Проклятие Евы
Шрифт:
– Соколовский опубликовал свои работы?
– Нет, – грустно покачал головой Иван Алексеевич. – Время было смутное. К тому же Соколовскому в последний год было не до публикаций научных работ. Дело в том, что какие-то подонки убили его беременную жену. Она была редкостной красавицей.
– Убийц нашли?
– К сожалению, нет. Хотя у Соколовского были подозрения. Он не верил прокуратуре, он не верил милиции. Мы пытались ему помочь. Ходили, хлопотали. Не исключаю, что смерть его не была случайной.
– А дети?
– Девочкам тогда было лет по девять-десять, по-моему, они близнецы. Их забрали к себе родственники Евы, так звали жену Всеволода Соколовского.
На меня эта трагическая история семьи Соколовских, рассказанная Иваном Алексеевичем произвела,
Разумеется, Бахвалов, дядька солидный и достигший пятидесяти пятилетнего рубежа, вряд ли был лично причастен к этому преступлению. Я имею в виду изнасилование и убийство Евы Соколовской, зато у нас были некоторые основания полагать, что к страшному преступлению может быть причастен его отпрыск, ныне вполне солидный преуспевающий бизнесмен, а десять лет назад студент вуза. Тем более что люди, знавшие Бахвалова-младшего той поры, отзывались о нем далеко не лучшим образом. В ту пору это был наглый, самоуверенный и на многое способный красавчик. Словом, хамоватый сынок влиятельного папы. И самое любопытное, он в ту пору был очень близко знаком, как с Семеном Песковым, так и с Максимом Кошелевым.
– К сожалению, – развел руками Рыков, – прокуратура не усматривает никакой связи между делом Соколовской и смертью Пескова и Кошелева. И формально они правы. Аркадий Бахвалов даже не упоминается на страницах этого дела десятилетней давности. Так же, впрочем, как и его ныне покойные друзья. В общем, я связан по рукам и ногам.
– А смерть Всеволода Соколовского? – напомнил Чернов.
– Соколовский был сбит машиной. Несчастный случай. Водитель с места происшествия скрылся и найти его не удалось.
– Видимо, не слишком искали, – заметил я.
Все надежды капитана Рыкова были на нас с Черновым. Чернов, как практикующий юрист и известный в городе частный детектив, не то чтобы мог отмахнуться от мнения прокуратуры, но во всяком случае имел большую свободу рук, чем несчастный опер, обложенный параграфами закона, как волк красными флажками. Что же касается меня, то я вообще птица вольная, и остановить меня может только пуля, неосторожно выпущенная из охотничьего ружья.
– Ты не очень-то хвост распускай, сокол наш парящий, – остерег меня Рыков. – Отец и сын Бахваловы люди в нашем городе очень влиятельные. Понимаешь, очень. И если у них под ногами начнет путаться какой-то там фотограф, со своими неудобными вопросами, то они найдут способ от него избавиться.
По данным, хранящимся в картотеке Чернова, вокруг Бахвалова-старшего крутились большие деньги. Вникать во все эти финансовые махинации я не стал, но и без того было понятно, что Николай Семенович имеет выходы в самые высокие федеральные сферы. А что до Бахвалова-младшего, то здесь связи тянулись не только вверх, но и вниз, то бишь в сферы криминальные. Словом, та еще была семейка.
