Проклятие эльфов
Шрифт:
Какой-то небольшого роста человек вышел из своего шатра. Этот шатер был намного меньше того, где держали Шану. Он снова насыпал грелям зерна, а потом взвалил на Кемана тюк с грузом.
Кеман удивленно уставился на юношу, а потом, не успев даже подумать, что делает, сбросил тюк.
Парень снова попытался навьючить Кемана. Кеман взбрыкнул. На этот раз тюк взмыл в воздух и приземлился довольно далеко.
Юноша пробормотал что-то себе под нос и пошел за тюком. Он подтащил тюк поближе к грелям, а потом попытался водрузить на спину Кемана седло — с тем же результатом.
Так
Кеман резко изменил тактику и превратился в образец послушания. Он разрешил беспрепятственно оседлать себя, а потом опустился на колени и позволил людям взвалить ему на спину разнообразные тюки и корзины с товарами. Кеман уже получил урок и не видел особого смысла еще раз испытывать это ощущение.
К этому времени прочие грели тоже были навьючены, и Кеман поднялся на ноги. Убедившись, что груз закреплен равномерно, Кеман огляделся по сторонам. Тут как раз вернулся человек-разведчик. Он был верхом на лошади, а на луке седла у него, на специальном насесте сидела какая-то птица. Вскоре после его возвращения хлопнул полог шатра, и оттуда вышли все те же двое мужчин, а между ними шла Шана.
От беспокойства у Кемана оборвалось сердце. Шана выглядела опрятно и была одета в новую алую тунику, а на шее у нее, как и у всех прочих, красовался ошейник. Но она шла очень неуверенно, спотыкаясь на каждом шагу. Глаза у нее были остекленевшими, и она явно плохо соображала.
Двое мужчин помогли ей усесться на греля, груз которого перекочевал к Кеману, и привязали ее к седлу. Грелей выстроили в цепочку и связали между собой длинными веревками. Шана сидела в самом конце, за три греля от Кемана. Она была совсем рядом — и все-таки сейчас Кеман ничего не мог для нее сделать. Он и сам, отказавшись уйти без Шаны, оказался в ловушке. И он ничем не мог помочь Шане.
Погонщики принялись подгонять животных — и Кемана в том числе, — побуждая их отправиться в путь. Кеман заревел в унисон с остальными грелями. Но причины, исторгшие этот вопль, отличались от побуждений других грелей не меньше, чем разум Кемана, — от их же мозгов.
Из разговоров погонщиков Кеман знал, что караван находится менее чем в пяти днях пути от конечной цели своего путешествия, торгового города. Там Шану собирались получше расспросить, а потом продать.
А Кеману до сих пор так и не удалось освободить ее или хотя бы поговорить с ней.
Кеман брел по немощеной дороге, вдыхая пыль, поднятую впереди идущими грелями, и сам взбивал пыль — она доставалась тем, кто шел позади. Вокруг раскинулись земли, принадлежащие лорду Беренелю. Когда-то эти земли обрабатывались, и множество рабов в алых одеждах ухаживали за урожаем. Но, если верить погонщикам, это было еще до того, как лорд Беренель провел здесь небольшую войну. И вот теперь еще добрых десять лет эти земли будут лежать под паром. А вот когда тела — человеческие тела — перегниют и превратятся в чернозем, а кости можно будет перепахать, тогда лорд снова что-нибудь здесь посадит. А земля будет плодоносить вдесятеро обильнее, чем до войны.
Кеману пора было удирать. И, видимо, придется сделать это без Шаны. Как только он окажется в городе…
«Даже не знаю… Может, там ее будет легче освободить? Может, если я приму эльфийский облик, то смогу просто приказать отпустить Шану?..»
Но эта надежда была тщетной, и Кеман сам это знал. Незнатные эльфийские лорды стояли на социальной лестнице лишь ненамного выше доверенных слуг-людей, и никто из людей лорда Беренеля и не подумает расстаться с добычей по приказу какого-то неизвестного типа, пусть он даже будет эльфом.
Особенно если учесть, что они до сих пор не получили У Шаны внятного ответа на вопрос, откуда взялись шкурки, пошедшие на ее тунику.
С одной стороны, у Шаны просто не хватало знания языка, чтобы объяснить им это. А с другой, что даже важнее, Шана явно до сих пор была уверена, что ее «друзья» принадлежат к Народу, и потому не могла понять, почему они раз за разом задают одни и те же вопросы о ее тунике. Шане казалось, будто они спрашивают, кому именно принадлежала эта шкура. Но она уже сказала им об этом. И повторила это уже множество раз.
Но люди думали, что девчонка несет какую-то чушь, и начали уже считать, что дикарка, пожалуй, просто придурковата.
Кеман просто не знал, как же ему быть. Что-то нужно делать, но что?
А затем, буквально в мгновение ока, ситуация резко изменилась и окончательно вышла из-под контроля Кемана.
Безоблачное синее небо у них над головами словно раскололось от пронзительного вопля — Кеман в жизни не слыхал ничего подобного. Он, как и все живые существа в караване, задрал голову вверх.
С неба на них с визгом пикировала Алара. Кеман узнал ее мгновенно — еще бы ему не узнать собственную маму! Она всегда была достаточно примечательной.
Алара была в самом что ни на есть чистейшем драконьем облике.
В последнее мгновение она затормозила, развернув крылья с резким хлопком, и пронеслась буквально над головами всадников. Потом Алара стремительно набрала высоту и приготовилась к новому пикированию. Кеман впал в полнейшее ошеломление и застыл — но все прочие его спутники, как разумные, так и неразумные, действовали иначе.
Когда Алара во второй раз вошла в пике, грели в единодушном порыве ринулись наутек. Остолбеневший Кеман оказался не готов к этому. Шедший впереди грель рванул с места в галоп, щелкнула лопнувшая веревка, и Кеман остался посреди дороги в гордом одиночестве. В одиночестве, поскольку люди тоже предпочли взять руки в ноги. Некоторые рассыпались по полю в поисках укрытия, а некоторые припустили вслед за исчезнувшими грелями.
«Мама! — закричал Кеман. — Мама, перестань! Не надо!..»
Но Алара не услышала сына либо решила не обращать внимания на его вопли. Впрочем, результат был одинаков. Когда Алара спикировала на Кемана, он увидел, что мама втянула когти.