Проклятие мумии, или Камень Семи Звезд
Шрифт:
Не было сомнения в искренности этого человека или в срочности и важности его дела, по крайней мере, с его точки зрения. Я сделал несколько шагов в его сторону.
— Моррис, — сказал я, — доложите мисс Трелони, что этот джентльмен хочет ее видеть. Если она занята, попросите миссис Грант передать ей.
— Хорошо, сэр! — облегченно выдохнул он и поспешил выполнять указание.
Я провел незнакомца в небольшую гостиную напротив холла. Пока мы шли, он спросил:
— Вы секретарь?
— Нет, я друг мисс Трелони. Моя фамилия Росс.
— Большое спасибо за понимание, мистер Росс! — сказал он. — Меня зовут Корбек. Я бы вам дал свою визитную карточку, но в тех краях, откуда я прибыл, визитные карточки не в ходу. Даже если бы у меня и были визитные карточки, я полагаю, вчера
Он резко остановился, как будто вдруг понял, что сказал лишнее. Некоторое время мы оба стояли молча. Ожидая, я его внимательно осмотрел. Это был невысокий крепкий мужчина, загоревший до цвета кофейного зерна, возможно, склонный к полноте, но в данный момент заметно истощенный. Глубокие морщины на его лице и шее были следствием не только возраста и воздействия солнца и ветра. Отчетливо были видны места, где мышечная масса и жировые клетки уменьшились в объеме и кожа начала обвисать. Шея была просто замысловатым переплетением морщин и складок, опаленных огненным дыханием пустыни. Дальний Восток, тропики и пустыня — все они оставляют на коже человека характерный оттенок, но каждый по-своему. Тот, кто хоть раз имел дело с ними, безошибочно сможет отличить один оттенок от другого. Легкая смуглость первого не похожа на яркую бронзу второго, а третий оставляет на коже такой темный загар, который, кажется, не потускнеет уже никогда. У мистера Корбека была большая, массивная и, так сказать, объемистая голова, покрытая всклокоченными темно-русыми волосами, и лысая от висков. У него был красиво очерченный лоб, высокий и широкий, с ярко выраженным, выражаясь физиогномическим языком, фронтальным синусом. Прямоугольная форма лба говорила о развитом логическом мышлении, а мешки под глазами — о склонности к языкам. Его нос, недлинный и широкий, свидетельствовал об энергичности, а массивная нижняя челюсть и квадратный подбородок, несмотря на густую, неухоженную бороду, — о решительности.
«Он как будто создан для жизни в пустыне», — глядя на него, подумал я.
Мисс Трелони вышла к нам очень скоро. Когда мистер Корбек ее увидел, он, похоже, был удивлен. Впрочем, его раздражение и волнение остались при нем, их хватило, чтобы с головой перекрыть такое несущественное и банальное чувство, как удивление. За то время, что он говорил, он не сводил с нее глаз. Про себя я отметил, что надо будет постараться как можно скорее выяснить причину его удивления. Мисс Трелони начала с извинения, которое немного остудило его пыл:
— Разумеется, если бы мой отец был здоров, вам не пришлось бы ждать. Более того, если бы я не дежурила у его постели в тот момент, когда вы пришли первый раз, я бы приняла вас сразу. А теперь не расскажете ли вы, что у вас за срочное дело, которое не терпит отлагательств?
Взглянув на меня, он несколько замялся. Тогда она добавила:
— В присутствии мистера Росса вы можете говорить все, что собирались сказать мне. Он помогает мне в этом ужасном деле, и я ему полностью доверяю. Мне кажется, вы не до конца осознаете серьезность ситуации. За три дня мой отец не то что не проснулся, но даже ни разу не пришел в сознание. Мне с ним очень-очень трудно. К несчастью, я почти ничего не знаю об отце и его жизни. Я переехала к нему всего год назад и ничего не успела узнать о его работе. Я даже не знаю, кто вы или какие дела связывают вас с ним.
