Проклятие любви
Шрифт:
Хоремхеб откашлялся.
– Видишь островок? – спросил он. – Фараон приказал засадить его цветами и кустарником. Можно разглядеть мостик, соединяющий его с берегом, где построен Мару-Атон, летний дворец. Я не могу описать тебе его, но ты, несомненно, скоро увидишь дворец сама. Это любимый уголок царицы. Там еще есть царский храм, дома наслаждений, перед ними – два озера, здесь есть все удовольствия, которыми славен Египет. Сейчас мы свернем к западу, но, как ты можешь увидеть даже отсюда, сады и аллеи тянутся до самого города.
Когда ладья начала постепенно удаляться от островка, Тейе обратила внимание на западный берег. Там из деревьев были только пальмы, посаженные вдоль оросительных каналов, а остальная земля была густо засеяна злаками.
– На западном берегу живет только Эйе?
– Только он. Фараон не позволил никому, кроме Эйе, селиться там. Он хочет, чтобы его подданные обитали как можно ближе к храму и дворцу. В половодье река заливает только западный берег, поэтому, хотя у нас совсем близко поля, где выращивают урожай для города, строить дамбу и рыть каналы для защиты дома носителя опахала от наводнения оказалось довольно дорого. Эйе, однако, радуется, потому что Тии пока не выказывает желания улизнуть обратно в Ахмин. – Он улыбнулся, и Тейе рассмеялась. – Вот ступени причала. Теперь, богиня, соизволь обернуться. Там центр Ахетатона.
Тейе ожидала увидеть такое же скопление кривобоких трехэтажных домов с плоскими крышами, которыми была застроена большая часть Фив, но не обнаружила никаких традиционных сооружений. Берег реки был густо засажен пальмами и сикоморами, и позади них из-за стен возвышались белые колонны, рядами уходящие вдаль. Ей почудилось, что она разглядела широкую дорогу, ведущую к Мару-Атону. Хоремхеб заметил ее замешательство.
– Это большой дворец и гарем, – пояснил он. – Дальше, напротив царской дороги – храм. За ним – палаты управителей и дома мелких вельмож. И у самой пустыни за всем этим, конечно, лачуги бедноты и дома иноземцев. Я уверен, что фараон сам покажет тебе город.
Едва Тейе успела бросить взгляд на восточный берег, как ладья уткнулась носом в причал Эйе. Перед домом, во внешнем дворе, полностью укрытом в тени деревьев, слуги Эйе уже распростерлись перед ней ниц на розовых камнях. Сбросили сходни, но, прежде чем сойти на берег, Тейе попросила Хоремхеба присмотреть за размещением ее вещей и слуг. Он поклонился.
– Я вернусь к вечеру, – пообещал он. – Эйе сегодня устраивает небольшой праздник в твою честь. Семейное торжество. Мутноджимет, конечно, явится. Фараон не хочет приветствовать тебя лично, до того как состоится встреча со всеми подобающими формальностями. Добро пожаловать в Мару-Атон, прекраснейшая.
Она сошла на берег.
Тии поднялась и несколько раз поклонилась.
– Императрица, какая честь для меня, – сказала она, и Тейе, растроганная, заметила, что женщина была необычайно аккуратно одета и накрашена. На Тии было бледно-голубое платье с узким кроем и закрытой грудью, много лет назад вышедшее из моды, но очень приличное. Ее парик, шея, руки и щиколотки были увешаны украшениями собственного изготовления. Тейе и забыла, насколько привлекательна жена брата.
– Счастлива видеть тебя, – сказала она. – Прошу, Тии, иди впереди с моим вестником, а я пойду следом.
Мой сын превратил раскаленную дикую пустыню в часть благословенной Дельты, – думала Тейе, проходя между распростершимися ниц слугами. Птицы с ярким оперением пикировали к земле, выводя трели над ее головой. Куда бы она ни бросила взгляд, повсюду виднелась темная зелень деревьев, смыкавшихся кронами над головой. Слева от переднего двора находилось озеро, густо поросшее розовыми и белыми лилиями. По берегам чуть колыхались листья папируса, а меж ними голубели цветки лотоса.
В таком месте фараон действительно мог забыть о существовании внешнего мира, – снова подумала Тейе. – Несмотря ни на что, силой своего желания Эхнатон воплотил в жизнь свою придуманную реальность. Это и вызывает мое восхищение.
Она прошла по ступеням, искрящимся всеми цветами мрамора, какой только добывали в каменоломнях Асуана, – белым, розовым, черным, но не успела она остановиться, чтобы оценить эту красоту, как уже очутилась между двумя рядами колонн, ведущих в приемную залу. Справа стоял открытый небольшой жертвенник Атона и рядом с ним – жертвенник Мина. Стол был уставлен фруктами, пирожными и вином, в высокой золотой курильнице рядом курился ладан. Тии с поклоном предложила ей сесть, Тейе улыбнулась.
– Ты тоже садись, моя дорогая Тии. Как хорошо здесь! Мне кажется, будто я пробудилась ото сна. – Но едва слова сорвались с губ, она поняла, что оставила тихий, одинокий сон лишь для того, чтобы глубоко погрузиться в другой, еще более причудливый, который одурманивал и притуплял чувства.
– Я приказала, чтобы детям накрыли у озера, а потом отвезли на ту сторону реки в зверинец, – сказала Тии. – Надеюсь, ты оценишь, о богиня.
Хайя склонился над ней, предлагая сладости, но Тейе покачала головой.
– Ты счастлива здесь, Тии? Если бы я побилась об заклад, останешься ты здесь или нет, то могла бы потерять много золота. Сдается мне, Ахмин больше не прельщает тебя.
Тии колебалась.
– Я здесь даже не работаю, – сказала она. – Здесь прекраснее, чем в раю. Стоит мне чего-нибудь захотеть, как Эйе уже кладет это к моим ногам. Но мое сердце в Ахмине. Я здесь ради мужа. Я нужна ему.
Его нужда в тебе, должно быть, очень велика, – подумала Тейе, отмечая мягкость кожи и чистоту рук; раньше, когда Тии работала, они всегда были огрубевшими, обожженными, испачканными. Из прозрачных глаз Тии, глаз ювелира, казалось, исчез тот неясный огонь вдохновения, что прежде горел в их глубине.
– Это счастье, когда ты так нужна, – заметила Тейе более едко, чем хотела, вдруг почувствовав себя одинокой, но Тии мягко ответила:
– Ни один мужчина никогда не нуждался во мне так, как сейчас в тебе нуждается Египет, императрица. Помоги Эйе, дорогая. Ахетатон – это мираж, видение, вызванное к жизни злыми духами тлена, для того чтобы уничтожить нас.
Потрясенная, Тейе посмотрела в глаза жене брата. Так многое изменилось, пока я бродила по Малкатте, мечтая удалиться на покой в Джаруху, – подумала она. – Мутноджимет, Хоремхеб и теперь эта женщина, которую я считала неспособной осмыслить что бы то ни было, разве что пылающее сердце драгоценных камней, которым она поклоняется.
– Я сама составлю свое мнение, – сказала она, с трудом уняв дрожь в голосе. – Теперь скажи мне, какой урожай ожидается в Ахмине в этом году. Должно быть, некоторые лозы очень старые и не могут больше плодоносить.