Проклятье Лазурного Дракона
Шрифт:
А вот для Мартина вся эта культурная разница — шелуха. Для него это будет опытом отвержения, и возможно, эмоциональной травмой. Нет, такого я тем более не могу допустить.
Эх, была не была. Проведу смену установок в голове. Не злобная барыня Салтыкова, готовая сечь крепостных за малейшую провинность, а… пионервожатая! Или тьютор в британских школах. Ну вот выпало такое «щастье» на мою голову — появился юный подопечный. Которого предстоит курировать и возможно, воспитывать.
Мартин потерял мать… и конечно, бессознательно ищет фигуру, способную заменить ее. Вейтар не спешит жениться и помочь мальчику с этим. А тут появляется богиня. Которая общается с ним в незнакомой манере — очень привлекательной для паренька. Как со взрослым, на равных.
Неудивительно, что он хочет сблизиться со мной. Что ж, придется выкручиваться. Эх, Лариска, вот уж ты попала! Чем дальше, тем глубже увязаешь в этом мире и отношениях с его обитателями.
— Хорошо, Мартин. Я принимаю тебя в пажи.
Мальчишка чуть не взвизгнул от радости. Но вместо этого чинно опустился передо мной на одно колено и поцеловал край платья. Я не знала, смеяться или плакать. А он важно произнес:
— Благодарю тебя, божественная! Я отдам за тебя жизнь, если потребуется!
Глава 55
Рендор скрипел зубами, глядя, как проклятый Вейтар заступил дорогу Ларисе. Хотелось наброситься и вгрызться в его глотку… особенно, когда эта парочка принялась обмениваться лыбами до ушей.
Он жаждал преодолеть огромный зал в два прыжка, сшибить своего уже совсем не друга оземь, наградить парой могучих тумаков, чтобы тот не мог встать… а следом завалить Ларису. Прямо здесь, рядом с поверженным противником, чтобы не смела сомневаться, кто из них лучший. В том числе для нее самой.
Но Рендор не был бы правителем, если бы не учился на ошибках. Он затолкал поглубже непреодолимый порыв. Развернулся и вышел из зала. Не оглядывался, но словно чуял спиной, затылком, задницей, как эти двое мило воркуют друг с другом.
Гори все в Негасимом Пламени. Пусть делают что хотят. Рендору плевать.
Преданные люди донесли королю, что богиня обедала с генералом и его сыном… и что мальчишка Мартин попросился к ней в услужение. Иллари милостиво приняла его своим пажом.
Рендор вновь вскипел. Попросился он, видите ли. По наущению своего папаши-хитрована. Отличный повод подобраться к Ларисе, вызывая у нее лишь восхищение. В ее мире дети были объектом небывалого восторга и умиления. Конечно, она не отказала бы!
Теперь мелкий шалопут будет постоянно околачиваться подле нее… и докладывать папаше-стервецу все, что с ней случается. Ну и у Вейтара будет повод сблизиться с ней. И Рендор никак не сможет повлиять на все это.
Гори все огнем! — повторил себе король. Он не станет вмешиваться. И не станет навязывать Ларисе свое общество. Если ей милее общество Вейтара — пусть наслаждается. Ему есть чем заняться.
И Рендор начал делать все, чтобы выбросить из головы самозваную богиню. Следующие несколько дней он держался от нее как можно дальше. Избегал приходить туда, где, по докладам слуг, находилась она.
Ему исправно приносили доносы о ее времяпрепровождении. С кем она встречалась, сколько времени проводила. Лариса активно общалась с его подданными. Разговаривала с парами, которые искали ее благословения — и вместе, и с каждым по отдельности. После нескольких встреч благословляла. Или отказывала — такое случилось пару раз.
Рендор знал, что в обоих случаях молодыми драконами двигали расчетливые мотивы, на стороне имелись любовники, а между женихом и невестой не было особых симпатий. Он знал это, потому что знал самих драконов, их семьи, мотивы их родителей. А девчонка ухитрилась распознать корысть и равнодушие за несколько встреч. Может, у нее и правда есть божественный дар?
Для него самого эта неделя стала колючей терновой тропой. Каждый шаг ранил и обдирал до крови. Следить за каждым шагом Ларисы, но старательно избегать встреч… Знать, когда она привечает Вейтара и как надолго. С кем еще она встречается.
С ним она не искала встреч. Устройством бывших наложниц занимались Кейлас и Ирсала, только с ними он имел дело. И конечно, не задавал им ни одного вопроса о богине — хотя они могли рассказать ему то, чего не знали шпики.
Не встречался он и с остатками своего гарема. Не хотел. Куда-то вдруг подевалась неиссякаемая драконья страсть, негаснущее вожделение ко всем привлекательным женщинам в поле зрения.
Тогда-то и сбежали еще две наложницы, видя, что король совсем не уделяет им внимания. Рендору было ни жарко ни холодно. Хоть все сбегут — скатертью дорога.
Тягостные, безрадостные дни тянулись один за другим. И Рендор даже вообразить не мог, что может вспоминать эти дни как отраду.
Однажды утром он ждал привычного доклада слуги, где Иллари провела ночь. Она неизменно проводила их в собственной спальне… Но Рендор подспудно ждал сообщения, что богиня ночевала в покоях Вейтара.
И его мир задребезжал, рассыпался на тысячу осколков, когда слуга тихим голосом произнес:
— Божественная не возвращалась ночью в свои покои, государь… Она ходила со своим пажом к нему домой — не разведал, с какой целью. И не ночевала в своей спальне…
Глава 56
Когда-то Рендору казалось, что он, если услышит подобное о Ларисе и Вейтаре, просто взорвется. Разнесет все вокруг себя, испепелит не обращаясь драконом.
Но нет. Чувства оказались совсем иными. Как будто мир вокруг померк. Вместо красочного многоцветья — серость, чахлость, пустота. Словно огонь, пылающий в сердце каждого дракона, безвозвратно угас.
— Прочь, — вымолвил он слуге, тихо и безжизненно. — И больше не приноси мне вестей о богине. Отменяю предыдущее распоряжение. Больше я не хочу доносов о ней.
Слуга поклонился и поспешно засеменил к двери, пока государь не учудил чего в таком странном, нетипичном для него состоянии. Для любого слуги нет ничего хуже, чем непредсказуемость хозяина.
Полдня для Рендора прошли как в тумане. Он встречался с подданными, выслушивал просьбы и донесения, решал дела и тяжбы… и чувствовал, что его самого во всем этом не было. Вообще не было в живом мире. Только оболочка, которая механически выполняла операции и команды разума. А он сам, живое создание, способное чувствовать, куда-то исчез. Растворился в тупой, глухой боли, которую гнал от себя, не желал впускать в разом заледеневшее сердце.