Проклятие мумии, или Камень Семи Звезд

Стокер Брэм

Поначалу окружающая обстановка и опасение того, что мисс Трелони может неожиданно войти в комнату и застать меня за чтением книги, слегка беспокоили меня. Перед тем как доктор Винчестер ушел, мы между собой решили, что не следует ее посвящать в ход предстоящего расследования. Мы посчитали, что для женского разума столкновение с подобной загадкой может вызвать шок, и, кроме того, она, как дочь мистера Трелони, могла оказаться в неловкой ситуации впоследствии, если бы пошла на прямое нарушение его указаний, даже если бы всего лишь знала об этом. Но когда я вспомнил, что ее дежурство начиналось в два часа и раньше она появиться не должна, я успокоился. У меня впереди было почти три часа. Сестра Кеннеди сидела в своем кресле у кровати, внимательно и терпеливо следя за происходящим. На лестничной площадке тикали часы, слышен был звук и других часов в доме; шумы городской жизни, текущей за окном своим чередом, сливались в однообразный отдаленный гул, который время от времени превращался в грохот, когда западный ветер доносил сюда скопление звуков. Впрочем, все равно преобладала тишина. Свет, падающий на мою книгу, и умиротворяющая зелень шелковой бахромы на абажуре лампы усилили сумрак, окружавший меня. С каждой прочитанной строчкой он казался все глубже и глубже. И когда очередной раз взглянув на больного, я вновь опускал глаза на страницу, она казалась мне ослепительно-белой. Впрочем, в конце концов я так погрузился в чтение, что все мое внимание сосредоточилось на книге.

Сочинение принадлежало

перу некоего Николаса Ван Гайна Хорнского. В предисловии он рассказывал, как, увлеченный книгой под названием «Пирамидография», принадлежавшей перу Джона Гривза из Мертоновского колледжа, сам отправился в Египет, где так заинтересовался его чудесами, что несколько лет жизни потратил на посещение различных загадочных мест и на исследование руин многих древних храмов и захоронений. Из уст арабского историка Ибн Абд аль-Хокина ему довелось услышать множество историй о строительстве великих пирамид, некоторые из них он записал. Их я читать не стал, а сразу перешел к следующей закладке.

Как только я приступил к чтению новой главы, у меня появилось тревожное ощущение какого-то воздействия. Раз или два я бросил взгляд в сторону сестры, посмотрел, не пошевелилась ли она, ибо мне показалось, что рядом со мной кто-то находится. Сестра сидела на своем месте, как всегда настороже, так что я вновь сосредоточился на книге.

В этой части рассказывалось о том, как, за несколько дней преодолев горы на востоке Асуана, путешественник оказался в определенном месте. Далее я приведу его слова без изменений, передав их перевод на современном языке:

