Проклятие любви
Шрифт:
Наконец фараон выступил вперед, и слуги бросились подставлять плечи Тейе, чтобы она могла опереться на них; Тейе шагнула на дорогу и направилась навстречу сыну. Эйе шел рядом с Эхнатоном, держа над ним опахало из алых страусовых перьев. Впереди Эхнатона, спиной к Тейе, осторожно пятился жрец, монотонно бубня торжественные песнопения и окропляя землю перед фараоном очистительной водой. Еще издалека Эхнатон начал улыбаться ей. Она протянула руки. Он схватил и поцеловал их, потом притянул ее ближе, прижался оранжевыми губами к ее шее, обеим щекам и, наконец, к губам.
– Матушка, императрица, это великий день! – выдохнул он, обнимая ее. – Весь город ждет, чтобы приветствовать тебя.
– Славно снова прикасаться к тебе, Эхнатон, – ответила она, но под волной любви, охватившей ее, шевелился холодок мрачного предчувствия.
Его голос не изменился, был таким же высоким и резким, как всегда. Не изменились и черты его лица: прекрасная, чистая линия носа, кроткие миндалевидные глаза, обведенные мерцающей черной краской, длинный выступающий подбородок. Но сквозь свободное, прозрачное женское одеяние, которое болталось на нем, ей было видно, какой хилой и впалой сделалась его слабая грудь, каким отвислым и объемистым – мягкий живот, насколько белее и толще стали бедра. Она ожидала, что возраст возьмет свое. Чего она не могла предвидеть, так это развития у него молочных желез, ставших теперь необычайно большими, их соски были густо намазаны яркой оранжевой краской. Она усилием воли заставила себя оторвать свой взгляд от груди. Она подала знак, дети подошли и распростерлись перед ним ниц.
– Встаньте! – радостно взвизгнул Эхнатон. – Не может быть, чтобы это был мой братец Сменхара! Такой большой, такой мужественный! Иди же, поцелуй своего фараона!
Сменхара покорно шагнул в раскрытые объятия, и Эхнатон пылко поцеловал его в губы. Тейе видела, как на щеках мальчика сквозь желтую краску проступил румянец смущения. Фараон повернулся к Бекетатон. Он нежно погладил ее руки.
– Моя царевна, – сказал он. – Ты тоже выросла большая. И у тебя по-прежнему небесно-голубые глаза, как у моей императрицы. Как ты прекрасна!
Наклонившись, он тоже поцеловал ее, и Тейе поймала взгляд брата. Выражение лица Эйе было напряженно-непроницаемым. Тутанхатон стоял нетвердо, держась за руку няньки, его круглые черные глазки были устремлены на отца. Эхнатон поднял его, и пухлые ручонки обвились вокруг его шеи, одна потянулась к яшмовой сережке в ухе фараона.
– Так вот он, мой сын, царевич моего тела. Наконец-то! Он здоров, Тейе? Он хорошо себя чувствует? Я хотел обручить его с одной из его сестер. Мы все, взявшись за руки, образуем неразрывный круг! Давайте же укреплять его. Пришло время получить ежегодные подати и потом вместе отпраздновать.
Жрец ринулся вперед и снова принялся окроплять землю, когда фараон повернулся, передав Тутанхатона няньке. Тейе поклонилась, с облегчением заметив, что Эхнатон и не думал приказать Нефертити с царевнами приветствовать ее, но она не смогла не заметить многозначительных радостных взглядов, которыми обменялись Сменхара и Мериатон. Не все сразу, – подумала она, взбираясь на трон и глядя, как тяжелый царский паланкин плавно поднимают на плечи носильщики фараона. Сменхара начал прибавлять шагу, тогда как Мериатон едва плелась, но Тейе резко прикрикнула на сына, и он угрюмо двинулся рядом с Бекетатон.
