Проклятие безумной царевны
Шрифт:
Так его псевдоним в самом деле Инсаров? А я думала, что только я одна его так называла… Он – Инсаров, а я теперь – Елена Стахова… Но ведь у Тургенева они любили друг друга!
Я вообще ничего не соображала в эту минуту, только видела, что Инсаров отошел от меня, начал разговаривать с ребятами, потом они начали прощаться с ним и расходиться по одному, с преувеличенной осторожностью.
Я с отчаянием думала, что и нам с Виркой пора уходить, а Инсаров? Куда пойдет он? Увижу ли его снова? Как я могу уйти, как могу расстаться с ним?!
– Ну что, пойдем? – пробормотала Вирка, но не тронулась с места.
Она не сводила глаз с Инсарова.
Наконец все разошлись, остались только мы трое и один паренек – кажется, тот, кто назвался Павлом Седовым. Наверное, это и был внук дворника. Он стоял, побрякивая ключами и нетерпеливо глядя на нас. Видимо, ему нужно было закрыть подвал. А Инсаров все не уходил, задумчиво поглядывая на меня.
– Тебя зовут Надя, да? – спросил он. – Ты ведь дочь Владимира Петровича Иванова, инженера-путейца?
У меня просто ноги подкосились, так остро я вспомнила нашу первую встречу! Он задал мне тогда точно такой же вопрос.
– Откуда ты знаешь ее настоящее имя? – изумилась Вирка. – Ее ведь никто по имени не называл.
– Я видел Надю, когда она приходила к отцу в депо, – не моргнув глазом соврал Инсаров. – Пойдемте, девушки, я вас домой провожу. Уже темно. Опасно красивым девушкам ходить по такому вольному городу, как Одесса, одним в темноте! Сейчас много народу лихого развелось, я потом ночь спать не буду от беспокойства.
Мы выбрались из подвала, потом вышли со двора, спотыкаясь на неровной брусчатке и находя дорогу в слабых полосах света, которые тянулись из окон. По Греческой прошли на Пушкинскую.
– Давай сначала Надю проводим, а потом меня, – сказала Вирка. – Она почти возле Ланжероновской живет.
– А ты где? – спросил Инсаров.
– О, я туточки близенько, не доходя до вокзала, – беззаботно махнула она рукой.
– В самом деле, близко, – согласился Инсаров. – Тогда мы лучше сначала проводим тебя, а потом я отведу Надю. Зачем тебе туда-сюда мотаться? А мне нужно через Надю кое-что ее отцу передать.
– Тогда не надо меня вообще провожать! – зло крикнула Вирка. – Шо на меня время зря тратить?!
И убежала в темноту, звонко щелкая по мостовой подошвами своих растоптанных сандалий.
– До свиданья, Вирка! – промямлила я, но она, конечно, не ответила.
Я была и рада, что она ушла, и страшновато мне стало. И непонятно, с чего она вдруг взбеленилась?
Инсаров ничего не сказал. Мы повернули в сторону Лонжероновской и неспешно пошли под платанами.
Смерклось; свет из окон почти не проникал сквозь листву, но как же сладко пахли сады! Куда слаще, чем днем! Потом показалась луна, эта изумительная, ни с чем не сравнимая одесская зеленоватая луна, и мы шли в этом сладком аромате, под луной, плывущей в вышине, и это было похоже на сказку, на сбывшуюся мечту.
Я ни разу в жизни не была так безмятежно счастлива, как тогда, тем вечером! Инсаров молчал; мне и хотелось услышать его голос, и в то же время хотелось, чтобы длилось, длилось это удивительное молчание, которое нас связывало и объединяло.
– Ты очень неосторожна была с этим псевдонимом, – наконец сказал Инсаров тихо. – Конечно, внешне ты очень изменилась, повзрослела, и я бы не узнал тебя, если бы не псевдоним. Когда смотрел на тебя, чувствовал что-то знакомое, но не узнал бы.
– Я нарочно сказала, – смущенно призналась я. – Чтобы вы обратили на меня внимание. Чтобы вы меня вспомнили!
– А почему ты говоришь мне «вы»? – удивился Инсаров. – Ты же слышала, мы все держимся по-товарищески.
– Не знаю, – смутилась я. – Мне вообще трудно переходить на «ты» с малознакомыми людьми.
– Что, надо обязательно пить на брудершафт? – усмехнулся Инсаров.
Я вспомнила, что, когда пьют на брудершафт, не только переходят на «ты», но и целуются, – и онемела. Мы какое-то время шли молча, и вдруг Инсаров сказал:
– Между прочим, я тебя не забывал. Никогда не забывал ту смешную и дерзкую девочку, какой ты была тогда. Честно говоря, я не ожидал, что мои слова произведут на твоего отца такое сильное впечатление. Думал, что он просто предостережет тебя, вразумит, чтобы помалкивала, – а ваша семья вдруг исчезла. Узнав об этом, я почувствовал себя виноватым. Пришел в ваш дом… Там уборщица из депо наводила порядок для нового инженера, который должен был приехать на днях. На крыльце стояла корзина с мусором, а в ней сверху лежала книжка – «Накануне». А мне читать было в то время совершенно нечего! Уборщица сказала, что нашла ее под кроватью. Я спросил, можно ли мне книгу забрать. Уборщица только хмыкнула: «Да на что она мне? Я ж неграмотная!» Ну, я обрадовался и забрал роман. Я тогда впервые прочитал Тургенева. Наверное, это была твоя книжка? Ты ее забыла, когда вы спешно собирались?
– Ну да… – промямлила я. – Забыла… нечаянно…
Не могла же я ему сказать, что нарочно бросила «Накануне» под кровать – со злобой бросила, потому что считала, что Инсаров меня предал! Это же прозвучит почти как объяснение в любви! Поэтому я и соврала.
– Наверное, я должен вернуть ее тебе? – нерешительно спросил Инсаров.
– Нет, спасибо, у меня есть другая! – в очередной раз соврала я.
Пусть у него останется эта книжка – на память обо мне. А вот интересно, мой портрет, то есть портрет Анастасии, он выбросил? Да уж, наверное, не хранит до сих пор! Глупости какие!
– Хорошо, – сказал Инсаров. – Я с тех пор много у Тургенева прочитал, однако «Накануне» – это моя самая любимая книга. Я даже новый псевдоним себе взял оттуда.
– Я зачем вам псевдонимы? – с тревогой спросила я, чувствуя, что ни за что на свете не смогу обратиться к нему на «ты». – Разве вы скрываетесь от полиции? Вы… бежали из Угрюмска?
Я благоразумно проглотила вопрос: «Или разве вы еврей, что вам нужен русский псевдоним?» Тем более что мне было совершенно безразлично, кто он по национальности. Как сказал бы мой отец, «да хоть готтентот»! Он был – он!
– Нет, я не бежал, – усмехнулся Инсаров. – Меня освободила революция, как и очень многих ссыльных. Помнишь Фролку и Кирюху? Их родители теперь тоже свободны, а мальчишки стали закаленными боевиками.
– Да они и были боевиками, сразу в драку лезли, – пробурчала я.
– Они и теперь готовы к драке, – сказал Инсаров. – Ведь главная борьба у нас еще впереди!
– Что, за мировую революцию? – внезапно разозлилась я. – Разве вам мало того, чего вы уже добились? Царя вон свергли. Семью его в ссылку закатали… Вот вам разве хорошо было в ссылке? А ему каково? Его дочкам каково?