«Ближе к вечеру мы подошли ко входу в узкую, глубокую долину, простиравшуюся на восток и запад. Я хотел продолжить по ней путь, потому что солнце, к тому моменту почти опустившееся за горизонт, осветило широкий проход за сужающимися холмами. Но феллахи наотрез отказались входить в долину в такое время, объясняя это тем, что ночь может настигнуть их еще до того, как они успеют пересечь ее. Поначалу они ничем не объясняли причину своего страха. До сих пор они следовали за мной, куда бы я ни пожелал отправиться, в любое время, без колебаний. Под нажимом они признались мне, что это место называется Долиной Колдуна и туда никто не может ходить ночью. Когда я попросил их рассказать мне о Колдуне, они отказались, заявив, что у него нет имени и им ничего о нем не известно. Однако на следующее утро, когда солнце встало и осветило долину, от страха не осталось и следа. Они сообщили мне, что в древние времена (они использовали выражение «миллионы миллионов лет назад») здесь был похоронен Великий Колдун. Это был то ли царь, то ли царица, они не знали точно. Имя они не смогли назвать, поскольку продолжали настаивать, что имени нет и каждый, кто осмелится дать ему имя, угаснет при жизни так, что после смерти от него не останется ничего, что могло бы вновь возродиться в Другом Мире. Пока мы пересекали долину, они держались плотной группой и быстро шли впереди меня. Никто не осмелился идти позади. В свое оправдание они заявили, что руки у Колдуна длинные и идти последним опасно. От этого, мне не стало лучше, поскольку мне самому пришлось занять почетную позицию замыкающего. В самом узком месте долины, на южной стороне, возвышалась огромная отвесная каменная скала. Ее поверхность была гладкой и однородной. Вся она была испещрена кабалистическими знаками, фигурами людей и животных, рыб, рептилий и птиц, символами солнца и звезд и бесчисленными другими старинными символами, многие из которых изображали отдельные части тела: руки и ноги, пальцы, глаза, носы, уши и губы. Эти загадочные знаки не смог бы расшифровать и сам ангел-хранитель в Судный день. Скала была обращена прямо на север. В ней было что-то настолько странное, настолько не похожее на все остальные горы, украшенные вырезанными письменами, которые мне доводилось видеть раньше, что я распорядился остановиться и провел остаток дня, изучая скалу через подзорную трубу. Египтяне в моей группе были чрезвычайно взволнованы и пытались всеми способами заставить меня следовать дальше. Я оставался на этом месте до раннего вечера, когда уже отчаялся отыскать вход в гробницу, которая, по моим предположениям, должна была там находиться. К тому моменту мои люди дошли почти до бунта и я был попросту вынужден покинуть долину, если не хотел остаться один без сопровождения. Но про себя я решил, во что бы то ни стало отыскать захоронение и исследовать его. Затем я проследовал дальше в горы, где повстречался с арабским шейхом, который согласился помочь мне. Арабы не так суеверны, как египтяне, так что шейх Абу Сам и его люди решились принять участие в моих исследованиях.

Вернувшись в долину с этими бедуинами, я попытался взобраться наверх по скале, но у меня ничего не получилось, так как скала была почти абсолютно гладкой. Камень, сам по себе достаточно ровный и гладкий, был идеально отполирован. То, что когда-то здесь была лестница, не вызывало сомнений, поскольку удивительный климат этой чудесной страны не стер следы пилы, зубила и молотка там, где ступени были срезаны или сбиты.

Путь наверх снизу был для меня закрыт, лестниц достаточной длины у меня не было, поэтому я решил подступиться с другой стороны. Я приказал спускать себя на веревках с более высоких окружающих скал до тех пор, пока я не увижу перед собой ту часть отвесной скалы, где, по моему мнению, должен находиться вход в гробницу. Там я его и обнаружил, однако проем был заложен огромной каменной плитой. Вход был выбит в скале на высоте более ста футов, это примерно две третьих высоты скалы. Иероглифические и кабалистические знаки были вырезаны в скале таким образом, чтобы замаскировать вход. Резьба была глубокой и тянулась непрерывно через всю лицевую сторону скалы, через портал входа, через огромную каменную плиту, которая, собственно, и являлась дверью. Эта плита была пригнана к отверстию, служащему входом, с такой поразительной точностью, что мне не удалось найти в щели между плитой и скалой место, куда можно было бы вогнать зубило или любой другой из имеющихся у меня инструментов. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы проломить камень и проникнуть в гробницу (мои предположения оправдались, и это оказалась именно гробница). Каменная дверь провалилась внутрь, и я, проходя рядом с ней, обратил внимание на длинную металлическую цепь, которая была намотана на держатель, укрепленный рядом с входом.

Эта гробница оказалась построенной по всем правилам. Как и в любой египетской гробнице, здесь был зал и шахта, ведущая вниз и заканчивающаяся в погребальном склепе, на стенках которого сохранилась таблица с рисунками, судя по виду, напоминавшими запись о каком-то событии. Эти рисунки, смысл которых теперь уже утрачен навсегда, были выполнены яркими красками.