Чернов, используя свои тайные и явные связи, все-таки умудрился договориться о встрече с областным сановником. Причем встречу ему назначили ни где-нибудь, а в загородном особняке Бахваловых. Подъехав в назначенное время к вышеназванному объекту, я пришел к выводу, что назвать простым таким словом «особняк» это сооружении, мало будет. Здесь более подходящим является слово «дворец». Чернов в ответ на мои научные изыскания только плечами пожал. Был он в это серенькое осеннее утро напряжен и отмобилизован, словно в одиночку собирался взять на рогатину медведя. Что касается меня, то я завелся. Уж больно страшной и несправедливой мне показалась судьба Евы и Всеволода Соколовских, и если я не в силах изменить прошлое, то, во всяком случае, сделаю от меня все зависящее в настоящем, чтобы люди виновные в их смерти, не дожили в спокойствии и довольстве до старости. Я не знаю, что это такое. Я не знаю, что нас гонит по следу. Меня, Чернова, Рыкова. Можно назвать это чувство азартом охотника, но вряд ли это будет правдой. Деньги здесь тоже особой роли не играют, хотя материальный стимул имеет место быть. В торжество закона ни я, ни Чернов не верим. Тогда что же движет нами? Жажда справедливости? Неужели справедливость стоит того, чтобы из-за нее подставлять лоб под пули? Да ведь никто, в сущности, не знает здесь, на Земле, что справедливо, а что нет. Во всяком случае, есть очень серьезные разночтения. Возможно, о справедливости больше знают выше. Но, к сожалению, я атеист по образованию, воспитанию, образу мыслей, и только иногда у меня появляется ощущение, что статистика знает далеко не все, а есть Некто, который знает гораздо больше.
Николай Семенович Бахвалов, что стало ясно мне по первому же брошенному на него взгляду, тоже был атеистом. А после недолгого обмена любезностями выяснилось, что мистицизм чужд ему настолько, что у нас есть шансы быть выброшенными из его дворца доблестными охранниками раньше, чем мы успеем изложить ему суть проблемы.
– Мне сказали, господин Чернов, что вы хотите поговорить со мной о химическом комбинате. Вы ведь юрист?
– Я действительно юрист, – подтвердил Чернов. – И возможно, мы с вами поговорим еще о комбинате. Но в данном случае меня интересует другое.
Вообще-то наша номенклатура в этой жизни боится только двух вещей: КГБ и партийного контроля. Но поскольку свершившаяся на просторах отечества буржуазная революция избавила их от этого почти иррационального страха, то легкое беспокойство у них может вызвать лишь снайпер, засевший на крыше соседнего дома. А здесь извольте видеть, какой-то там божественный огонь. Нельзя сказать, что господина Бахвалова никто и никогда не посылал на три буквы, но ведь прежде этот посыл никогда не таил в себе разрушительных последствий. И он никак не мог взять в толк, почему замена всего лишь одной буквы в известном выражении может привести к последствиям фатальным.
– Кто такой Кошелев, я вообще не знаю, – отяжелевшая от груза прожитых лет и накопленного жира физиономия заслуженного чиновника России стала багровой. – С Песковым знаком шапочно. Какого черта вам от меня надо?
Дальше прихожей нас с Черновым не пустили. Не того калибра мы были люди, чтобы ради нас накрывать банкетные столы. Но и в прихожей господина Бахвалова было на что посмотреть. Я во всяком случае до того увлекся разглядыванием мебели красного дерева и картин, кисти неизвестных художников, что едва не утерял нити разговора. К действительности меня вернули кабаньи глазки хозяина, которые уставились на меня если не с ненавистью, то во всяком случае, с возмущением. Бахвалов был толст, его мучила одышка, но в выражении его лица было нечто, напрочь отвергающее подозрения в душевной слабости или вялости характера. Мы имели дело с человеком битым, умеющим как держать удары, так и наносить их. Смутить такого человека трудно, а уж напугать тем более.
– Иными словами, – подал я свой голос, – вас, господин Бахвалов не волнует, что будет с вашим сыном в ближайшие дни. И вы отказываетесь от наших услуг?
– А разве вы мне предлагаете услуги? – гнев в кабаньих глазках сменился удивлением.
– Разумеется, – подтвердил Чернов. – Я улаживаю в частном порядке проблемы, возникающие у моих клиентов. Господин Веселов мне в этом помогает. Но если вас изложенная мною проблема не волнует, то мы вынуждены будем последовать примеру прокуратуры и прекратить расследование.