Проклятье Ифленской звезды
Шрифт:
Это тоже вызвало лёгкую досаду: почему все волнуются об этой мальканке? Шеддерик просит, чтобы он был с ней помягче, Гун-хе спрашивает о её здоровье, слуга из дома та Дирвила, что вчера вечером доставил новое платье, и то осведомился, как у неё дела. И теперь вот — эта. Компаньонка.
Что они все в ней увидели? Ведь взглянуть-то не на что, одни глаза и кости… пропади она пропадом.
Между тем, Кинрик заметил, что девушке стало дурно. Она вяло изредка обмахивалась ладонью и дышала глубоко
— Вам плохо? — спохватился он. — Возьмите воду.
Бокал, из которого пила мальканка, стоял у кресла. Кинрик наполнил водой из графина второй и протянул Вельве.
Она благодарно улыбнулась и пояснила:
— Лекарь, рекомендованный моей тетушкой, говорит, что это из-за волнения. Просто нужно успокоиться.
И тут же достала из кошелька, висевшего на поясе её платья, крошечный тёмный флакончик. Отмерила несколько капель в бокал и отпила.
— Это успокоительное, очень хорошее, — пояснила легко. — Я всегда его принимаю.
Отпила она совсем чуть-чуть, но лекарство явно помогло.
— Я вспомнила, — вдруг нахмурилась Вельва, — ведь рэта с утра неважно себя чувствовала. Может быть, ожерелье решило, что именно так оно лучшим образом передаст её состояние? Ведь такие вещи реагируют не только на одежду, но и на самого человека. На его чувства, желания…
Наместник подумал, что так тоже могло быть. Но ведь кто-то довесил образ ржавого кандального ошейника на цепочку — вместе с рубиновым колье и какими-нибудь жемчужными бусами…
Гун-хе задал ещё несколько вроде бы не относящихся к делу вопросов, но Вельва больше ничего не знала. И по глазам было видно — если бы знала, рассказала бы.
Кинрик ещё раз извинился за не слишком обходительное приглашение и распрощался с компаньонкой рэты, кажется, запутавшись ещё больше.
Впрочем, он уже был практически уверен, что если кто-то и использовал компаньонку в своих интригах, то сама она об этом не подозревала.
Гун-хе тоже ушёл: он торопился отыскать чеора та Манга, чтобы проверить рассказ девушки.
Голова раскалывалась. Мысли не желали выстраиваться в понятную картину.
Можно было отправиться в город, к Нейтри. Но для этого нужно встать, переодеться. Умыться. Придумать какой-нибудь подарок… не заявляться же к ней без предупреждения, среди ночи и с пустыми руками?..
Кинрик упал в кресло, освобождённое Вельвой, и тут же увидел на крошечном столике рядом почти полный бокал. Успокоительные капли? Что же, как раз то, что нужно.
Вода едва заметно пахла травами. Кинрик выпил её залпом.
И почти сразу заснул.
Гун-хе
Ночь для начала весны была довольно тёплой, но южанин всё равно кутался в меховой плащ. Не так давно он и вовсе готов был покинуть негостеприимный Танеррет и вернуться на родину. Примирило его с мальканской зимой только знакомство с зимой ифленской, промозглой, ветреной, полутёмной, да ещё и длящейся чуть не полгода.
После всего одной зимовки в городке Рутвере Гун-хе резко передумал и счёл Тоненг местом, где можно жить.
Чеор та Манг полностью подтвердил слова компаньонки, но при этом всё равно осталось странное неприятное чувство, что он что-то скрывает. Впрочем, прижать его не удалось: когда Вельва его звала на помощь, рядом присутствовало ещё несколько дам, и все радостно подтвердили, что он рассказал всё, как было. Хорошо хоть, компаньонка рэты догадалась не болтать всем подряд, какая именно помощь им понадобилась.
Гун-хе решил запомнить этого сиана и понаблюдать за ним при случае, а пока — он торопился в город. Известный ювелир жил в старой, каменной части Тоненга, неподалёку от цитадели, и что важно — в одном доме с собственной лавкой.
Свет в доме не горел — хотя час ещё нельзя было назвать поздним. У входа тускло помаргивал фонарь. Дорогое удовольствие для Тоненга — масляный фонарь у входа, который горит всю ночь. Обычно его гасят, как только хозяин запирает двери. Мало кто здесь может себе такое позволить. Вот на островах — там да. Там ночами светятся даже витрины. И «световые вешки» там вдоль улиц не редкость, ведь хозяевам есть чем заплатить сианам за это удобство…
Гун-хе помедлил, понимая, что так и так придётся будить слуг, а потом и самого хозяина, но всё же для начала просто подошёл к крыльцу лавочки. Посмотреть.
Вообще, ювелиры — народ осторожный. На входе могут быть ловушки сианов. А внутри — ещё и живая, и очень злая собака. На родине Гун-хе там так же на ночь могли быть выпущены ядовитые пауки, а могли быть расставлены и звериные капканы. Но с другой стороны — если гость не будет бить окон и пытаться проникнуть внутрь, просто легонько постучит…
Вряд ли ловушки сработают.
А если сработают, будет повод вызвать на допрос ставившего их сиана. Потому что так можно и случайному прохожему навредить.
В общем, подошёл Гун-хе к двери лавки со всей возможной осторожностью. Внимательно осмотрел крыльцо, дверную ручку, шнурок колокольчика. Крыльцо покрывала лёгкая наледь, и понять по ней, когда тут стоял последний посетитель, было совершенно невозможно.
Гун-хе всё-таки постучал в дверь, а потом легонько потянул к себе. Просто чтобы убедиться, что внутри никого нет, и придётся будить хозяев.
Дверь со скрипом подалась вперед, внутри что-то громко упало, зацокало, и через миг помощника главы тайной управы оглушил тоскливый, всепроникающий собачий вой.