Проклятие дома Виндзоров
Шрифт:
В декабре 1912 года по отбытии наказания Майлиус отправился в США. Американские иммиграционные власти отказали ему во въезде. Дело о клевете на короля широко освещалось в американской прессе. Кроме того, из Скотланд-Ярда в полицейское управление Нью-Йорка пришла телеграмма, уведомлявшая коллег, что в Новый Свет направляется «известный анархист» Майлиус, вооруженный револьвером и намеревающийся вступить в контакт с предводительницей американских анархистов Эммой Голдман. Иммиграционный закон 1903 года запрещал въезд в страну анархистов и других подрывных элементов, которые «верят в то, что правительство США или любое другое правительство может быть свергнуто путем применения силы». Майлиус оказался в тюрьме для нелегальных иммигрантов и подлежал депортации. Однако на его защиту встали американские правозащитные организации,
В итоге ему было разрешено остаться в США, где он и опубликовал свой новый памфлет «Морганатический брак Георга V». За тот год, что он провел в Англии после освобождения, Майлиус установил, что младшая дочь адмирала Калм-Сеймура Мэй, о которой родственники свидетельствовали в суде, что она не встречалась с Георгом ранее 1898 года, танцевала с ним на балу в Портсмуте, о чем сообщала местная газета. Кроме того, он обнаружил, что в июне 1890 года канонерская лодка «Дрозд», командиром на которой служил тогда принц, заходила в Гибралтар и оставалась там 16 дней, в течение которых принц вполне мог добраться до Мальты и вернуться обратно.
Новые разоблачения Майлиуса никакого эффекта не возымели. Они ничего не доказывали, однако ставили под сомнение правдивость показаний свидетелей.История с мнимым двоеженством короля стала сюжетом рассказа Дональда Томаса «Королевская кровь», в котором дело расследует Шерлок Холмс, а заговором против Георга руководит, конечно же, профессор Мориарти. Кстати, в том же сборнике пастишей о Холмсе есть и рассказ «Убийство в Камден-хаусе».
* * *
Именно при Георге V Саксен-Кобург-Готская династия стала именоваться Виндзорской. Это был ответ короля на мировую войну (которая тогда не имела порядкового номера и называлась Великой) и антинемецкую истерию, охватившую Англию. Как и в России, немецкие корни царственной четы возбудили толки о пронемецких симпатиях монарха. Николай II переименовал свою столицу в Петроград (хотя царь-основатель назвал ее скорее по-голландски, чем по-немецки). Георг V сменил фамилию. Первый сделал это в 1914 году, второй – в 1917. Узнав о решении своего кузена, кайзер Вильгельм саркастически заметил, что неплохо было бы увидеть на сцене комедию Шекспира «Саксен-Кобург-Готские проказницы».
Георгу выпал жребий царствовать в бурные времена. За мировой войной и революциями, уничтожившими три европейские монархии, последовали классовые бои и приход к власти первого в истории Великобритании правительства социалистов, затем разразился глобальный экономический кризис, и в Европе появились диктаторские режимы Муссолини, Сталина и Гитлера. Он скончался всего за полтора месяца до того, как немецкие войска заняли Рейнскую область – это был пролог ко Второй мировой войне.
Вряд ли кругозор и интеллект короля соответствовали уровню стоявших перед державой проблем. Его часто называют идеальным конституционным монархом – в том смысле, что в политических баталиях он сохранял присущий королю нейтралитет. Но и моральным лидером нации он не стал. Подобно герцогу из комедии «Тот самый Мюнхгаузен», он увлеченно занимался деталями придворных мундиров, а о важнейших политических новостях узнавал зачастую из газет.
Он вечно метался между личным симпатиями и долгом короля. Узнав об отречении кайзера Вильгельма, он записал в дневнике: «Я считаю его величайшим преступником, ввергнувшим мир в эту чудовищную войну, которая четыре года и три месяца причиняла людям страдания». Тем не менее, он изволил гневаться, когда прочел в газете, что на Парижской мирной конференции решается вопрос о наказании его кузена «Вилли».
