Проклятие для Чудовища
Шрифт:
Я прошла к арке в гостиную, народа была не так много, как раз два-три класса и то не в полном составе. Только «свои». Никто не танцевал, но музыка оглушала. Сразу уловила запах алкоголя, а потом уже заметила целую выставку бутылок. Прошла дальше, пытаясь найти в темноте и в падающих на лица огоньках Филиппа. Музыка внезапно стала тише, я уже могла разобрать голоса людей, но один явно был громче остальных:
— Смотрите, кто пришел, — послышалось откуда-то справа.
Я повернула голову. На отодвинутом из центра диване сидела Соня, рядом Голубков, уже заметно теряющий фокус в глазах, Корнеев, улыбающийся
Музыку выключили совсем. У меня нехорошее предчувствие.
— Тебя разве приглашали, Лифчик?
— Приглашали.
Я сжала кулаки, понимая, что нахожусь в невыгодной ситуации. Я стояла буквально в центре комнаты, все глаза направлены на меня, а мое розовое платье в неоновом свете делает меня белой воронов в толпе. Вокруг не мои друзья, а Сони, и они уже давно выбрали стороны.
— Точно. Самая преданная фанатка. Филипп показал мне твою аппликацию. Очень мило, — Соня поднялась и достала откуда-то с полки мою валентинку из крыльев бабочек, которую я сделала для Филиппа. — Ты, наверное, очень старалась, — ее голос пугал меня своей милотой. — Такая хрупкая, — и Соня надламывает закругленный край, который тут же с хрустом отламывается. — Ой, как жалко-то. Лив, ты же починишь?
Соня медленно начала подходить ко мне. С каждым шагом она отрывала новый кусок от сердца и кидала части крыльев на пол.
— Нет? А если Филипп тебя попросит?
Вокруг послышались смешки, а я впервые перевела взгляд за ее спину, где сидел Филипп. Он не поменял своего положения даже на сантиметр. Все время смотрел в пол, лицо ничего не выражало, закусил нижнюю губу и сжимал в руке на подлокотнике бутылку с чем-то спиртным.
Он даже не собирался ее останавливать. Но и смотреть на меня не мог. Он предпочел занять позицию даже не наблюдателя, а отстраниться от всего происходящего, будто его и нет тут. Но он был. И все происходящее сейчас случалось из-за него.
— О-о, je t'aime, mon amour[1], - театрально проговорила Соня.
Почувствовала, что мое сердце куда-то падает. Она знала. Он рассказал ей о наших отношениях. То есть, я думала, что между нами есть отношения. Та валентинка вовсе не знак внимания ко мне, а лишь еще одна уловка, чтобы разогреть во мне чувства. Чтобы сделать еще больнее.
— Так понравилось быть репетитором?
— Это та самая училка, которая всех соблазняет, — пошутил кто-то из парней, явно намекая на неприличные вещи.
— А что, мне тоже репетитор нужен, люблю чудачек.
Пока атмосфера вокруг была веселая, между мной и Соней метались молнии.
— Я же сказала тебе, что он мой, — было произнесено так, чтобы слышала только я. — Филипп решил, что тебя легко будет развести. Мы просто хотели повеселиться. Спасибо, что была такой дурой и рассмешила нас. Теперь вали и никогда больше к нему не подходи.
— А что, если я ему нравлюсь?
На секунду лицо блондинки вытянулось, она не ожидала, что я отвечу, по ее плану я прямо сейчас должна была убежать из дома в слезах. Но тут она залилась хохотом, да так звонко, что все снова смотрели на нас.
— Вы слышали? — Соня покраснела и утерла слезы. — Она сказала, что нравится Филиппу.
Теперь
Ища, на чем можно сфокусироваться, я заметила в самом углу за толпой Маринку, тихо сидящую на барном стуле с кухни. Она потягивала что-то из вытянутого стакана с трубочкой. Нарядная, в ярко-красной юбке, обтягивающем топе, высокий хвост. Если мотивы Филиппа завести меня сюда понятны (добить окончательно), то почему моя подруга не сказала мне о запланированной травле остается тайной. Откуда она вообще тут взялась? Постоянно ходит за Соней хвостиком и расплывается в восхищении, когда та с ней заговаривает, но Соня никогда ее ни во что не ставила, тем более для приглашения на, уже свою, вечеринку.
Если, конечно, это не было пропуском в круг избранных.
Марина не смеялась, но смотрела мне в глаза, в которых извинения уж точно не читались.
И Филипп не смеялся. Он сглотнул и сильнее вжался в спинку дивана, пытаясь стать с ним одним целым. Но у него не вышло, ведь Соня бодро направилась к парню. Она плюхнулась в середину, поджав ноги под себя, и крепко притянула Филиппа к себе.
— Фил, ты слышал. Может, скажешь Лифчику правду, что срок годности истек.
Он молчал, выжигая взглядом дыру в полу.
— Кто тебе нравится, малыш? — Соня провела пальцем по щеке парня.
— Ты, — он буркнул что-то непонятное.
— Кто-кто? — Соня провела пальцем до подбородка, и сама повернула его голову на себя. Филипп вздохнул и поднял глаза на блондинку.
— Ты.
Девушка победно улыбнулась и, не убирая руки с лица парня, резко притянула, впиваясь в губы Филиппа страстным поцелуем.
В комнате все закричали, будто наша сборная по футболу забила на чемпионате мира. Теперь уже глаза опускала я. Не хватало воздуха, ноги подкашивались, картинка плыла, будто я выпила содержимое из бутылок вокруг. Сцепила руки за спиной и стянула с себя браслет, который оставил ожог на запястье. Стало еще хуже, почувствовала тепло в животе, которое стремительно направлялось выше и уже стекало от плеч к ладоням, обжигая вены.
Соня вновь поднялась, а голова Филиппа упала, будто она выпила из него последние силы.
— Как-то так, — пожала она плечами.
— Не расстраивайся, Лифчик, можешь со мной зажечь. Сегодня я и на тебя согласен, — Корнеев притянул меня к себе сильной рукой так близко, что наши щеки соприкоснулись.
От него разило алкоголем и потом, улыбка с отколотым, видимо на тренировке, зубом вызывала отвращение. Я почувствовала себя маленькой синицей в клетке, которую вот-вот скормят голодному льву.
Рефлекторно выставила руки, отталкивая парня от себя, браслет упал куда-то на пол в обломки валентинки. Но Корнеев не дал мне вырваться, разворачивая спиной к своему животу. Теперь я чувствовала его горячее и угрожающее дыхание на своем ухе.
— Ты же любишь у нас с огоньком, — шутка явно понравилась окружающим, у которых я теперь ассоциировалась с поджогами.
Со всей силы скинула руку одноклассника с себя, уже не видя половины комнаты. Перед глазами все поплыло, мысли путались. Головой я понимала, надо сосредоточиться, иначе трагедии не избежать, а уже обиженное сердце молило отдать все силы ему.