Проклятье Победителя
Шрифт:
— Перед тем как решить, который корабль взять в битву, я инспектирую каждое судно и каждую команду, — объяснил генерал. — Я предпочитаю делать это тщательно.
Он рассматривал свою тарелку, которая была пуста в ожидании первой смены блюд. Генерал прикоснулся к белой кайме и передвинул тарелку, изучая изображение птицы в центре. В этом жесте было что-то намеренное.
Венсан взглянул на тарелку генерала, затем на свою и на тарелку перед Кестрел, а также на три другие, которые стояли на столе в честь погибших членов семьи.
—
Мужчины передали друг другу некое сообщение. Кестрел вгляделась в фарфор, который ее отец, должно быть, выбрал для сегодняшней встречи не просто так. На вилле имелось бесчисленное количество сервизов с различными орнаментами. Стоявшие на столе блюда были созданы по валорианскому дизайну и демонстрировали изображения хищных птиц: сокола, коршуна, ястреба, совы, скопы и пустельги. Они являлись отсылкой к походной песне, которую учили валорианские дети.
— Вы используете в качестве пароля на своем корабле птиц из… «Песни о перьях смерти»? — спросила Кестрел капитана.
Венсан выказал лишь мимолетное изумление, а генерал и вовсе остался бесстрастен. Кестрел всегда удавалось быстро разгадывать секреты.
Венсан с печальным видом произнес:
— Это единственное, что моя команда, судя по всему, в состоянии не перепутать. Ты же понимаешь, пароль меняется каждую ночь. Порядок имен птиц в песне легко запомнить.
Генерал позвонил, чтобы рабы принесли блюда. Венсан начал рассказывать о своих путешествиях, и Кестрел подумала, что, возможно, ради этого ее отец и пригласил капитана: чтобы приободрить ее. Затем она внимательнее посмотрела на тарелку гостя и поняла, что ошиблась со своей догадкой.
На его тарелке была изображена пустельга.
Очевидно, генерал не реквизировал корабль вовсе не потому, что капитан был его старым другом, и не потому, что орудия могли защитить гавань в случае необходимости. Это была сделка. Услуга, которая требовала отплаты.
— Я согласен, — сказал капитан Венсан, глядя в свою тарелку.
Он согласился присматривать за Кестрел, пока ее отец будет воевать.
Кестрел осознала, что сидит неподвижно. Ее глаза поднялись на отца, который сказал:
— Капитан будет присутствовать на Зимнем балу.
Рабы принесли еду и стали прислуживать за столом. Кестрел поглядела на три пустые тарелки: две стояли для брата и сестры ее отца, которые погибли в сражении, а третья, с совой, для матери Кестрел. Девушка задалась вопросом, насколько все изменилось бы, если бы ее мать была жива. Может быть, Кестрел и генерал не общались бы шифрами и не вырабатывали бы стратегию друг против друга или друг для друга. Может быть, Кестрел могла бы говорить откровенно.
Что бы она сказала? Что понимает: капитан должен будет не просто присматривать за ней, но и позаботиться, чтобы она не совершила ошибку, не согрешила против общества и своей семьи?
Она могла бы сказать, что не может винить отца за нехватку доверия, когда сама больше себе не верит.
Она могла бы сказать, что видит любовь отца и его беспокойство.
— Я рада за капитана Венсана, — с улыбкой сказала она, взяв в руки нож и вилку. — Уверена, он насладится празднеством. Сама же я на бал не пойду.
*
На рассвете Кестрел взяла экипаж и отправилась в нем через город в гавань. Ее отец сказал, что не хочет, чтобы она его провожала, поэтому в серые часы, когда корабли готовились отплывать, ее у моря не было. Сейчас же Кестрел стояла под светом холодного солнца на почти пустом пирсе. Поднялся ветер, и соленый воздух ножами пронзил ее плащ.
Она смотрела, как двести кораблей вдалеке выходят в открытые воды. Лишь шесть торговых судов, включая судно капитана Венсана, остались в порту покачиваться на якоре. К берегу жались несколько рыбацких лодок, слишком маленьких, чтобы принести армии пользу. Кестрел лениво сосчитала их.
Она гадала, стоял ли генерал на палубе одного из военных кораблей и мог ли видеть ее.
Флот отдалялся, своим движением напоминая танец, в котором танцоры не прикасались друг к другу.
«Счастье зависит от свободы, — часто говорил генерал, — а свобода зависит от мужества».
Кестрел подумала о завернутом в муслин бальном платье.
Почему она не желает пойти на бал? Чего ей бояться?
Взглядов?
Пусть смотрят. Она не была беззащитной и не нуждалась в попечении отца или капитана.
Кестрел была ранена, но к настоящему времени уже оправилась.
*
Материя была почти невесомой. Платье прохладой лежало на ее коже, ниспадая золотыми складками, бледными, как зимнее солнце. Оно оставляло руки Кестрел обнаженными, а вырез открывал ключицы.
Платье было легко надеть — рабыне пришлось только застегнуть несколько крошечных жемчужных пуговиц на спине, — и Кестрел привыкла сама закреплять на талии ремень с инкрустированным драгоценностями кинжалом. Однако, оставшись наедине с собой, она поняла, что с волосами будет не так просто, хоть она и не собиралась звать Лиру, человека, который мог бы помочь лучше других.
Она сидела перед туалетным столиком, с опаской глядя на свое отражение. Ее волосы, цветом на несколько тонов темнее платья, были распущены и рассыпались по плечам. Кестрел взяла прядь и начала плести.
— Я слышал, ты идешь сегодня на бал.
Кестрел взглянула в зеркало и увидела, что за ее спиной стоит Арин. Затем она сосредоточилась на своих собственных затененных глазах.
— Тебе не позволено здесь находиться, — сказала Кестрел. Она больше не смотрела на Арина, но чувствовала его ожидание. Она осознала, что и сама ждет — ждет мужества, чтобы заставить его уйти.