Проклятие Ивана Грозного. Душу за Царя
Шрифт:
Вот доктор Ди, разбирая оставшиеся после лорда Кромвелла документы, и надумал поправить материальное положение, найдя запрятанное сокровище. Монастырь, превращённый ныне в ферму, был богат и влиятелен, но люди Кромвелла так и не смогли разыскать там ничего ценного. Аббат же утверждал, что слухи о сокровищах надуманны, и ему пришлось поверить, чтобы не увязнуть в долгом и бесперспективном расследовании.
Но — что не сказал живой, должен был сказать мертвец. Покойники — они тоже разговорчивые, если знать, как и что спрашивать.
У Джона Ди были нужные книги. И ему не терпелось применить
Взяв у глупца факел, доктор приказал приглядеть за дверью. Не хватало только, чтобы фермер оказался любопытен... Хотя в Англии и не было инквизиции, но за некромантию могли наказать, и жестоко. Кроме того, репутация при дворе... Нет, там слухи о знаменитом чернокнижнике и маге ходили давно; но одно дело — слухи, а другое — уверенность.
Интересно, справится ли этот болван хотя бы с таким примитивным заданием? Ди надеялся, что да. Дел на кладбище оставалось до полуночи. Затем же пути доктора и юноши разойдутся навсегда. Почему-то подобные мысли заставляли уголки рта Джона Ди кривиться в сардонической усмешке.
В той, иной жизни, жизни после смерти, мёртвые получали возможность узнавать все тайны. Хотя и смерть не всемогуща. Душа была способна к перемещениям только в первый год после кончины тела; потом оказывалась прикованной к могиле и могла удаляться от неё, если верить магическим книгам, только на шаг-другой.
Так кому же знать о сокровищах монастыря, как не умершему здесь монаху?
Ночной холод заставил опуститься туман, что было только на руку учёному-доктору. Во-первых, меньше возможностей для праздного любопытства у фермера, во-вторых, больше шансов заставить душу материализоваться. Потому что тело призрака — сгустившийся воздух, а туман для души — что строительный материал для каменщика.
Удача позволила Джону Ди сразу же найти могилу, удача не оставила его и далее. Сориентировавшись по звёздам, доктор выяснил, что мертвец лежит головой на восток, как и требовалось. Можно было не возиться, по частям извлекая распадающийся костяк на поверхность, а сразу же приступить к обряду.
Сначала, как хозяин, ждущий гостя, Джон Ди должен был позаботиться об угощении. В припасённую заранее чашу он налил из плетёной фляги смесь вина и ароматических масел. Пряный запах перебил миазмы тления, и доктор с удовольствием втянул ноздрями необычный аромат.
Встав на колени перед могилой, Джон Ди опустил чашу на развороченные полусгнившие доски гроба. Свет факела вырвал из темноты череп с отвисшей нижней челюстью. Рот мертвеца был забит землёй.
Как же они разговаривают? Вопрос неуместен, но доктору на самом деле было любопытно.
Затем настало время позаботиться о себе.
Могильную яму доктор Ди окружил защитным магическим кругом, рассыпав на комья выброшенной помощником земли порошок, в котором заранее смешал множество зелий, от белены до редчайшей и драгоценной мандрагоры. Гримуар, магическая книга, которую открыл доктор Ди, обещал, что порошок должен загореться с первыми же словами заклинания. Гримуар был старым и рукописным. Автор его неизвестен, и Ди опасался, нет ли в тексте ошибок — невольных или преднамеренных, чтобы увести непрошеного продолжателя магической традиции прямиком в пасть дьявола.
Проверить
Запалив ещё несколько факелов и расставив их по периметру магического круга, Ди нараспев, как учили древние тексты, начал читать нелепое заклинание, где смешались христианство и язычество, кощунство и наивная вера:
— Благодатью Святого Воскресения и мучениями проклятых заклинаю тебя и повелеваю тебе, о дух усопшего, внять моим требованиям и подчиниться священным обрядам, под страхом вечных мучений!
— Эй, чем вы там занимаетесь? — услышал доктор испуганный голос своего помощника.
Несчастный глупец начал прозревать, но уже поздно. Юноша осторожно приближался к магу, не подозревая, что облегчает тому задачу.
Почувствовав, что аромат вина и масел из могилы усилился, Ди подошёл к краю магического круга. Вино в чаше пылало, от него занялись даже сырые прогнившие доски гроба.
«То ли ещё будет», — подумал доктор.
— Бералд, Бероалд, Балбин, Габ, Агабор, Агаба! Восстань, восстань, восстань!
Вспыхнул магический крут, будто не несколько горстей порошка рассыпал здесь Джон Ди, а бочонок пороха. Вспышка высветила перепуганное, белое, как мел, лицо юноши.
— Что вы делаете?!
Испуг исказил лицо помощника мага. С таким лицом, изуродованным страхом и болью, он и умер, когда Джон Ди перерезал ему глотку.
Хлынувшая в могилу кровь залила скелет монаха, но не смогла затушить чадящие доски гроба и горящее вино.
Дым, потянувшийся вверх из могилы, густел, терял прозрачность. Ди видел, как дымные полосы свиваются в жгуты. И, как скульптор из глины лепит форму для отливки статуи, призванные доктором демоны помогли душе умершего обрести форму. А попавшая в могилу кровь должна была помочь мертвецу обрести тело. Ненадолго, хорошо, если до рассвета, но Джону Ди этого времени с лихвой хватит, чтобы расспросить монаха об упрятанных сокровищах. Что тот скажет правду, доктор не сомневался. Иначе душа монаха не сможет вернуться в мир мёртвых и будет, неприкаянная, бродить по земле, ставшей ей тюрьмой.
Но раньше, чем зашевелилось тело оживлённого монаха, стало заметно движение от дома фермера. Двери дома распахнулись, и к освещённому пламенем магического круга Джону Ди побежали люди в поблескивающих кирасах. В руках пришельцев доктор с ужасом заметил грозные алебарды, способные одним махом раскроить человека пополам.
— Да здесь убийство!!! — воскликнул голос из темноты.
— И колдовство! — добавил другой голос. — В темницу его!
И несчастный доктор лишился чувств.
Поэтому и не видел, как из могилы поднялось существо, мало похожее на человека. Как оно разметало осмелившихся приблизиться к нему алебардщиков, как легко преодолело магический крут. То ли Гримуар оказался действительно с ошибкой, то ли Джон Ди вызвал не простого мертвеца — кто знает...
Лицо существа, казалось, светилось изнутри, словно туда, под кожу, щедро подкинули раскалённых углей. Глаза же, как у кошки, отливали зелёным, гнилостным светом.
— Сами вызвали, что ж не рады?