Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания
Шрифт:
— Арестовать всех четверых, — покорно добавил Зальбагар, чтобы формально успеть произнести приказ до начала его выполнения.
Гвардейцы побежали, выставив алебарды и занеся над головой пару кривых мечей, громко топая от усердия. Гвендолен смотрела на них совершенно равнодушно, наклонив голову к плечу, и только через некоторое время осознала, что их бег длится слишком долго — словно они наткнулись на невивдимую стену, но продолжают перебирать ногами от отчаяния.
— Только вас не хватало, — Логан вяло махнул в их сторону рукой, сделав какое-то сложное движение пальцами. — У нас тут такие проблемы, а вы под ноги лезете.
Хаэридиан
— Малыш! Меня от этого больше не топорщит! — с досадой заявил Дагадд с интонацией обиженного в лучших чувствах. Выражение неподдельной радости постепенно стиралось с его лица.
— И не будет, — Логан поднялся, стряхивая пыль, осевшую на камзол. — Теперь мы берем из Чаши от каждого потока равномерно. Хотя каждый останется сильнее всего привязан к своей силе, с которой начал. Что меня не особенно радует. — прибавил он хмуро, меряя взглядом выпрямившегося Баллантайна и прижавшуюся к его боку Гвендолен, которую тот обнимал за плечи.
— Что значит каждый? — подозрительно спросила Гвендолен.
— Как разумно отметил в свое время хранитель Алларий, основателей будет четверо.
— Подожди… Мы что, тоже можем теперь… так, как вы… — Гвен запнулась и растерянно поводила руками по воздуху, изображая что-то неопределенное, — стену снести? Или вызвать грозу?
— Каждый из нас теперь может почти все, — с явной тоской произнес Логан. — Но вот что хочет — это вопрос.
— О великие герои! То есть — о могущественные маги! О посланники Непостижимого! Я счастлив, что вы сошли на землю Эбры именно в МОЕ справедливое и разумное правление! — Зальбагар опомнился первым и торжественным шагом двинулся к ним. Возле невидимой черты, где толкались гвардейцы, он чуть испуганно задержался, но ее удалось миновать без всякого труда, и эбрийский султан воспрял духом. — Любое ваше желание — закон для имеющего честь принимать вас в своем дворце!
У его плеча возник до того незаметный Сирри, а за ним угадывались невозмутимые силуэты вандерцев.
Логан чуть слышно вздохнул. Для способного ощущать весь мир как единое целое подобные нескрываемые мотивы были как скрежет ножа по стеклу.
— В твоем дворце мы не останемся. Но если ты так хочешь быть нам полезным, мы попросим об одной вещи.
— Все, что угодно для могучих посланцев неба!
Зальбагар торжествующе оглянулся на Хаэридиана, словно прикидывая, как ловчее столкнуть его с высоко поднятого резного постамента.
— Я от тебя очень устал, — сказал он искренне. — Сколько можно притворяться хуже, чем я есть на самом деле. С души воротило от твоих развлечений, особенно с заключенными. Да я наизусть учил все песни о тебе, которые в Эбре осмеливались передавать друг другу только шепотом и в абсолютной темноте. Знаешь, что я сделаю первым делом? Прикажу открыть ворота тюрьмы, где сидят те, кто их написал!
— Мы сейчас промокнем от слез умиления от такой родственной приязни, — мрачно заявила Гвендолен, отчаявшись найти хоть где-то относительно чистый кусок полотна и поэтому обматывающая кисти Баллантайна своим оторванным рукавом. — Отпусти нас, о великий и единственный властелин Эбры, чтобы мы
— Да, и я дарую Эберу ре Баллантайну полное прощение и право находиться в моих землях, сколько он пожелает, — мстительно прибавил младший султан.
— Похоже, ваше прощение уже не столь важно для меня, — Баллантайн пожал плечами, мягко отстраняя Гвендолен, которая действительно громко всхлипнула над сорванной кожей на его ладони. — И долго находиться на земле Эбры я вряд ли захочу.
. — Давайте к делу, — вмешался Логан. — В трехстах милях к северо-западу на Внутреннем океане располагается остров. Он не очень большой, почти целиком состоит из скал и не особенно дорог тебе в качестве владения. Подари его нам.
Зальбагар наморщил лоб и растерянно оглянулся на Сирри.
— Они просят Эмайну, — уточнил советник.
По лицу Зальбагара было заметно, что он гораздо охотнее учил наизусть ругательные песни о своем дяде, чем названия собственных островов. Но после оставляющего значительные следы раздумья он внезапно просиял:
— Вы собираетесь покинуть Эбру?
— Как это ни прискорбно для нас, — безупречно вежливо выговорил Баллантайн, наклоняя голову.
— Неужели ты не вынесешь разлуки с нами? Крепись, властитель Зальбагар, возьми себя в руки, — снова встряла Гвендолен в своей обычной манере. — Это всего лишь минутная слабость, пройдет.
— Корабли готовы отправиться хоть сейчас, — торжественно заявил Лейвхар, сделав несколько шагов вперед и грянув секирой об пол. Сознание торжественности момента и гордости за свою причастность к созданию истории отчетливо отпечаталось на его лице. — Думаю, что пока вы на борту, ветер всегда будет попутным.
— Я льщу себя надеждой, что высокие гонцы Непостижимого примут мой скромный дар — остров Эмайна — в безграничное пользование, и что он будет им полезен на их достославном пути, — сказал Зальбагар в спину уходящим.
— Наверно, Дагди, когда-нибудь мы к этому привыкнем, — Логан пошел к лвери, не обернувшись. Одну руку он держал на плече побратима, то ли держась за него, то ли помогая ему идти, а другой рукой тащил за плащ спотыкающуюся Гвендолен. Та бесконечно оборачивалась, проверяя, идет ли сзади Баллантайн. — Но сейчас мне кажется очень странным, когда нам дарят то, что мы и так можем сами взять.
Ветер действительно был попутным и после душных закоулков эбрийских дворцов и бесконечного запаха горячего песка казался сладким и кружил голову. На палубе царило с трудом скрываемое, но от того еще более безудержное веселье — за несколько часов до отплытия Нуада явился к кораблю во главе толпы странно выглядевших людей с горящими глазами. Судя по тому, что многие из них прижимали к груди наспех смотанные свитки и тащили мешки книг, они вряд ли пришли наниматься в боевую дружину на корабли. Видимо, это были те самые книжники, которых Логан просил собрать со всего Внутреннего океана — во время разговора в доме Кэссельранда, много-много столетий назад. Все они пребывали в лихорадочном состоянии, бесконечно роняли различные предметы и не договаривали половину начатых фраз. Половина из них не менее десятка раз заглянула через внутреннее окно в каюту, где вокруг стола, положив руки перед собой и мрачно глядя на собственные пальцы, сидели четверо основателей, представляющие разительный контраст с бродящей по кораблю восторженной толпой.