Произносите мое имя с буквы 'С'
Шрифт:
– Ну, я не думаю, что здесь что-то кроется, но мне бы не хотелось прекратить расследование слишком поспешно. Тот факт, что один из русских, Михаил Андреевич Зебатинский, является ядерным физиком, уже настораживает. Вы уверены, что никогда не слышали о нем?
– Михаил Андреевич Зебатинский? Нет, не слышал. Но это еще ничего не доказывает.
– В том то и дело. Понимаете, один Зебатинский тут, другой там, оба специалисты в ядерной физике, и тот, что здесь, неожиданно меняет свою фамилию на Себатинский. И не просто меняет, требует исправления
Доктор Кристоф сказал бесстрастно:
– Умер...
– Может быть. Но вряд ли русские дадут умереть ядерному физику. Тут, видимо, другая причина, и не мне открывать ее вам.
– Срочные исследования, сверхсекретные, - догадался Кристоф.
– Вот именно.
– Дайте мне это досье.
Доктор Кристоф потянулся за листом бумаги и прочел его дважды. Потом сказал:
– Я проверю все по Ядерному бюллетеню.
* * *
Материалы Ядерного бюллетеня помещались у той же стены, что и научные исследования доктора Кристофа. Аккуратные маленькие ящики были заполнены прямоугольниками микрофильмов.
Служащий КАЭ (Комитета Атомной Энергии) с помощью проектора просматривал каталоги, а Бранд наблюдал, с каким терпением он это делал.
Кристоф пробормотал:
– Михаил Зебатинский, автор или соавтор полдюжины трудов, опубликованных в советских журналах в течение последних шести лет. Ну, а мы получим материалы и, может быть, сможем что-то из них извлечь.
Селектор отобрал нужные прямоугольники. Кристоф расположил их по порядку, просмотрел через проектор, и выражение напряженного внимания появилось на его лице.
– Это странно, - сказал он.
– Что странно?– спросил Бранд.
Кристоф вернулся к своему месту.
– Я предпочел бы пока не говорить об этом. Можете ли вы дать мне список других ядерных физиков, которые исчезли из поля зрения в Советском Союзе в прошлом году?
– Вы на что-то натолкнулись?
– Мне попалась бумага, в которой упоминается человек, участвовавший в программе срочных исследований.
– Кто он?
– Называть его преждевременно.
Бранд насупился.
– Я должен знать, на кого вы натолкнулись.
– Не на кого, а на что. Возможно, этот человек чуть-чуть продвинулся вперед в отражении гамма-лучей.
– Значение этого?
– Если бы изобрели отражающий щит против гамма-лучей, то могли бы построить индивидуальные укрытия, защищающие от радиоактивных осадков. Как вы знаете, реальную опасность представляют именно радиоактивные осадки. Водородная бомба может разрушить город, а радиоактивные осадки медленно убить население на территории в тысячу миль длиной и сотни шириной.
– Ведем ли мы какую-нибудь работу в этой области?– спросил взволнованно Бранд.
– Нет.
– Тогда, какова цена нашим усилиям?
– Ничтожна.
–
* * *
Он достал список. Он познакомился с материалами исследований каждого из них. Созвали расширенное совещание всей Комиссии, а затем пригласили тех, кто представлял мозг ядерных физиков нации. Доктор Кристоф вышел наконец с заседания, которое продолжалось всю ночь и часть которого прошла в присутствии президента.
Бранд встретил его. Оба выглядели измученными.
Бранд спросил:
– Ну как?
Кристоф кивнул.
– Большинство согласны. Некоторые, правда, сомневаются, но лишь некоторые...
– А вы? Вы уверены?
– Не совсем. Легче поверить в то, что советские физики работают над щитом гамма-лучей, чем убедить себя, что полученные нами сведения не имеют взаимосвязи.
– Было ли принято решение о продолжении исследований по проблеме защиты?
– Да.– Кристоф провел рукой по коротким щетинистым волосам и сухо произнес: - Мы намерены бросить на это все, что у нас есть. Зная о материалах, написанных людьми, которые засекречены, мы сможем пойти прямо по их стопам. Мы сможем даже превзойти их. Конечно, они обнаружат, что мы тоже работаем над этим.
– Пусть, - сказал Бранд.– Это предотвратит конфликт.
– А что с американским Зебатинским-Себатинским?
Бранд покачал головой.
– Нет никаких оснований связывать его со всем этим даже теперь. Черт возьми, мы все проверили. Сейчас он работает в засекреченном месте, и мы не можем оставить его там, даже если он вне подозрений.
– Но мы не можем вышвырнуть его просто так, русские начнут интересоваться им.
– У вас есть какие-то предложения?
Они шли по коридору вниз, к дальнему лифту, в тишине, характерной для четырех часов утра.
Кристоф сказал:
– Я заглянул в его труды. Себатинский хороший человек, лучший, чем большинство, но ему не везло в работе. У него не подходящий темперамент для коллективного творчества.
– В самом деле?
– Он создан для академического труда. Если предложить ему место профессора физики в крупном университете, я думаю, он примет его с удовольствием. Там достаточно несекретных областей, в которых его можно было бы занять. Мы могли бы держать его в поле зрения...
Бранд кивнул.
– Это мысль. Я изложу ее шефу.
Они вошли в лифт, и Бранд позволил себе поудивляться всему происшедшему. Что за конец истории, которая началась всего лишь с одной буквы.
* * *
Маршалл Зебатинский задыхался от волнения. Он сказал жене:
– Не понимаю, как все произошло. Неужели они узнали обо мне из мезон-детектора. О, господи, адъюнкт-профессор физики в Принстоне! Подумай только, Софи!
Софи откликнулась:
– При чем здесь мезон-детектор! Талантливого человека находят без детектора.