Проклятие чужого золота
Шрифт:
Вскочивший рослый и сержант, вывернув не сопротивляющемуся капитану руки, защелкнули наручники. Рывком поставили на ноги и потащили к лестнице.
– Отставить! – рявкнул следователь. – Снять наручники и в кабинет.
Виктор, обернувшись, удивленно посмотрел на него.
– А ты не сволочь, – пробормотал он.
– Кто? – зевая, спросил плотный мужчина и, щелкнув замком, открыл дверь. Резкий удар в живот согнул его пополам. В прихожую вошли двое. Один, ухватив хозяина квартиры за плечи, потащил его в ванную. Другой закрыл дверь.
– Бежать
В комнату вошел мужчина в маске.
– Я все скажу и на суде, – отшатнувшись, прижался к стене раненый. – И не уеду никуда. Я…
– Ты скажешь правду, – прервал его вошедший. – И это твой шанс остаться в живых. Ты дал ложные показания, а это уголовно наказуемое деяние, но ты укажешь, кто тебя заставил. Насчет бабок не говори, – кивнул он на лежавшие на столе три пачки долларов, – иначе сядешь. Сейчас пиши, – рукой в перчатке он положил на стол лист бумаги и ручку, – и не заставляй меня просить об этом дважды.
– Да я, – массажист испуганно кивнул на перевязанное плечо, – не могу…
– Тогда все скажешь. – Мужчина в маске поставил перед ним маленький магнитофон. – И не испытывай мое терпение.
– Извините, – Михаил подошел к стоявшему у газетного киоска крепкому мужчине средних лет, – вы Виктор Пономарев?
– И что дальше? – неприязненно спросил тот.
– Старший лейтенант Рыбкин. – Михаил достал удостоверение. – Мне надо поговорить с вами…
– Да иди ты! – усмехнулся Пономарев. – Знаю я, о чем ты говорить хочешь. Насчет Ледяного. Так вот, слушай внимательно, мент, – он наклонился вперед, – сядет ваш мусорок надолго и ни за что. И это, наверное, особенно обидно будет. Он меня, паскуда, тогда…
– Сколько получил за лжесвидетельство? – спокойно спросил Рыбкин.
– Да иди ты, ментовская морда! – захохотал Пономарев. – Хрен вы меня подловите на…
– А ты уже подловил себя сам, – подошел к нему сзади Славин.
Вздрогнув, Пономарев отскочил в сторону.
– Я прокурору настучу, – пообещал он. – Заставляете…
«Сядет ваш мусорок надолго и ни за что. И это, наверное, особенно обидно будет», – услышал Пономарев собственный голос и расширил глаза.
– А теперь идите, Виктор Федорович, к прокурору, – усмехнулся Славин. Он и выключивший магнитофон в кармане Рыбкин пошли к машине.
– Погодите! – рванулся за ними Пономарев. – Я…
– Мы через пару часиков за тобой карету пришлем, – пообещал Славин, – с кучером и лакеями. Они на тебя браслеты наденут. За лжесвидетельство, за попытку опорочить имя честного человека. К тому же придется платить за моральный ущерб и за помощь убийце. Ты же помог ему направить следствие по ложному следу. А значит, принимал участие в…
– Да вы что? – испуганно
– Кто звонил? – перебил его Славин.
– Да я откуда знаю?
– Поехали! – Славин открыл дверцу машины. – Не советую тебе исчезать. Все равно далеко не уйдешь.
– Вы не можете меня так оставить! – закричал Пономарев. – Я же теперь вроде как свидетель. А у вас есть защита свидетелей, и вы обязаны…
– Кто тебе звонил? – перебил его Славин. – Кто принес деньги?
В кармане Рыбкина прозвучал вызов сотового. Вытащив телефон, он отошел в сторону.
– Какая-то баба, – прошептал Пономарев. – Я ее раньше не видел. Молодая блондинка в темных очках. Она объяснила, где и во сколько мне нужно быть и что я должен говорить. И сказала, что если вдруг что-то изменится, мне сообщат и тогда все отменят, но позже обязательно все повторится. А потом я узнал, что Ледяного взяли. А он меня ни за что упрятал за решетку. К тому же хрен его знает, вдруг он в натуре ту шкуру прикончил. Ведь сейчас менты и грабят, и мочат, и…
– Садись в машину, – увидев направляющегося к ним разъяренного Рыбкина, приказал Славин.
Пономарев кивнул.
– Садись сзади, – подошел к нему коротко стриженный парень.
– Ну? – остановился Славин. – Что…
– Автомеханик исчез, – ответил Рыбкин. – Жена напугана и говорит, что кто-то ворвался и связал ее, а мужа забрали. Я позвонил Ильину, он выслал туда группу. Что с массажистом? – посмотрел он на часы. – Поехали к нему. Пономарь уже наш и никуда не денется.
– Послушайте, – негромко сказала сидевшая на кровати Виктория, – чего вы хотите? Мы здесь уже четыре дня, и вы ни разу ничего не сказали. Что вам нужно? Отпустите, пожалуйста, детей и делайте со мной что угодно. Они напуганы и постоянно плачут. Мне все труднее их успокаивать. Вы это понимаете? Ну скажите хоть что-нибудь! – не выдержав, закричала она.
Мужчина в маске молча вышел. Вика посмотрела на тихо плачущую дочь. Сын, прижавшись к ней, сидел, опустив голову.
– Скоро папа нас найдет, – обняв детей за плечи, тихо и уверенно заговорила она. – И мы поедем домой. Ведь ничего страшного с нами не делают. Надо поесть и попить. Смотрите, фрукты принесли. Ты хочешь, Катя, виноград? – Она поцеловала дочь.
– Я к папе, – всхлипнул Коля, – домой хочу.
– Скоро мы поедем домой. Но обязательно нужно быть сильными. Возможно, нам придется убегать, – прошептала Виктория. – И значит, надо есть, иначе мы не сможем убежать от бандитов.
– Это точно, – поддержала ее Катя. – Нас похитили. Но зачем? В прошлом году Стасика воровали. У него папа новый русский и миллионами ворочает. А нас-то зачем? Только если папу напугать и что-то от него потребовать. Он, наверное, вышел на канал наркоторговцев, и нас похитили, чтобы заставить папу закрыть дело. Но нас не фотографируют, чтобы дать понять, что мы живы. Не заставляют говорить по телефону. Они относятся к нам просто как к гостям, которые нужны и поэтому их не выгоняют. Странно все это.