Проклятие Спящей красавицы
Шрифт:
Кивнув, он двинулся дальше. До обхода оставалось пять минут.
Она полулежала на кровати и смотрела в окно. Жалюзи на нем были раздвинуты, и Ольга видела серое небо, голые ветки вековых осин, птиц, взмывающих с них ввысь, и моросящий дождь.
– Можно попросить закрыть окно, – прошелестела она. – Пейзаж навевает тоску.
Роза выполнила просьбу. А чтобы в палате не было мрачно, включила свет. Она еще и телевизор хотела врубить, но Иван Дмитриевич качнул головой.
– Роза, иди, занимайся делами, мы
Старшая с неохотой подчинилась. Ей хотелось присутствовать при разговоре докторов с пациенткой, но она не нашла предлога, чтобы остаться.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Левон участливо. Пока он стоял, но намеревался опуститься на стул, в данный момент занятый дополнительной подушкой.
Пациентка впервые на него посмотрела, до этого лежала, отвернувшись.
Бодрствующая, она выглядела иначе. Из-за глаз, понял Лев. Они оказались серыми, как небо за окном. На смуглом лице они не только выделялись, но по-особенному играли. Как драгоценные камни, выложенные на контрастную поверхность.
Когда ее глаза встретились с Левиными, пациентка вздрогнула. Он испугался, подумал, что у Ольги судорога, но нет. Она повела себя так, будто увидела кого-то знакомого.
– Вы меня узнали? – спросил Левон.
– А должна?
– Я проводил первичный осмотр, когда вас привезли к нам на «Скорой».
– Вы грузин? – задала очень странный вопрос она.
– Армянин. Меня зовут Левон Гамлетович, и я все еще ваш лечащий врач.
– Вы мне кого-то напомнили, – задумчиво проговорила Ольга, и глаза ее затуманились. – Но не врача. И этот кто-то был грузином, – сказав это, женщина запела. Несмотря на то что голос ее не восстановился, слушать ее было приятно. Хороший слух у Ольги, и песня хорошая, грузинская колыбельная. – Он пел мне ее когда-то…
Левон бросил взгляд на свое отражение в экране телевизора. Кавказская женщина никогда бы не перепутала грузина с армянином, но русской простительно. Его некоторые принимали за турка, другие за грека. Мама же говорила, что у Левы международная внешность. Он был высок, худощав, длиннонос и темноволос. Волосатость у него была средняя, так что ни ковра на груди, ни моноброви. Чисто выбритый Левон мог сойти и за русского, но с примесью кавказской крови. Сейчас же он был с щетиной.
– А что вы еще вспомнили, Оленька? – обратился к пациентке Иван Дмитриевич. Была у него привычка добавлять уменьшительно-ласкательные суффиксы к именам. Да и не только к ним! Таблеточки, капельки и порошочки прописывал он пациентам. А они не дошколятами были, а взрослыми людьми!
– Небо, – ответила Ольга. – Серое, как сегодня. Смотришь на такое, и жить не хочется.
– Вам не хочется жить? – насторожился он.
– Неправильно я выразилась. Тоска у меня ассоциируется с таким пейзажем за окном. Безысходность. А раз я попросила закрыть жалюзи, значит, жить я хочу. Верно?
– В вас жажда жизни неуемна, – воодушевился Иван Дмитриевич. – Вы очнулись спустя много лет, потому что…
– Сколько лет я лежала? – прервала его пациентка.
– А вы как думаете?
Она стала озираться по сторонам, осматриваться, как в первый раз. Пожалуй, так и было. До этого… Ей было не до этого!
– Лет пять, не меньше, – подвела итог своих наблюдений Ольга.
– Откуда такие выводы?
– Мне все в этой палате привычно. В вас тоже. Вы в классических туфлях, брюках, белом халате. Но мой лечащий врач в костюме, как доктор Рос из американского сериала «Скорая помощь». Обувь у него необычная, – а это были всего лишь кроксы. – Но главное – часы. Они какие-то супер-пупер крутые. – На руке Левона был фитнес-браслет. – Но врачи не так много зарабатывают, чтобы позволять себе шиковать. Вывод: такие часы не редкость сейчас. И раз так, прогресс сильно шагнул вперед.
– Какая вы умница, Оленька, – похвалил ее психолог. Левон с ним мысленно согласился. Только из комы вышла, а уже логические цепочки строит. – Но вы все же дольше, скажем так, отсутствовали.
– Можно конкретнее?
– Я отвечу на все ваши вопросы сразу после МРТ…
– Значит, больше. Поэтому мне и зеркала не дают. Я старуха, да? – И спросила она это у Левона. – Руки у меня страшные. Все в венах. Кожа дряблая…
– Это пройдет, – успокоил ее он. – Как и отеки. Они ведь беспокоят вас?
– Меньше всего.
– А что больше?
– Я хочу быстрее пойти. Но ноги не слушаются. Я ими еле двигаю.
– С вами будет заниматься физиотерапевт, и вы не только пойдете – побежите. – Левон поднялся со стула, чтобы пересесть на кровать. – Мне нужно осмотреть вас, Ольга. Опуститесь пониже.
– Потом вы мне дадите зеркало?
– Я бы посоветовал пару дней подождать, – вклинился психолог. – Когда сойдет одутловатость, цвет лица более или менее нормализуется.
– А я не вас спрашиваю, – сказала ему Ольга. Несмотря на то что голос ее был тих, прозвучало это грубо. – И я бы хотела отказаться от психолога.
– Почему? – поинтересовался Левон, начав осмотр с элементарного: проверки реакции зрачков на свет.
– Мне он не нужен. Всегда сама решала проблемы, справлюсь и сейчас. И не спрашивайте, откуда я это знаю, не отвечу.
– Иван Дмитриевич хороший специалист, он нам нужен. Просто вы от него устали. – Лев взглядом попросил психолога удалиться. – Вы помните, как выглядели раньше?
– Нет.
– Значит, зеркало вам нужно, чтобы познакомиться с собой?
– Сколько мне было, когда я поступила?
– Двадцать восемь.
– Я так и думала. – Она по просьбе Левона задрала рубашку. Он отметил, что у нее силиконовая грудь. Когда Ольга только поступила, это не бросилось в глаза. Сейчас, когда тело потеряло форму, это стало заметно. – Когда увидела Розу, назвала ее про себя «женщиной в возрасте». А ей ведь лет пятьдесят?
– Сорок шесть.
– А мне?
– Вам меньше.
– Вам тоже?
– Я посерединке между вами, – улыбнулся Левон. – Кроме имени своего, что еще пом-ните?