Поверженный Вильгельм беспрепятственно отбыл с целым железнодорожным составом имущества во владения своей родственницы королевы Нидерландов Вильгельмины. В 1919 году в Версальском дворце лидеры победивших держав обсуждали вопрос о его экстрадиции и дальнейшей судьбе. Англичане хотели его повесить, но президент США Вудро Вильсон напомнил Ллойд-Джорджу о Карле I – мол, хватит, одного уже казнили, так его потом поэты превратили в мученика. Тогда, может, сослать, как Наполеона? «Только не на Бермуды, – попросил Вильсон. – Я сам хочу там поселиться». В конце концов Вильгельмина на требование о выдаче ответила категорическим
Иную участь судьба уготовила кузену Ники. И Георг V, как выясняется теперь, сыграл в ней ключевую роль. Начать придется издалека.
Георг и Николай
Какие прекрасные лица
И как безнадежно бледны —
Наследник, императрица,
Четыре великих княжны…
Георгий Иванов
В тревожной, смутной и удушливой атмосфере кануна русской революции не было недостатка в слухах, интригах и грозном брожении. Кто-то в этой атмосфере задыхался, кого-то она опьяняла. Время благоприятствовало политическим авантюристам и сомнительным дельцам.
Одной из самых страшных и упорных была молва о заговоре «немецкой партии» при императорском дворе.
После тяжелых поражений в Галиции весной 1915 года эйфория первых месяцев войны сменилась угрюмой подозрительностью и шпиономанией: кто же еще виноват в неудачах на фронте, как не германофильская клика, шпионы и предатели? Началось с полковника Мясоедова, обвиненного в шпионаже и повешенного по приговору военно-полевого суда, за ним пришла очередь военного министра Сухомлинова (доказать обвинение в государственной измене не удалось ни царскому суду, ни Временному правительству), в списках распространяется письмо депутата-социалиста Керенского председателю Государственной думы Родзянко о «сплоченной организации действительных предателей» в Министерстве внутренних дел, а московские извозчики говорят с седоками о генералахизменниках: кабы не они, «русские войска давно были бы в Берлине». Разговор московских извозчиков записал в своем дневнике со слов обер-гофмаршала двора Бенкендорфа двоюродный брат царя великий князь Андрей Владимирович. А в записке Охранного отделения излагаются слова крестьян: «Надо повесить Сухомлинова, вздернуть 10–15 генералов, и мы стали бы побеждать».
Заговор, имеющий целью «позорный» сепаратный мир с Германией – излюбленная козырная карта парламентской оппозиции. Жандармский полковник Спиридович, знакомый с материалами дела Мясоедова, назвал его «грязной легендой», которую раздувал вождь октябристов Александр Гучков. Лидер фракции кадетов, союзник Гучкова по Прогрессивному блоку Павел Милюков 13 июня 1916 года вещает с думской трибуны: «Из края в край земли русской расползаются темные слухи о предательстве и измене… слухи эти забираются высоко и никого не щадят». 1 ноября в речи со знаменитым рефреном «что это, глупость или измена?» Милюков подводит к выводу, что налицо именно измена и указывает на источник скверны – «придворная партия, которая группируется вокруг молодой царицы». Фраза эта – Das ist der Sieg der Hofpartei, die sich urn die junge Zarin gruppiert – представляет собой цитату из австрийской газеты «Neue Freie Presse», произнес ее Милюков по-немецки и скороговоркой, но и этого хватило – бомба разорвалась.
Уже на следующий день офицеры на фронте говорили, что Милюков «с фактами в руках» доказал предательство Александры Федоровны. «Настроение настолько созрело, – пишет в „Очерках русской смуты“ Деникин, – что подобные рукописи (запрещенный цензурой отчет о заседании Думы 1 ноября. – В. А.)не таились уже под спудом, а читались и резко обсуждались в офицерских собраниях». «Сумасшедшая немка» (об императрице), «немкин муж» (о Николае) – этих определений не стесняются ни в окопах, ни в великосветских салонах. Генерал Селивачев, чей корпус геройски сражался на Юго-Западном фронте, пишет в дневнике: «Вчера одна сестра милосердия сообщила, что есть слух, будто из Царскосельского дворца от государыни шел кабель для разговора с Берлином, по которому Вильгельм узнавал все наши тайны… Страшно подумать о том, что это может быть правда – ведь какими жертвами платит народ за подобное предательство!» Наконец, расползаются слухи о том, что Николаю будто бы уготована судьба Петра III: в результате дворцового переворота «в стиле Екатерины» власть перейдет к императрице.