Проклятие безумной царевны
Шрифт:
Может быть, если бы я вернулась с берега чуть раньше, я бы его заметила!
Что-то мелькнуло у меня в голове… почти черные руки парня, который чуть не сшиб меня на горе, эти испачканные бутсы…
Но я не успела связать воедино эти образы: дверь распахнулась, и на пороге появился… Инсаров с револьвером в руке.
Никогда не видела у него такого грозного, устрашающего выражения лица!
Мама испустила пронзительный крик и снова распростерлась на полу без сознания.
– А ну пошли отсюда! – взревел Инсаров, наставляя револьвер на матроса.
Тот растерянно пробормотал:
– А шо, твой шпаер [14] правдашний?
Инсаров чуть опустил ствол и выстрелил. Пуля вонзилась в пол у самых ног матроса.
– Да ты шо, спятил, товарищ?! – взревел тот и ринулся к двери, толкая своих сообщников, которые, впрочем, тоже понеслись прочь из дому. Инсаров успел выхватить у Комара жакет, из которого продолжали сыпаться монеты и драгоценности, но грабителям уже было не до них. Прогрохотали их шаги по крыльцу, завизжал песок на дорожке, хлопнула садовая калитка – и они исчезли.
14
Так в Одессе в описываемое время называли револьвер.
Инсаров отмахнул со лба черную прядь, взглянул на меня исподлобья:
– Здравствуйте, На… Елена.
Я только и могла, что молча кивнуть. Сердце колотилось в горле, меня била дрожь, слезы вот-вот готовы были прорваться, но я не смогла бы понять, были это слезы запоздалого облегчения, что мы спасены, или счастья, потому что именно он нас спас.
– Успокойся, – мягко сказал Инсаров и шагнул ко мне.
Сейчас он обнимет меня… я чувствовала это… но мама тихо застонала на полу, и мы отпрянули друг от друга.
Инсаров нагнулся, легко поднял ее на руки и сказал мне:
– Я отнесу ее в комнату, уложу, а вы соберите всё это, – он кивком указал на разбросанные ценности. – Вовремя я появился, ничего не скажешь!
– Храни вас Бог, – простонала мама, которая пришла в себя и сообразила, что случилось. – Мы вас отблагодарим! Отблагодарим!
– Вы успокойтесь, – усмехнулся Инсаров и унес ее в комнату, а я торопливо собрала все то, что раньше было зашито в жакет, кое-как его скомкала и пошла следом.
В голове шумело, мысли метались вразброд: как здесь оказался Инсаров, да еще так вовремя? Откуда у нас столько ценных вещей? Что значили мамины слова, будто они это получили за Надю? За меня? От кого получили?! Но все это захлестывало ощущение огромного счастья: Инсаров! Он здесь! Он спас меня, как тот, настоящий Инсаров спас Елену в романе «Накануне»!
Мама что-то бормотала, всхлипывая, никак не могла прийти в себя. Я смешала с водой изрядное количество валериановых капель, дала ей. Мама было успокоилась, но вдруг вскинулась:
– Они вернутся! Что, если они вернутся?! Надя, мы должны немедленно собираться и уезжать!
– Трамваи уже не ходят, – сообщил Инсаров. – К тому же грабители вас могут подстерегать около дома. Но вы не волнуйтесь. Сюда они не осмелятся сунуться, потому что я останусь здесь до утра, а если вы захотите утром уехать, я вас провожу.
– Благослови вас Бог! – прошептала мама. – Наденька, накорми господина… то есть, извините… товарища?…
– Моя фамилия Тобольский, – сказал Инсаров, от чего у меня, конечно, упало сердце, а он продолжал, обойдя, впрочем, молчанием вопрос, господин он или товарищ: – Не волнуйтесь, я не голоден. А вам бы лучше уснуть сейчас.
Мама встревоженно взглянула на загадочный зеленый жакет, я подложила его ей под подушку. Накрыла маму пледом, и она мгновенно уснула – как была, не раздеваясь, даже не сбросив растоптанные туфли, которые носила на даче. Я стащила их с нее, подоткнула край пледа ей под ноги.
Когда разогнулась и обернулась, Инсарова в комнате уже не было.
Не оказалось его и на кухне.
Неужели ушел?! Но ведь он обещал остаться!
И все же паника одолела меня. Я выскочила на крыльцо…
– Я здесь, – раздался голос из кромешной темноты, воцарившейся в мире. Мерцали только звезды в небе да цветы белого табака, «табачки», как их называли здесь. Облако их чудесного аромата незримо реяло над садом. Цикады – их здесь называли коники – стрекотали упоенно, порой до оглушительного звона!
Я различила смутный силуэт Инсарова, сидящего на садовой скамеечке.
– Иди сюда, – сказал он. – Посиди рядом со мной.
Я неуверенно приблизилась, неуверенно села. Чувства разрывали сердце. Любовь, радость, страх, недоверие…
И он словно бы почувствовал мое смятение, мой душевный трепет.
– Успокойся, – тихо сказал он. – Все кончилось, успокойся.
Осторожно обнял меня, привлек к себе, погладил по голове. Шепнул:
– Распусти волосы. Легче станет.
Я расплела косу – и впрямь, головная боль немного отступила.
Инсаров гладил мои волосы, перебирал их, что-то шептал… Мне послышалось, он шепчет мое имя!
Я в смятении повернулась к нему, он склонился к моему лицу… Внезапно старенькая скамейка покосилась, и мы оба оказались на траве, но едва ли заметили это, потому что Инсаров целовал меня – задыхаясь, жадно, неистово, перемежая поцелуи жарким шепотом:
– Я люблю тебя… люблю! Будь моей женой! Жизнь тебе отдам!
Безумная радость помутила мне голову, я была готова в это мгновение на все, я бы тоже сейчас жизнь ему отдала, а не только ту малость, которую он отыскал между моих ног и которую сначала ласкал рукой, а потом, рывком распахнув мой халат, вторгся туда напряженной плотью. Я едва ли понимала, что он делает, сознавала только, что теперь принадлежу ему навеки. Боль пронзила меня, но я готова была терпеть эту боль, потому что Инсаров не оставлял меня, задыхался, трепетал, бился в меня телом – и вдруг…