Во время медленного шествия к дворцу у Тейе была возможность как следует рассмотреть и сына, и его царицу, и достопримечательности Ахетатона. Над сверкающими золотом спинками кресел паланкина конус и синий объемный парик почти постоянно сдвигались. Она видела, как Эхнатон и Нефертити целовались, глядя друг другу в глаза. Видела, как голова Нефертити время от времени прижималась к плечу мужа. Царевны шли, бежали вприпрыжку или пританцовывали рядом с паланкином, часто брались за руки или обнимали друг друга, не обращая внимания на суету вокруг. Тейе огляделась. Царская дорога была довольно широкой, вдоль нее стояли солдаты, сдерживая ревущую толпу. Она бы с удовольствием опустила занавеси, чтобы простолюдины не разглядывали ее лицо, но, очевидно, так поступать здесь было не принято. Когда фараона проносили мимо, народ в давке пытался припасть к камням дороги, но, завидев ее, все поднимались с радостными криками приветствия. Боковые улочки, примыкавшие к главной улице города, тоже были забиты людьми. Взглянув поверх голов, Тейе увидела прелестные участки, засаженные деревьями, и фасады аккуратных маленьких домиков, которые хотя и не шли ни в какое сравнение с усадьбами Хоремхеба или Эйе, были, однако, довольно просторными, с зелеными внутренними двориками за высокими стенами. Только однажды она увидела откровенно неприглядную картину. Одна из улиц, что случайно открылась ее взгляду, вела прямо в пустыню. Там, где она заканчивалась, в песке пустыни, окруженные грудами мусора, теснились глинобитные лачуги.
Город был чудесно изукрашен: флаги, изящные пилоны, аккуратно ухоженные деревья, синие, желтые, красные и белые колонны, устремленные в раскаленное небо. Всюду, где только можно, красовались нарисованные или вырезанные картины, изображающие яркое великолепие живой природы, но Тейе не могла не заметить, что самые большие стены и пилоны были украшены огромными изображениями царицы. На них Нефертити стояла или шла по Ахетатону, иногда с поднятым цепом в руке, иногда совершающая подношения Атону вместе с Мериатон – очень маленькой фигуркой у ее колена, – но всегда в простой мужской юбке и конусообразной короне, скрывающей следы женственности. На каждом углу стояли жертвенники – маленькие каменные плиты с углублениями для благовоний и даров. К тому времени, как процессия приблизилась к центру города, тонкий, слабо пахнущий туман благовоний начал окутывать Тейе. Испытывая головокружение от ароматов, оглушенная шумом, она пыталась ухватить самое главное впечатление от Ахетатона, но так и не смогла. Позже – она знала это – город откроет ей свои секреты, но сегодня сущность его ускользала.
Царская дорога тянулась прямо на север. Вдали Тейе увидела, что огромный дворец слева от дороги соединялся со зданием, расположенным справа от нее, переходом, проведенным высоко над дорогой, на который с каждой стороны поднимался пандус. В середине перехода виднелось огромное окно, откуда открывался вид на дорогу, сверху над переходом была крыша, поддерживаемая колоннами. Устроенные под переходом два небольших квадратных портала по бокам и один высокий – в центре позволяли проезжать колесницам и проходить пешим.
Достигнув арок, кавалькада остановилась. Солдаты быстро окружили Тейе с детьми защитным кольцом. Сойдя на землю, она последовала за Хоремхебом через пилон, украшенный флагами, и начала подниматься по пандусу вслед за фараоном, Нефертити и царевнами. Внизу на дороге собиралась толпа, все лица были обращены вверх. Эхнатон подошел к окну и высунулся из него, одной рукой обнимая Нефертити за плечи. Царевны перегибались через резные оконные переплеты, махали людям внизу и хихикали, прижимая к губам накрашенные ладошки.
– Люди священного города! – воззвал Эхнатон, перекрикивая толпу. – Сегодня благословенный день в истории Египта. Сегодня императрица почтила нас своим царственным присутствием. Также сегодня, в знак моего благоволения к нему, благородный Центу снова получает из моих рук золото милости. Центу! – Он весело взмахнул рукой, указывая на человека, который благоговейно стоял внизу на коленях, протягивая руки, приготовившись ловить золотой дождь, который прольется на него. – Это в третий раз, не так ли?