Проклятие Дома Ланарков
Шрифт:
Недаром Габриель Шанель, которая ввела моду на искусственные украшения, постановила: фальшивые бриллианты – это не дурной тон, и не жалкая попытка подделать натуральные драгоценности, а новый вид искусства и символ женского феминизма. Женщина больше не мужская игрушка!
Она просто пожалела мужа, который бы не «пережил» унижения, если бы его супруга украсила себя на аристократическом ужине «стекляшками» и «пластмасками».
Другое дело Арчи! Он был словно «принц Уэльский» – гладко причёсан, в смокинге или как говорят в Англии в «dinner jacket», то есть в «пиджаке для ужина»; при обязательном жилете, белоснежной сорочке с воротником-стойкой и в чёрном галстуке-бабочке. На ногах лаковые туфли при белоснежных замшевых
Скалли всегда немного забавляло трепетное отношения мужа к собственной внешности, когда дело касалось великосветских салонов. Тут он не упускал ни одной мелочи – «воротник сорочки не просто должен стоять, но уголки его при этом обязательно должны быть загнуты ровно на положенное количество сантиметров, как того требуют строгие правила приличия». Что ж, теперь щепетильный хозяин дома наверняка одобрит новый облик своего гостя.
Однако вид при этом у Арчи был расстроенный, он недовольно сверкнул моноклем на жену; и едва Скалли села рядом, раздражённо прошептал, наклонившись к самому её уху:
– Куда ты подевалась? Я тебя потерял. К счастью в этом доме не так строго придерживаются собственного распорядка, а иначе мы бы снова оскандалились.
– Не обижайся, милый, я потом тебе всё расскажу.
За ужином хозяин поинтересовался у Арчи, как ему работается в семейном архиве.
– Я чувствую себя золотоискателем на Клондайке, которому повезло наткнуться на золотую жилу! – с восторгом ответил писатель.
– А как вам гостится у нас? – обратился граф к Скарлетт.
– Спасибо, сэр, прекрасно – ответила Вэй, и перехватила напряжённый взгляд Флоры, в её глазах читалось напоминание о данном ей обещании поговорить с отцом.
– Но я слышал, будто вас что-то напугало в парке? – ехидно прищурился сэр Уильям.
– О, не стоит придавать происшествию такого значения. Теперь мы с мужем даже рады этому приключению. Не так уж важно, кто это был на самом деле. Важно, что в Лондоне такого точно не услышишь.
– Это точно – согласился сэр Уильям, и было непонятно, то ли это льстит ему, как хозяину поместья, то ли, напротив, удручает: – Хотя осенью парк представляет собой довольно унылое зрелище. Начинаешь невольно задумываться о жизненном увядании и смерти. И этот волчий вой… По-моему нет в мире песни тоскливей. – На лице хозяина поместья промелькнуло странное выражение тревоги. Что-то мимолётное и неуловимое. Граф тряхнул головой, и оживился: – А я то думал, что этот «волк» – тут он хмыкнул, – напугал вас и отбил всякую охоту покидать дом – в голосе Ланарка прозвучали одновременно ирония и уважительное удивление.
– Ну что вы! Я с удовольствием снова прогуляюсь по чудесному парку завтра утром. Он очень красив и величественен. Хорошо, что он не испорчен чрезмерной искусственностью. Признаться мне не слишком импонируют все эти игрушечные ландшафты, которые регулярно публикуются в журнале Country life Illustrited. В них нет души. И потом, все эти новые усадебные парки так похожи друг на друга, что создаётся впечатление, что их разбивают по одному стандартному плану. Поэтому мне бы хотелось, чтобы муж описал именно ваше поместье в одном из своих романов.
Сэр Уильям благосклонно закивал головой:
– Да, уважаемая мисс Вэй, именно так! Этот парк появился ещё при моём пра-пра-прадеде. Пруд вырыли почти сразу. Правда, не все понимают, почему я не привожу его в «порядок». Чтобы понять меня, требуется развитое чувство вкуса. – Граф с благодушным видом откинулся на спинку стула и произнёс с явной симпатией: – Я вижу, мисс Вэй, мы с вами мыслим похоже. Оказывается, у нас много общего…
Скалли могла бы поздравить себя, что почти сумела подружиться с этим сложным человеком. И спокойно завершить вечер, если бы постоянно не чувствовала нетерпеливое ожидание Флоры.
Вэй бросила на девушку быстрый взгляд: средняя дочь графа смотрела на неё с плохо скрываемой мольбой. Её младшая сестра уткнулась в свою тарелку и не произнесла ещё ни слова, но ведь и её положение в этом доме не лучше. Если всё обстоит именно так, как поведала ей Флора, то отец держит их обеих, словно в тюрьме: запрещает покидать поместье без разрешения, свободно видеться с друзьями, просматривает их письма. Тайком следит за дочерьми даже в их личных покоях! И это в наше время, когда права отдельной личности выходят на первый план в цивилизованном мире! Не удивительно, что старый граф пугает родную дочь. Со временем сёстры даже могут ощутить к отцу ненависть, если он, пока это ещё не поздно, не осознает, что душит детей своей чрезмерной опекой, и не переменится к ним. Уберечь дочерей от всех опасностей мира граф не сможет, ведь они уже не девочки, а взрослые девушки, которым нужно выходить в самостоятельную жизнь, и чрезмерная родительская опека травмирует их души.
Скарлетт даже готова была допустить, что сэр Уильям психически не совсем адекватный человек, иначе, зачем ему все это нужно. Если же всё дело в деньгах или в непомерном честолюбии, то графу можно попытаться объяснить, что он совершает серьёзную ошибку, ставя на одни весы любовь своих близких и собственные меркантильные интересы.
Скалли осторожно завела разговор о том, что молодёжь в её стране пользуется гораздо большей свободой от родителей, чем ещё двадцать лет назад. Война многое поменяла во взглядах общества на традиционное воспитание. Даже в южных штатах, где во многих семьях сохраняется патриархальный уклад жизни, конфликт поколений в целом решается мирно и в духе времени.
– Кстати, вы не читали книгу знаменитого профессора-психиатра Кроули о причинах неврозов у молодых людей?
Граф ничего ей не ответил, однако Вэй показалось, что, не смотря на явное недовольство, сэр Уильям всё же нехотя слушает её, поэтому она продолжила: – И конечно у нас в США никому и в голову не придёт ограничивать свободу своих детей после достижения ими совершеннолетия. Ибо это уже насилие над личностью. Я слышала, что в Англии это тоже не приветствуется.
Но оказалось, что все её слова падали в пустоту. Только теперь Вэй начинала понимать, что за гордый и упрямый человек – здешний хозяин. На его тяжёлом мрачном звероподобном лице в обрамлении густых бакенбардов легко читалось, что гордыне и надменности его нет придела. И конечно, хозяин дома не собирался придавать ни малейшего значения тому, что она сказала. Похоже он вообще не понимал, как эта безродная иностранка, плебейка смеет лезть в его семейные дела! Сэр Уильям продолжал молчать и время от времени зло исподлобья оглядывал американку. Наконец произнёс ледяным тоном:
– Благодарю за сообщение, но меня ждут дела. – Уже в дверях граф остановился и произнёс со значением: – Кстати, последнего волка в этих краях убили шесть лет назад. С тех пор их тут не видели.
Глава 27
После ужина в гостиной остались лишь писательская чета и сёстры. Позже к ним присоединилась и леди Элизабет. Между тем начиналась гроза – за окнами не переставая, раздавались раскаты грома и сверкали молнии. Флора снова села за рояль; Клер читала; их мать молча сидела в кресле и смотрела на огонь в камине.