Проклятый бог
Шрифт:
— Мы хотим бежать этой ночью, — Лантея кратко ввела гвардейца в курс дела. — Как только ифриты заснут, я убью охранника, мы освободим рабов и постараемся уйти в лес, как-нибудь миновав псов…
— Я не пойду с вами, — неожиданно прервал девушку Виек.
— Почему? — в растерянности спросила хетай-ра
— У меня нет больше сил.
В этой короткой фразе было столько отчаяния и безнадежности, что Лантея даже не нашлась, что сказать в первые секунды.
— Постой. Просто послушай, Виек, — сбивчиво заговорила она, — мы уже совсем близки к свободе. Скоро все закончится. Этой ночью мы перестанем
— Я же сказал, что не пойду с вами, — непреклонно повторил Виек. — Я устал бороться за каждый новый день жизни. Зачем она мне нужна, если Эрмины больше нет? Я не смог ее защитить, я жестоко искалечен, а все мое существование теперь не имеет никакого смысла.
Лантея заглянула в лицо собеседника. Воин окинул ее совершенно пустым и безжизненным взглядом, в котором не читалось ничего, кроме желания поскорее закончить эту беседу.
— Но ведь ты так долго сражался… Ты терпел эти трудности, чтобы в последнюю решающую минуту сдаться? Ты — неотъемлемая часть нашего отряда, и мы сумеем тебе помочь. Руку можно вылечить, а светлая память об Эрмине навсегда останется с тобой. Она ведь подарила тебе шанс на спасение, шанс на жизнь. Прошу… не отказывайся от него так легко.
— Мою руку можно лишь отрезать, а что я за воин буду без руки? Я зарабатывал себе на пропитание с помощью клинка, я носил титул лучшего мечника Первого Бархана, а так я останусь лишь беспомощным никому ненужным калекой. И зачем мне это подобие жизни, где не будет битв, любимой жены и будущего? Я лишен всего.
Виек говорил очень тихо и вкрадчиво, а его слова пробирали до дрожи.
— Ты ведь так силен, так упрям и отважен. Разве можешь ты взять и просто сдаться? — все еще не верила гвардейцу Лантея.
— Это Эрмина делала меня сильным. До встречи с ней я был обыкновенным наемником, искателем, заблудшей душой… Я мог лишь пить и драться до разбитых кулаков в вонючих переулках. Она дала мне силы бороться, стать лучшей версией самого себя. Я трудом и усердием добился титула Первого меча, поступил в личную гвардию матриарха. Все лишь для того, чтобы она могла мной гордиться. И без нее мне все это вновь стало ненужно. Без нее я вновь сделался обыкновенным слабаком.
— Виек…
— А вот вам действительно стоит бежать. У вас троих еще вся жизнь впереди, вы не одиноки так, как я. У вас еще есть надежда. Потому просто оставьте меня здесь и уходите.
— Я прошу тебя, не говори так… Пойдем с нами. В жизни каждого есть место потерям и трудностям, но это не повод сдаваться и опускать руки. Все можно решить, все можно принять. — По бледному лицу девушки скатилась одинокая горькая слеза. — Они же убьют тебя, понимаешь? Эти ифриты скормят тебя своим кровожадным псам или заставят тяжело трудиться до тех пор, пока ты не умрешь от истощения. Разве это достойный конец? Эрмина любила тебя всем сердцем, ее дух все еще здесь, рядом с тобой, незримо наблюдает за дорогим мужем. Неужели ты хочешь, чтобы она видела, как ты погибаешь от голода или болезни в рабских оковах?.. Она была бы счастлива, если бы ее муж прожил долгую жизнь и всегда помнил о ней.
— Нет. Вы правы. — Гвардеец неожиданно резко повернулся и схватил здоровой рукой Лантею за запястье. — Это недостойный воина конец. Эрмина погибла, как полагается воину, — в бою, в чужой крови, сжимая в руке меч. Я не могу подвести ее и умереть в грязи, подобно псине.
— О чем это ты говоришь? — испуганно прошептала девушка, широко распахнув глаза.
— Клянусь Эван’Лин, я помогу вам уйти, — решительно и твердо проговорил Виек, выпрямляя спину. — Вы сказали, что вам нужно миновать этих черных ифритских собак. Я отвлеку их на себя.
— Что? О, богиня, нет! — Лантея с трудом воздержалась от крика.
— Если я погибну с честью, спасая своих товарищей, то мою жизнь нельзя будет назвать пустой или бессмысленно прожитой. Это будет хорошая смерть для воина.
— Тьма! Да ты с ума сошел? Что хорошего в такой смерти? Ксоло разорвут тебя на части, как кусок мяса!
— Не кричите, посол. — Виек предупредительно посмотрел на девушку, отпуская ее запястье из своего крепкого захвата. — Я буду бесполезен в бою и быстро отстану при побеге, но в моих силах задержать этих псов и их хозяев. А это спасет ваши жизни.
— Я отказываюсь принять эту жертву! Ты или уходишь вместе с нами, или мы все останемся здесь.
— Не спорьте со мной. Это все вовсе не вам решать. Уж позвольте мне самому распоряжаться собственной жизнью. Или вы хотите запретить мне даже погибнуть с честью?.. Поймите, я ведь хочу скорее присоединиться к Эрмине, но мне нельзя посрамиться перед ее светлым духом поганой трусливой смертью.
— Ты бредишь… — Лантея кусала губы, слушая Виека и не зная, как его отговорить.
— Не стойте на пути у чужого счастья. А для меня сейчас единственное счастье — это скорее избавиться от этой боли и слиться воедино с женой, которая давно ждет меня в мире духов.
Гвардеец не сводил проникновенный взгляд своих темно-серых глаз с девушки. И в этом взгляде читалась всепоглощающая тоска, боль утраты, отчаяние и какая-то удивительная пронзительная ясность, словно Виек впервые в жизни четко осознал, для чего он был рожден. И Лантея просто не могла отвернуться в сторону в этот момент и отказать воину, открывшему ей свою душу.
— Пусть будет по-твоему.
Девушка едва смогла прошептать эти судьбоносные слова бескровными губами, чувствуя, как все внутри нее сжималось от ощущения грядущей утраты, а соленые слезы прокладывали по ее щекам мокрые дорожки.
***
Ашарх стоял посередине бескрайнего лабиринта, стены которого были так высоки и неприступны, что из-за них не было видно неба. Бесконечные петлявшие ответвления манили профессора, но каждый раз заводили его в черные чрева тупиков. Лабиринту не было конца, а мужчина все бежал по длинным однообразным коридорам, касаясь руками холодных стен. Всепоглощающая тишина давила на уши, и в какой-то момент Ашарх подумал, что если он закричит, то вся эта иллюзия разобьется, подобно зеркалу. Он уже целую вечность изучал одинаковые ответвления, и наконец ему стало казаться, что из темных углов и тупиков нечто жуткое следило за всеми его метаниями. Что-то изучало его повадки и жесты, молча наблюдало за отчаянными попытками выбраться и все запоминало.