Проклятие лорда Фаула
Шрифт:
Барабанов больше не было слышно, шум реки заглушал все остальные звуки, так что им приходилось почти кричать. Стены пропасти были высокими и гладкими и заслоняли горизонт с обеих сторон. Но сквозь водяную пыль, накрывавшую их, словно туман, они могли видеть само ущелье — тесный каменный канал, стиснувший реку так, что она, казалось, готова была закричать, и дикую, белую с огненными барашками воду, бурлившую так, словно она боролась против своего же собственного бега. На расстоянии примерно одной лиги к западу река корчилась, вливалась в ущелье, а затем уходила в недра горы, словно всасываемая в бездну. Заходящее солнце висело у горизонта над ущельем словно кровавый
Ее рев оглушил Кавинанта, а мокрый от брызг камень, казалось, готов был выскользнуть из-под ног. На мгновение скалы закружились у него перед глазами, он почувствовал, что утроба горы Грома с жадностью смотрит на него. Он отшатнулся от края и, прижавшись спиной к камню, с трудом перевел дыхание.
Вокруг него все пришло в движение. Он услышал удивленные и испуганные крики воинов у края ущелья, приглушенное завывание великана.
Но он не двигался. Прижавшись к стене, он ждал, пока у него перестанут дрожать колени и пройдет ощущение того, что опора выскальзывает из-под ног. Лишь после этого он пошел выяснить, что все-таки вызвало волнение. При этом он одной рукой держался за стену, а другой — за плечи своих товарищей. Между Кавинантом и скалой бушевал великан. Двое Стражей Крови повисли у него на руках, а он колотил их о стены щели, хищно вопя: — Отпустите меня! Отпустите… Я хочу их! — словно хотел прыгнуть вниз, в ущелье.
— Нет! — Протхолл внезапно встал перед великаном. Восковые лучи солнца затенили его лицо, обрисовав его силуэт на фоне сияния. Он стоял, широко раскинув руки и зажав в одной из них посох. Он был стар и в три раза меньше великана. Но оранжево-красное пламя, казалось, увеличило его фигуру, сделало выше, величественнее.
— Горбрат! Возьми себя в руки! Именем Семи! Ты бредишь?
Услышав это, Морестранственник отбросил Стражей Крови. Он схватил Протхолла за одежду, поднял Высокого Лорда в воздух и прижал его к стене. Задыхаясь, словно от ярости, он кричал прямо в лицо Протхоллу:
— Я брежу? Ты что, обвиняешь меня?
Стражи Крови прыгнули к великану. Но крик Морэма остановил их.
Протхолл висел, распятый на камне, словно пригоршня старых тряпок, но не отводил взгляда от великана. Он повторил:
— Ты бредишь?
Какой-то ужасный миг всем казалось, что Морестранственник размозжит голову Высокого Лорда одним ударом своего могучего кулака. Кавинант попытался придумать что-то, какой-то способ вмешаться, но не мог, потому что не понимал, что же случилось с великаном.
Потом за спиной у Кавинанта первый знак Тьювор отчетливо произнес:
— Опустошитель? В одном из великанов Прибрежья? Это невозможно!
Словно отрезвленный утверждением Тьювора, великан разразился конвульсивным кашлем. При этом он отпустил Протхолла, потом завалился набок, с глухим стуком ударившись о противоположную стену. Постепенно его пароксизм перешел в низкое хихиканье, похожее на истеричное веселье. Кавинант почувствовал, как он весь покрывается мурашками, словно после липкого прикосновения. Он не мог вынести этого и, движимый желанием узнать, что же вызвало такую бурную реакцию великана, он двинулся вперед, чтобы посмотреть в ущелье.
Там он и увидел, настроив себя против головокружения и оглушительного рева реки, то, что возбудило Морестранственника.
— Ах, великан! — простонал он. Снова убивать…
Под ним, едва ли в двадцати футах над уровнем реки, проходила неширокая дорога, похожая на выступ в южной стене ущелья. И по этой дороге под бой невидимых барабанов маршировала армия пещерников, выходившая из горы Грома. Возглавляемые клином юр-вайлов, шеренга за шеренгой, эти мерзкие существа выползали из горы и топали по выступу с блеском вожделения в глазах цвета лавы. Тысячи уже вышли из своего пещернятника, а сзади шли все новые шеренги, словно гора Грома выплевывала все орды населявших ее паразитов на беззащитную землю.
Морестранственник!
Мгновение сердце Кавинанта билось в ритме с болью великана. Ему невыносима была мысль, что Морестранственник и его народ могут потерять надежду найти Дом из-за подобных тварей.
Неужели убийство — единственное решение?
Молча, почти ничего не различая в водяном тумане, он попытался представить себе, каким образом великан намеревался добраться до выступа пещерников. Оказалось, что это не так уж сложно для любого, кто не боится высоты. В скале, в южной ее стене, была вырублена грубая скользкая лестница, которая вела от щели до дороги. Напротив виднелись ее ступени, поднимавшиеся от щели вверх, к вершине ущелья. Они были такими же серыми, изъеденными водяной пылью и древними, как и все камни вокруг. Лорд Морэм подошел сзади к Кавинанту. Его голос глухо пробился через рев:
— Это древняя смотровая Ущелья Предателя. Та часть Первого Завета, которая рассказывает об этом месте, легка для понимания. Смотровая была создана для наблюдения и для того, чтобы скрывать здесь предателей. Лорд Фаул Презирающий открыл здесь свою истинную сущность Лорду Кевину.
Здесь был нанесен первый удар в войне, которая окончилась Ритуалом Осквернения.
Еще до этого Кевин сомневался в Лорде Фауле, хотя сам не знал почему, ибо Презирающий не делал такого зла, которое мог бы обнаружить Кевин, и он доверял Лорду Фаулу, словно стыдясь своих сомнений. Потом, по замыслу Фаула, в совет Лордов пришло послание от Демонмглы в горе Грома. В этом послании Лорды приглашались в мастерские Демонмглы — в гроты, где плодились отродья, называемые юр-вайлами, — чтобы встретиться там с мастерами их учения, якобы владеющими великой силой.
Ясно, что Лорд Фаул надеялся, что Кевин сам пойдет в гору Грома. Но Высокого Лорда охватили сомнения, и он не пошел. Но поскольку ему было стыдно за свои сомнения, он послал вместо себя нескольких лучших друзей и сильнейших союзников. Так высокая делегация Старых Лордов отправилась к горе Грома, а затем из катакомб вышла армия, подобная этой, и Страна, не успев подготовиться, вынуждена была вступить в войну.
Этот страшный поединок продолжался долго, унося сотни тысяч смертей, и не видно было никакой надежды на его окончание. Высокий Лорд Кевин храбро сражался. Но ведь он сам отправил своих друзей в засаду — и вскоре начались его полночные встречи с отчаянием, и не было никакой надежды.
Соблазнительность, головокружительность бега реки постепенно слабела по мере сопротивления Кавинанта. Брызги стекали по его лицу словно капли пота.
Великан хотел сделать то же самое — прыгнуть в клокочущую приманку ущелья, напасть на пещерников из засады.
С усилием, заставившим его застонать сквозь стиснутые зубы, Кавинант отошел со смотровой. Изо всех сил прижимаясь к стене, он спросил нарочито бесстрастно:
— Он все еще смеется?
— Нет, теперь он сидит и тихо поет песню Бездомных, и не выказывает никаких признаков безумия.