Проклятие лорда Фаула
Шрифт:
Томас подумал, что видит все это в страшном сне. И совершенно некстати он снова услышал слова старика:
— Будь праведным. Ты не должен сдаваться!
Тьма все лилась и лилась, затопляя день; и последним, что Кавинант еще видел, были красные искры огней полицейской машины — красная молния, горячая и смертоносная, пронзающая его лоб, как копье.
Глава 3
Приглашение к предательству
Какое-то время, измерить которое можно было бы только ударами сердца, Кавинант висел в темноте. Пронизывающий пространство луч красного света был единственным устойчивым ориентиром во всей вселенной, которая, казалось, кипела
Под давлением этого свирепого излучения он мог вполне отчетливо чувствовать в висках каждый тик своего пульса, словно его разум, а не сердце, выковывал жизнь. Толчки были редкими — слишком редкими для полноты восприятия, испытываемого им. Он не мог их понять, не мог понять, что с ним происходит. Но каждый удар потрясал его, как если бы сама структура его мозга опасно изменялась при этом.
Внезапно это ненавистное световое копье дрогнуло и расщепилось надвое. Он двигался к свету — или свет приближался к нему. Два горящих пятна оказались глазами.
В следующее мгновение он услышал смех — высокий, вызывающий, ликующий хохот, полный триумфа и застарелой злобы. Раздавшийся затем голос был похож на злорадный петушиный крик, предвещающий рассвет в аду, и при этом звуке сердце Кавинанта затрепетало.
— Готово! — закричал клокочущий голос. — Я сделал! Он мой! — и снова перешел в визгливый хохот.
Теперь Кавинант был достаточно близко, чтобы отчетливо видеть глаза. Они не имели ни белков, ни зрачков — красные шары заполняли глазные впадины, и свет бурлил в них, словно лава. Их жар был так близок, что Кавинант чувствовал его своим лбом.
Потом глаза вспыхнули и, казалось, воспламенили пространство вокруг себя. Языки пламени, вырываясь из них, окружили Кавинанта зловещим сиянием.
Он заметил, что находится в широкой каменной пещере. Ее стены ловили и удерживали свет, так что в пещере было светло от одного сверкания этих глаз. Камень был гладким, но разбитым на сотни неправильных граней, словно бы пещеру вырезали с помощью ножей. По всей окружности пещеры, словно открытые рты, зияли ходы. Высоко над головой свод переходил в густой пучок сталактитов, но пол оказался плоским и сглаженным, как будто по нему пробежало множество ног. Сталактиты на вершине свода пещеры испускали слабое свечение, как если бы были раскаленным камнем, так что гроздь их переливалась красным светом.
Пещеру наполняло отвратительное зловоние, ядовитый запах с болезненной сладковатой примесью — горящая сера над испарениями гниющей плоти. Кавинант зажал лицо руками, чтобы не ощущать этой вони и не видеть существа, чьи глаза, казалось, удерживали его, лишали воли.
Перед ним на небольшом возвышении около центра пещеры, распластавшись на нем, лежало существо с длинными костлявыми конечностями и с кистями рук огромными и тяжелыми, как лопаты, с тощим горбатым туловищем и головой, похожей на таран или стенобитное орудие. Оно чуть пошевелилось, и его колени поднялись почти до уровня шеи. Одной рукой оно держалось за скалу перед собой, другой сжимало длинный деревянный посох с металлическим наконечником и затейливой резьбой по всей длине. Его оскаленный рот свело судорогой смеха, глаза, казалось, пузырились подобно магме.
— Ха! Сделано! — снова взвизгнуло оно. — Я вызвал его. Сила моя!
Убить их всех!
Напыщенно проповедуя своим визгливым голосом, оно одновременно пускало голодную слюну.
— Лорд Друл! Хозяин! Я!
Существо вскочило на ноги,
Удерживая посох обеими руками вертикально вблизи центра пещеры, существо завопило:
— Убить его! Взять его силу! Сокрушить их всех! Стать Лордом Друлом! — Оно подняло посох, словно хотело им ударить Кавинанта. Но внезапно в пещере раздался другой голос. Он был глубоким и звучным, достаточно сильным, чтобы легко заполнить пространство, и в то же время каким-то мертвенным, словно голос бездны:
— Назад, Камневый Червь! — скомандовал он. — Эта жертва слишком жирна для тебя. Я беру его себе.
Существо задрало голову к потолку и закричало:
— Мое! Мой Посох! Ты видел! Я вызвал его! Ты видел!
Кавинант, следуя направлению взгляда красных глаз, тоже посмотрел вверх, но ничего не увидел, кроме завораживающих взгляд отблесков красного света на поверхности, состоящей из каменных игл.
— Тебе была оказана помощь, — возразил глубокий голос. — Посох был для тебя слишком сложной штукой. Ты мог даже случайно уничтожить его, просто придя в раздражение, если бы я не обучил тебя некоторым приемам обращения с ним. А моя помощь имеет свою цену. В дальнейшем можешь делать все, что тебе заблагорассудится. Я же требую отдать это мне в качестве вознаграждения. Он принадлежит мне!
Ярость существа внезапно стихла, как если бы оно вспомнило о какой-то тайной выгоде.
— Мой Посох! — злобно пробормотало оно. — Я владею им. Твоей безопасности пришел конец.
— Ты угрожаешь мне? — рассвирепел глубокий голос, и таящиеся в нем угрозы стали ощутимо ближе. — Смотри и страшись! Друл Камневый Червь, близится твой смертный час! Берегись! Я начинаю!
Послышался низкий гнетущий скрежет, как будто издаваемый огромными зубами, и между Кавинантом и Друлом зазмеился холодный туман. Его становилось все больше и больше, он бурлил и сгущался до тех пор, пока совсем не скрыл Друла от глаз Кавинанта. Сначала туман смешался со светом, отражаемым стенами пещеры, но по мере того, как он клубился, заполняя пещеру, его красноватый цвет переходил в характерный для смогов влажный серый оттенок. Отвратительные испарения таяли, превращаясь в более приятный запах эфирного масла — запах похоронных церемоний. Хотя в тумане ничего не было видно, Кавинант почувствовал, что он больше не в пещере Друла.
Перемена не принесла ему облегчения. Страх и замешательство мучили его, словно он погрузился в кошмар. Этот бестелесный голос приводил его в ужас. Ноги его дрожали и подгибались, и он упал на колени посреди клубившегося вокруг тумана.
— С твоей стороны весьма любезно было бы вознести мне молитву, — нараспев произнес голос. Его мертвенность шокировала Кавинанта, как очная ставка с ужасным убийством. — Для человека, судьба которого потерпела такое крушение, нет иных надежд и иной помощи. Мой враг не поможет тебе.
Именно он выбрал тебя для этой участи. А если уж он выбрал, то не отступает; он берет.
В голосе послышалось явное презрение, царапнув по нервам Кавинанта.
— Да, вознося мне молитвы, ты поступил бы благоразумно. Я могу освободить тебя от твоей ноши. Попросишь ли ты у меня здоровье и силу — и то, и другое я могу тебе дать. Потому что я начал наступление на это время, и будущее — за мной. Теперь уже я не потерплю поражения.
Разум Кавинанта все еще испытывал шок от голоса. Но упоминание о здоровье не прошло для него незамеченным, и сердце его подпрыгнуло. Он ясно чувствовал, как оно бьется в груди, как оно борется против бремени его страха. Но все же он был еще слишком ошарашен, чтобы говорить.