Проклятье Победителя
Шрифт:
— Нет, — прошептала Кестрел.
— Что? — разрезал тишину голос Ронана.
— Прости.
Ронан обернулся туда, куда смотрела Кестрел, и выругался.
Кестрел пошла прочь, протискиваясь мимо рабов, которые несли подносы с вином. Ее глаза щипало, свет и люди расплывались перед ее взглядом. Она покинула зал, миновала холл и вышла из дворца в холодную ночь. Ей не нужно было видеть и слышать Арина или ощущать его прикосновение, чтобы знать: он рядом.
*
Кестрел не
Кестрел ощутила слабую вспышку подсознательного любопытства. Затем она напомнила себе, что именно любопытство привело ее к настоящей ситуации: пятьдесят кейстонов за певца, который отказывался петь, за друга, который не был ей другом, за кого-то, кто был ее собственностью, но никогда не будет принадлежать ей. Кестрел отвела от Арина взгляд. Она поклялась себе, что никогда больше на него не посмотрит.
Он тихо спросил:
— Почему ты плачешь?
От его слов слезы потекли еще сильнее.
— Кестрел.
Она прерывисто втянула в себя воздух.
— Потому что, когда мой отец вернется, я скажу ему, что он победил. Я вступлю в армию.
Последовало молчание.
— Я не понимаю.
Кестрел пожала плечами. Ее не беспокоило, понимал он или нет.
— Ты пожертвуешь своей музыкой?
Да. Пожертвует.
— Но твоя сделка с генералом должна быть исполнена только весной. — В голосе Арина все еще звучало замешательство. — Ты должна выйти замуж или вступить в армию лишь к весне. Ронан… Ронан умолял бы о тебе самого бога душ. Он сделает тебе предложение.
— Уже сделал.
Арин ничего не ответил.
— Но я не могу, — продолжила Кестрел.
— Кестрел.
— Я не могу.
— Кестрел, пожалуйста, не плачь.
К ее лицу прикоснулась нежная ладонь. Арин провел большим пальцем по влажной коже ее скулы. Это ранило ее, потому что она знала: что бы ни заставило его так сделать, это было не более чем простое сочувствие. Она значила для него ровно столько. Но этого было недостаточно.
— Почему ты не можешь выйти за него замуж? — прошептал он.
Она нарушила данное себе обещание и, подняв на него взгляд, сказала:
— Из-за тебя.
Рука Арина дернулась у ее щеки. Его темноволосая голова склонилась и спряталась в собственной тени. Затем он встал со своего сидения и опустился перед Кестрел на колени. Его руки упали к ее сжатым кулакам, которые она держала на коленях, и открыли их. Он взял ее ладони так, будто набирал в пригоршню воду. Он набрал воздуха, чтобы заговорить.
Она бы остановила его. Она бы заставила себя быть глухой, слепой и сотканной из неосязаемого дыма. Повинуясь страху и желанию, она бы не позволила ему говорить. Повинуясь осознанию того, что страх и желание стали неразличимыми.
Однако он держал ее руки в своих, и она была бессильна.
Он сказал:
— Я хочу того же, чего хочешь ты.
Кестрел отпрянула. Казалось невозможным, чтобы его слова значили именно то, что она поняла из них.
— Для меня захотеть этого было непросто.
Арин поднял лицо, чтобы она увидела его. В его чертах плескалось яркое чувство, которое умоляло, чтобы его назвали по имени.
Надежда.
— Но ты уже отдал свое сердце, — сказала Кестрел.
Его лоб нахмурился, а затем расправился.
— Ах. Нет, все не так, как ты думаешь. — Он коротко рассмеялся. Его смех прозвучал одновременно мягко и как-то дико. — Спроси, зачем я ходил на рынок.
Это было жестоко.
— Мы оба знаем зачем.
Он покачал головой.
— Притворись, что выиграла в «Клык и Жало». Почему я ходил туда? Спроси меня. Я ходил не для того, чтобы встретиться с девушкой, которой не существует.
— Ее… не существует?
— Я солгал.
Кестрел моргнула.
— Тогда зачем ты ходил на рынок?
— Потому что хотел почувствовать себя свободным.
Арин поднял руку, взмахнув ею у виска, а затем неловко уронил ее.
Внезапно Кестрел поняла, что означает этот жест, который она видела столько раз. Это была старая привычка. Он отводил назад воспоминание, прядь волос, которые больше не свисали к лицу, потому что она приказала остричь их.
Она наклонилась вперед и поцеловала его в висок.
Арин легонько прислонил ее к себе. Он прижал к ее щеке свою. Затем его губы коснулись ее лба, ее закрытых глаз, линии, где подбородок переходил в шею.
Их уста соединились. Она почувствовала соленый привкус своих слез на его губах, и этот привкус, и ощущение его, и ощущение их долгого поцелуя наполнило ее тем же тихим смехом, которым рассмеялся Арин несколько мгновений назад. Это была неистовая нежность, нежное неистовство. Она чувствовала это в его ладонях, прижимавшихся к ее тонкому платью. В пламени, которым горела ее кожа… и в том, как она сливалась с ним.
Он чуть-чуть отстранился.
— Я рассказал тебе не все, — произнес он. Карета подскочила, и его всем телом прижало к ней, а затем опять отбросило.
Кестрел улыбнулась.
— У тебя есть еще воображаемые друзья?
— Я…
Далеко в ночи раздался взрыв. Одна лошадь закричала. Карета дернулась, и Кестрел ударилась головой об оконную раму. Она услышала вскрик кучера и удар кнута. Карета резко остановилась. В бок Кестрел уперлась рукоятка кинжала.
— Кестрел? Ты в порядке?
Чувствуя головокружение, она ощупала голову. Ее пальцы ощутили что-то мокрое.
Раздался еще один взрыв. Лошади дернулись, и экипаж снова встряхнуло, но рука Арина удержала Кестрел. Девушка выглянула в окно в сторону города и увидела в небе слабое сияние.