстрации к «Пантагрюэлю», потом я буду до восьми в «Бибулусе», зайдешь за мной? Мы где-нибудь поужинаем.
Не дожидаясь ответа, она закрылась в туалетной комнате.
Виктор оделся и зевая спустился по лестнице. На вопрос Жозефа: «Как спалось, патрон?» он ответил злобным взглядом и побрел к столу, заваленному старыми каталогами, составленными Кэндзи Мори. Виктор рассеянно перелистал их, и почему-то ему вдруг вспомнился траурный декор спальни Одетты, гулкий звон часов в пустой гостиной… Он раздраженно отодвинул каталог.
— Жозеф, мне нужно оценить одну библиотеку, это недалеко от церкви Мадлен, вернусь к обеду.
На самом деле Виктор решил расспросить Денизу о распорядке дня ее госпожи.
Семь этажей — не шутка, особенно если преодолеваешь их одним махом, и Виктор запыхался. Идя по темному коридору к мансарде Таша, он почему-то вдруг вспомнил ее бывшего соседа, сербского певца Данило Дуковича. Виктор постучал, подождал ответа. Из крана на площадке капала вода.
— Это я, Легри! — громко и отчетливо произнес он, приблизив лицо к двери.