Проклятье шамана
Шрифт:
– Тебя спасла рахамка?
Изумленный шепот Шейры вторил мыслям Конана.
– Фонтан богов наградил ее счастьем долголетия, или проклятием долголетия, как она сама это называла. Разангва была одной из немногих рахамцев, что сумели выжить в войне между богами Джайоры и их собственными богами. Им были известны многие секреты этого острова. – С этими словами Ниона подняла кончик своей косы и подула в ракушку. Вопреки ожиданиям Конана, никакого звука из нее не последовало, однако крадунчик приподнялся с земли и изменил позицию. – Мзури-вугунда, в отличие от остальных, подчиняется ветряным духам, что обитают в этой ракушке, если ее хозяин умеет их
Она спасла меня от смерти в лапах ананси, хотя те оторвали мне руку. Разангва забрала меня к себе и залечила рану. Тогда я дала обет-клятву никогда не выдавать ее ганакам и не покидать, пока она жива.
Теперь я свободна от этой клятвы, ибо двадцать раз лик Азузы появился на небе с тех пор, как Мухинго забрал ее к себе. Много лет она жила одна. Жизнь ее была пуста, наполняемая лишь воспоминаниями о тех, кого она когда-то любила. Я не хочу умереть такой смертью. Время вернуться!
Вечерами я прилетала в Ганаку, чтобы увидеть деревню. Я следила за вашим маршрутом по мертвым землям, однако не успела вовремя предупредить об опасности. Давакуба стара и не всегда умеет различить своих более агрессивных соплеменников, – с этими словами она похлопала крадунчика по спине. – К счастью, Конан сам убил того вугунду. Мзури редки, хотя и не охотятся друг на друга, как остальные. Это ужасное зрелище: самка поедает самца на глазах у собственных детей.
Конан содрогнулся, представив себе подобную картину.
– Можешь ли ты научить нас управлять ветряными духами? Восседая на спинах мзури, мы бы быстро отбили у кезатти охоту наведываться в деревню.
Ниона покачала головой.
– Мальчишки сделаются мужчинами, прежде чем обучатся атому-искусству. Однако вы можете рассчитывать на мою помощь. – Она дунула в свой свисток, и мзури, словно дрессированный слон, послушно опустился на землю; Макиэла, Канитра и Аврана проворно вскарабкались на его толстую и устланную пальмовой корой шею. Ни для Конана, ни для его сундука места не осталось.
Киммериец посмотрел на животное с сомнением.
– Я пойду впереди, – сообщил он остальным. Конан все еще питал к крадунчикам непроизвольную неприязнь; последнее приключение в башне было слишком свежо в его памяти.
Шейра вполне разделяла его чувства и поэтому старалась держаться от крылатой туши как можно дальше. Ниона снисходительно улыбнулась.
– Мне знакомо это чувство. Не бойтесь, мзури никогда не нападают на людей. Мы с Давакубой вернемся за вами еще до вечера. Оставайтесь в крепости возле родника, там вы будете в безопасности. Только злейший вугунда может пересечь стены, да и тот не отважится опуститься на землю.
Конан взглянул на солнце: полдня они провели за разговорами. Впрочем, он не сомневался, что Ниона сдержит свое обещание: крадунчики продемонстрировали способность быстро летать. Вместе с Шейрой он видел, как старая раниоба беззвучно дунула в свисток, и мзури взвился в небо. Вскоре они скрылись за макушками деревьев. Конан постарался не смотреть на Кахли, когда они снова вошли в крепость.
Шейра направилась прямиком к роднику и уселась возле воды, упиваясь прохладой. Когда Конан наклонился, чтобы умыть лицо, она шутя его подтолкнула. Вынырнув, киммериец схватил ее за руку и также затащил в воду.
– Во имя Крома, девочка, ты не должна вернуться грязной.
Шейра смеялась, брызгая его ладошками. Конан жмурился, уворачивался, мотая гривой мокрых волос. Капельки росы сверкали на смуглом лице раниобы, капая на упругие
Время, проведенное в ожидании Нионы, протекло незаметно.
ГЛАВА 18
ДУЭЛЬ
Ночь была в полном разгаре, когда Конан закончил поглощение куомо и отправился на покой, как это сделали ятаба, Юкона и остальные ганаки. Гомба удивил всех, публично принеся ему свои извинения, которые, правда, показались киммерийцу насквозь фальшивыми. Шейра и ее женщины, которым по традиции употребление куомо воспрещалось, казались тем не менее такими же веселыми. Их благополучное возвращение из мертвых земель подарило ганакам новую надежду.
Ятаба выглядел весь вечер чрезвычайно рассеянным. Он избегал общества Нионы и уклонялся от ее взглядов; Конану с трудом удалось втолковать ему, что он не является избранным и что в предстоящем сражении атланга будет бесполезным оружием. Киммериец с удовлетворением заметил, что горстка ганакских воинов быстро поправлялась, не говоря уже о чудесном выздоровлении Гомбы.
Он также пообещал возглавить ганаков в надвигающейся битве с кезатти. Ятаба и остальные были твердо уверены, что человек, столь любимый богами, неизбежно приведет их к победе. Эта вера опьяняла их как куомо, и, казалось, впервые за много дней туман безнадежного отчаяния, повисший над деревней, рассеялся.
Конан беспокойно ворочался, разглядывая потолок хижины Юконы. Вождь потребил невероятное количество куомо и теперь храпел, как коринфийский буйвол.
Киммериец понимал причину своей бессонницы: он с нетерпением ждал рассвета, когда ятаба должен был освободить его от заклятия, которое, словно невидимая язва, продолжало отравлять его мозг. В одной из многочисленных прорех на редкость дырявой крыши он видел луну. Сколько же времени прошло с той кошмарной ночи на борту «Мистрисс»? Луна казалась почти полной. Он отвернулся от нее, перевернувшись на живот и уткнувшись лицом в собственные руки. Ложе из листьев было далеко не самым комфортабельным, впрочем, ему доводилось спать и на кроватях похуже.
Закрыв глаза, Конан представил Шейру; она улыбалась и брызгала в лицо водой. Постепенно киммериец погрузился в легкую дремоту, которая перешла в тяжелый сон.
Конан продирался сквозь мокрые от духоты джунгли, зловонное дыхание вырывалось из его рта. В воздухе витали тысячи других запахов: листвы, дождя, жуков и змей, – запахи, которые он остро и инстинктивно различал, запахи его жертв. Он неутомимо несся вперед все быстрей и быстрей, пока не увидел зверя. Животное излучало страх, вызывая чудовищный аппетит. Слюна капала на грудь, глаза загорелись огнем. Не обращая внимания на ветви, нещадно стегавшие лицо, Конан бросился напролом.
Он мечтал о теплой крови, вырывающейся из разодранной глотки, выпотрошенного живота и все еще бьющегося сердца.
Схватив животное за заднюю ногу, он придавил его к земле, вкушая предсмертный крик. Острые когти вонзились в плоть. Содрогаясь в конвульсиях, животное повернуло к нему искаженное мукой лицо…
Конан с трудом подавил крик. Пот покрывал тело, словно мокрый пододеяльник, а сердце грозило выпрыгнуть из груди.
Лицо, увиденное в ночном кошмаре, принадлежало Шейре.
– Крон, – простонал киммериец, отдирая прилипшие листья. Теперь ему точно нельзя было спать. В сотый раз он пожелал того, чтобы духи ракушек проделали свою работу ночью. Однако ятаба настаивал подождать утра, когда лик Азузы засияет в небе.