Эти слова были произнесены с грустной улыбкой, как бы извиняющейся, но в тоже время очаровательной. Он внимательно смотрел на нее где-то с четверть минуты, а потом резко заговорил, будто собравшись с духом и отбросив мысли о конфиденциальности:
— Меня зовут Юджин Корбек. Я магистр гуманитарных наук, доктор права и магистр хирургии Кембриджа; доктор гуманитарных наук Оксфорда; доктор наук и доктор словесности Лондонского университета; доктор философии Берлинского университета; доктор восточной словесности Парижского университета. У меня есть и другие ученые степени, почетные и не очень, но я не стану утомлять вас их перечислением. Тех, которые я упомянул, будет, пожалуй, достаточно, чтобы пустить меня в комнату больного. Когда-то я, удовлетворяя свое любопытство и испытывая душевный подъем, правда, в ущерб своему кошельку,
Он говорил с чувством, и я, к своему удовольствию, заметил, что мисс Трелони была приятна похвала ее отца. Но я также обратил внимание на то, что мистер Корбек говорил так, будто нарочно старался затянуть время. Я посчитал, что таким образом он пытается почувствовать почву у себя под ногами, хочет понять, насколько можно доверять этим двум незнакомым людям, которых видел перед собой. И было очевидно, что чем больше он говорил, тем большее доверие испытывал к нам. Когда впоследствии я размышлял над этим, то, судя по тому объему информации, который он выдал нам, пришел к выводу, что он посчитал нас людьми, которым можно доверять.
— Я участвовал в нескольких экспедициях в Египет, организованных вашим отцом, и для меня всегда было большим удовольствием работать с ним. Многие из тех ценностей, которые сейчас находятся в его руках (поверьте мне, там есть и действительно редкие вещи), он раздобыл с моей помощью: они либо были найдены благодаря моим исследованиям, либо куплены через меня, либо… либо каким-нибудь другим способом. Ваш отец, мисс Трелони, обладает чрезвычайно глубокими познаниями в этой области. Иногда случается так, что ему становится известно о существовании какой-либо старинной вещи, которая его интересует, и тогда он готов в ее поисках обшарить весь мир, и я сейчас как раз и занимаюсь одним из таких дел.
Он вдруг замолчал, причем замолчал так внезапно, будто в прямом смысле захлопнул рот. Мы какое-то время подождали. Когда он продолжил свой рассказ, речь его стала медленной и взвешенной, так, если бы он старался предвосхитить любые вопросы с нашей стороны, что было для него нехарактерно:
— У меня нет права разглашать какие-либо подробности своей миссии, ни место, ни цель, ничего. Этой информацией владеет только сам мистер Трелони и я. Я дал клятву все хранить в строжайшей тайне.
Он ненадолго замолчал, его лицо выражало нерешительность. Неожиданно он спросил:
— Мисс Трелони, а вы уверены, что ваш отец действительно не в состоянии принять меня сегодня?
Теперь удивление появилось на ее лице. Но всего лишь на секунду: она поднялась и голосом, полным одновременно достоинства и любезности, ответила:
— Следуйте за мной, вы сами все увидите! — И направилась к комнате отца. Мистер Корбек пошел за ней, я замыкал ряд.
Мистер Корбек вошел в комнату так, будто он бывал здесь уже не раз. Когда человек оказывается в новой для себя обстановке, он подсознательно начинает вести себя по-другому, меняет манеру поведения, это видно сразу, но мистер Корбек, горя желанием повидаться со своим могущественным другом, лишь бегло обвел комнату взглядом и тут же переключил все свое внимание на кровать. Я пристально наблюдал за ним, поскольку чувствовал, что этот человек сможет пролить свет на то странное дело, в которое мы были вовлечены.
Не то чтобы я сомневался в нем. Было видно, что это абсолютно честный человек, но это и было именно то качество, которого нам сейчас приходилось бояться. Он был из тех людей, которые считают чувство долга высшей из ценностей, и если бы он посчитал своим долгом сохранить то, что ему известно, в тайне, он хранил бы эту тайну до конца. Мы имели дело со случаем необычным по меньшей мере, когда к обещанию хранить молчание можно отнестись более либерально. Для нас неведение означало бессилие. Если бы нам стало известно что-либо из прошлой жизни мистера Трелони, мы хотя бы смогли представить себе обстоятельства, предшествовавшие нападению, таким образом получив возможность помочь пациенту выздороветь. Возможно, некоторые из вещей, хранившихся в комнате, все-таки можно переставить…