Проклятие эльфов
Шрифт:
Ответ напрашивался один: потому, что Алару это не волновало. Потому, что для нее, как и для прочих драконов, Шана была животным. Потому, что она считала Шану выросшей живой игрушкой своего сына.
Потому, что Рови и Мире были правы.
И осознание этого было больнее всего.
Кел стоял перед столом и терпеливо ожидал, пока караванный надсмотрщик развернет кожаную тунику, снятую с девчонки-дикарки. В магическом янтарном свете, заливающем кабинет, туника выглядела еще красивее, чем в солнечных лучах. Краски сделались богаче и насыщеннее, и каждая чешуйка переливалась сотнями
Ценность этой находки наверняка должна перевесить убытки от пропажи греля, утащенного чудовищем вместе со всей поклажей. В принципе, обвинить в этом убытке могли и Кела…
Надсмотрщик, лысеющий человек средних лет, повертел тунику в худых мозолистых руках, вывернул ее наизнанку, рассмотрел швы, потом вывернул обратно и внимательно изучил каждую чешуйку.
— Ну что ж, — в конце концов изрек он, — похоже, Кел, ты принес нам нечто необыкновенное.
— Необыкновенное и дьявольски ценное, насколько я могу предположить, — смело отозвался караванщик. — Сдается мне, что лорды примутся выстраиваться в очередь, лишь бы заполучить одежду из такого материала. Я в жизни не видел ничего красивее, кроме вещей, сотворенных магией.
Надсмотрщик еще раз повертел тунику и неспешно кивнул, потом провел рукой по сияющей шкуре.
— Похоже, Кел, ты прав. Надеюсь, ты проверил эту вещь на наличие магии, прежде чем тащить ее ко мне?
— Первым делом! — заверил его Кел. — Чистехонько. Магии — ни следа. Эта штука — самая что ни на есть настоящая.
Надсмотрщик хохотнул и свернул тунику обратно.
— Вопрос только в том, настоящее что? Как нам назвать этот материал? Кожей ящерицы? Мне бы лично не захотелось носить вещь с таким названием.
Кел задумался на мгновение, потом улыбнулся. В конце концов, а почему бы и нет? Эта вещь может оказаться намного дороже, чем все, что было украдено чудовищем, и это — по-своему добрый знак. Но называть эту причину он не стал.
— Эмблема лорда Беренеля — дракон, — напомнил он надсмотрщику. — Почему бы не назвать это драконьей шкурой?
Надсмотрщик довольно рассмеялся.
— Действительно, почему бы нет? — согласился он. — Название хорошее, звучит внушительно — а у некоторых может даже хватить дури поверить в это! Хотя все, у кого есть хоть капля мозгов, знают, что драконов не бывает!
— Совершенно верно, — быстро согласился Кел, довольный, что вопрос об убытках забыт. — У кого есть хоть капля мозгов, те это знают.
Лорд Беренель поглаживал тунику и любовался тем, как играют на свету перламутровые краски, как край каждой чешуйки переливается всеми оттенками основного цвета, как пляшут над чешуей крохотные радуги… Туника лежала на черной мраморной крышке стола, словно груда драгоценностей, — а стоила она, если лорд хоть что-то в этом понимал, намного больше.
Эта вещь была не тяжелее кожаной туники такого же размера и толщины, но при этом была намного мягче кожи. Какая жалость, что из-за неумелой обработки края полосок, из которых было сшито полотнище туники, пострадали! Будь эта вещь сшита надлежащим образом, ее с удовольствием надела бы даже его леди!
Если, конечно, он захотел бы отдать эту вещь жене. В настоящий момент Беренель не желал выпускать тунику из рук.
В том, что его подчиненные решили назвать неизвестный материал «драконьей шкурой», лорд Беренель усматривал
Вскоре после Войны Волшебников Беренель — тогда еще совсем молодой лорд — разводил породистых лошадей. И вот кто-то начал нападать на табуны, пасшиеся неподалеку от границ великой пустыни. Беренель не мог тогда полагаться на своих вассалов, поскольку унаследовал их после поражения одного своего соперника. И потому Беренель решил самостоятельно устроить ловушку и изловить виновного.
Он сперва искренне считал, что эти налеты — дело рук кого-то из эльфийских лордов, и полагал, что сразу же обнаружит присутствие магии. Потому он устроился в укрытии и стал ждать. Но никакой магии он не заметил. Вместо этого вдруг раздался топот множества лошадей, обратившихся в паническое бегство, и предсмертное ржание одной из кобыл.
Беренель выскочил из укрытия, едва не напоровшись при этом на собственный меч, — и буквально врезался в дракона, пожиравшего лошадь.
Эта скотина распахнула крылья, а потом метнула в Беренеля нечто вроде молнии, и он свалился без сознания.
Когда Беренель пришел в себя, рядом уже не было ни дракона, ни кобылы — лишь примятая трава да лужа крови.
Когда он вернулся домой, ему никто не поверил. Даже те, кто готов был поддержать Беренеля, соглашались лишь считать, что он стал жертвой кого-то из своих соперников, превосходящих его по уровню магической силы, а потому был повержен и потерял сознание. А видение дракона действительно было не более чем видением, иллюзией, сотворенной тем самым неизвестным соперником. Через некоторое время Беренель, вопреки насмешкам, решил превратить то, что другие называли его глупостью, в предмет хвастовства, и избрал дракона своей эмблемой.
Но с тех самых пор он упорно искал доказательства того, что явление, с которым он столкнулся, существует на самом деле. В этом мире действительно существовали драконы. Он не дурак, чтобы не отличить галлюцинацию от реальности.
И вот теперь доказательство само пришло к нему в руки.
Беренель сжал тунику в руках и поднял взгляд на своего сенешаля, уравновешенного и исполнительного незнатного эльфийского лорда. Сенешаль стоял у стола, терпеливо ожидая приказаний. Он был одним из немногих подчиненных, которым Беренель доверял, поскольку сам воспитал и обучил этого эльфа.
— Те двое, которые первыми обнаружили девчонку…
— Кел Ростен и Ардан Парлет, — уточнил сенешаль, взглянув в свои записи.
— Сними их с караванной торговли и приставь к чему-нибудь выгодному, но не слишком утомительному.
Рабы есть рабы, а это значит, что они должны работать. Но Беренель мог позволить себе в качестве вознаграждения поставить кого-нибудь из них на необременительную должность.
— Кел Ростен много лет водил караваны, — сказал секретарь, задумчиво сдвинув изящно очерченные брови. — У него всегда была репутация человека, способного извлекать наибольшую прибыль. Кроме того, он отличается способностью решать, что из необычных товаров окажется самым ценным. Эти свойства он либо получил по наследству, либо научился этому за время жизни. В первом случае следовало бы приставить его к племенной работе, а во втором — к обучению молодняка.