Всю поверхность стен камеры и коридора покрывали странные, высеченные в камне письмена жутковатого вида. Огромный каменный гроб, или саркофаг, который покоился в углублении, сделанном в полу погребального склепа, украшали искусно вырезанные символы. Араб, командовавший остальными, и еще двое, осмелившихся проникнуть в гробницу вместе со мной (для них работа в такой зловещей обстановке явно была не в новинку), каким-то образом смогли снять крышку с саркофага, не повредив ее. Они сами удивились этому, поскольку обычно, как сказали они, чем меньше стараешься, тем больше везет. И действительно, не было заметно, чтобы они проявляли какую-то особенную осторожность. Они грубо двигали по гробнице разнообразные предметы обстановки, так что легко могли повредить их. Только благодаря тому, что все было очень массивным и плотным, включая сам саркофаг, ничто не пострадало. Меня их неосторожность сильно беспокоила, поскольку саркофаг, облицованный

неизвестным мне необычным камнем, был прекрасен. Мне было жалко и досадно от мысли, что его не удастся забрать с собой. Время и законы путешествий по пустыне запрещали это: я имел право взять с собой лишь то, что мог унести на себе.

Внутри саркофага находилось тело, несомненно женское, завернутое, как и большинство мумий, во множество полос ткани. По некоторым украшениям на тканях я сделал вывод, что это была знатная женщина. Одна рука, не обернутая, лежала на груди. У мумий, которых я видел раньше, руки всегда были запеленуты, а рядом с завернутым телом лежали различные деревянные украшения, выполненные в форме руки и раскрашенные в естественные цвета.

Но эта рука выглядела странно. Это была настоящая рука той, чье забинтованное тело лежало здесь. Рука на погребальном покрове была из плоти и после бальзамирования по виду стала напоминать мрамор. Кисть и предплечье были темноватого белого цвета, оттенка слоновой кости, долгое время пролежавшей на открытом воздухе. Кожа и ногти прекрасно сохранились, будто тело было положено в могилу только вчера. Я коснулся руки и слегка пошевелил ее. Она была такой же мягкой и подвижной, как любая живая рука, хотя и несколько упругой от долгого бездействия, как руки факиров, которых я видел в Индии. Что поражало еще больше — на этой древней руке было семь пальцев; все хорошей формы, длинные и удивительно красивые. По правде говоря, меня бросило в дрожь, кровь застыла у меня в жилах, когда я прикоснулся к руке, которая многие тысячи лет пролежала неподвижно и все же выглядела как живая. Под ладонью, как будто охраняемый ею, лежал огромный рубин, камень неимоверного размера (ведь рубины обычно небольшие). Он был прекрасен, его цвет напоминал цвет крови, озаряемой светом. Но самое удивительное в этом камне заключалось не в его размерах или окраске (хотя, как я уже сказал, их исключительность была бесценна), а в том, что изнутри его лилось свечение, испускаемое семью звездами с семью лучами. Оно было таким ярким, будто внутри камня находились настоящие звезды. Когда я поднял руку и увидел этот камень во всей красе, восхищение почти лишило меня возможности шевелиться. Я смотрел на него, не в силах двинуться с места, так же, как и те, кто был рядом со мной, будто перед нашими глазами предстал не рубин, а змеевласая голова Медузы Горгоны, которая обращала в камень каждого, кто встретится с ней взглядом. Это ощущение было настолько сильным, что мне захотелось поскорее уйти оттуда. То же почувствовали и мои спутники, поэтому, захватив удивительный камень и еще несколько амулетов, странных и прекрасных одновременно, искусно отделанных драгоценными каменьями, мы поспешили к выходу. Я хотел бы остаться здесь дольше и внимательнее изучить мумию, но страх не позволил мне этого сделать, поскольку до меня вдруг дошло, что я нахожусь посреди пустыни один, люди, окружающие меня, здесь лишь потому, что не отличаются особенной порядочностью. Мы были в заброшенной гробнице, вырубленной в скале на высоте сотни футов, и никто меня здесь не найдет, да и вряд ли кто-нибудь станет искать. Но в душе я решил, что обязательно сюда вернусь, и с более надежным сопровождением. Мое желание подогревалось тем, что, рассматривая бинты, окутывающие мумию, я успел заметить, что удивительную гробницу наполняли удивительные предметы, среди которых был и странной формы ларец, изготовленный из какого-то неизвестного мне камня, в котором, как подумалось мне, могли находиться и другие драгоценности, поскольку сам он был надежно укреплен в большом саркофаге. В гробнице находился и еще один сундук, менее странного вида, но также прекрасный и искусно украшенный. Он был изготовлен из прочнейшего камня, а его крышка запечатана каким-то материалом, напоминавшим камедь или алебастр, как будто для того, чтобы внутрь не мог проникнуть воздух. Сопровождавшие меня арабы, думая, что за такими толстыми стенками должны скрываться огромные сокровища, начали настаивать на том, чтобы вскрыть сундук, и мне пришлось согласиться. Но их надежды не оправдались. Внутри теснились четыре изящных кувшина, украшенные разнообразными узорами. Один из них был сделан в форме головы человека, второй — собаки, третий — шакала, четвертый — ястреба. Я знал, что такие погребальные сосуды использовались для хранения внутренних органов мумифицированного тела, но, вскрыв один из них (защитный слой воска был тонкий и поддавался легко), внутри мы обнаружили лишь масло. Бедуины, разлив почти все масло, принялись руками шарить внутри сосуда, думая, что сокровище скрыто на дне. Но их надежды опять не дали результата: внутри не оказалось никаких сокровищ. Я почувствовал опасность, когда заметил, как алчно арабы осматривали все вокруг. Чтобы побыстрее покинуть это место, я постарался вызвать у них суеверный страх, что подействовало на этих грубых людей. Предводитель бедуинов поднялся наверх, чтобы дать сигнал оставшимся поднимать нас, а я, не желая оставаться один на один с людьми, которым не доверял, поспешил за ним. Остальные не торопились вслед за нами, из чего я заключил, что они занялись разграблением гробницы. Я побоялся об этом говорить вслух, чтобы не вызвать еще большего ажиотажа. Наконец, появились и они. Один из них, тот, который поднимался первым, едва достигнув верха обрыва, оступился и полетел вниз. Он погиб мгновенно. Остальные добрались благополучно. За ними последовал их предводитель, а я поднялся последним. Прежде чем покинуть это место, я как смог водрузил на место каменную плиту, закрывавшую вход в гробницу. Я хотел сохранить ее нетронутой для дальнейшего изучения в будущем.

Когда все мы оказались на скале над обрывом, облегчением было вновь увидеть яркое солнце после мрака, царившего в загадочной гробнице. Радовало даже то, что бедный араб, упавший с обрыва, лежал под светом солнца, а не в мрачной пещере. Я был готов спуститься со своими спутниками вниз и предать его тело земле, но шейх не придал значения этому происшествию, он лишь послал двоих из своих людей вниз позаботиться о теле, а мы отправились своим путем.

Когда мы расположились на ночлег, вернулся лишь один из арабов. Он рассказал, что пустынный лев убил его напарника после того, как они, выйдя за границы той страшной долины, похоронили тело в песке и отметили место кучей больших камней, чтобы шакалы или другие хищные звери не смогли выкопать его.

Позже, когда все расположились вокруг костра, я заметил, как он показывает своим друзьям какой-то светлый предмет, с которым обращался особенно аккуратно и с явным благоговением. Я незаметно приблизился к нему и увидел, что это было не что иное, как белая рука мумии, которая защищала красный камень в большом саркофаге. Я услышал слова бедуина, когда он сказал, что нашел ее на теле разбившегося. Ошибки быть не могло, поскольку на руке было семь пальцев. Тот человек, очевидно, оторвал руку от тела, когда мы с шейхом обратили внимание на что-то другое. По реакции остальных я понял, что он собирается использовать эту руку в качестве амулета или магического предмета. Если она и имела магические силы, они предназначались не для того, кто отделил ее от мертвого тела, ведь он погиб сразу же после этого. Вдобавок амулет уже получил свое ужасное крещение: на запястье мертвой руки было пятно красного цвета, как будто ее окунули в свежую кровь.

Ту ночь я провел в страхе, ибо опасался покушения на свою жизнь: если эта рука за свои магические силы была так оценена, какую же ценность мог иметь камень, который она охраняла! Из-за того, что о нем знал лишь предводитель бедуинов, мне было еще страшнее, поскольку он в любой момент мог приказать своим людям схватить меня. Единственный способ, которым я мог защитить себя, — это попытаться не спать ночью и при первой же возможности расстаться с этими людьми и вернуться домой, сначала добравшись до берегов Нила, затем — спустившись вниз по его течению до Александрии. При этом мне придется найти новых проводников, которым не будет известно, какие удивительные вещи имеются у меня.